Рокоссовский - Владислав Кардашов

Невероятно тяжелые бои шли и на других участках фронта под Москвой. Южнее 16-й армии за старинный русский город Можайск дрались с фашистами солдаты 5-й армии, которую возглавлял сначала Д. Д. Лелюшенко, а после его ранения – Л. А. Говоров. На Малоярославецком направлении сражались войска 43-й армии К. Д. Голубева, натиску врага с юго-запада, на Калужском направлении, противостояли солдаты 49-й армии И. Г. Захаркина. И всем им было очень тяжело в эти октябрьские дни, всем...

За десять дней боев 16-я армия понесла чувствительные потери как в людях, так и в артиллерии. Представление о напряженности и кровопролитности боев дают цифры о потерях лишь в трех истребительно-противотанковых полках 16-й армии. По сведениям начальника артиллерии армии Казакова, 296-й истребительно-противотанковый полк потерял убитыми и ранеными 108 человек, 12 орудий и 4 трактора, в 289-м полку также было разбито 12 орудий и взорвано 13 тракторов, так как их невозможно было вывести, в 525-м полку по той же причине погибло 7 пушек.

Противотанковая артиллерия армии была истощена, а разведка доносила о появлении у врага новых танковых частей. Это грозило прорывом линии обороны, и Рокоссовский был вынужден обратиться с просьбой о присылке противотанковой артиллерии к командующему фронтом. На счету у Жукова в то время было каждое орудие, все же к утру 26 октября два полка 37-миллиметровой зенитной артиллерии прибыли в расположение дивизии Панфилова.

С утра 26 октября бой возобновился. Нажим врага на Волоколамск усиливался. Теперь против 316-й дивизии действовали, помимо пехотных, не менее двух танковых дивизий. На помощь панфиловцам Рокоссовский перебросил кавалерийский корпус Доватора, подтянул 18-ю стрелковую дивизию. Тем не менее 27 октября, используя крупные силы танков и пехоты, противник начал штурм Волоколамска. Фашистская авиация весь день висела над боевыми порядками частей и соединений Рокоссовского. Прорвав оборону 690-го полка, в 16 часов противник овладел Волоколамском. Он пытался перехватить и шоссе восточное города, идущее на Истру, эта попытка сорвалась: кавалеристы вовремя подоспевшей 50-й дивизии генерала Плиева совместно с артиллерией остановили врага.

28 и 29 октября бои продолжались, в частности, в районе занимаемом курсантским полком Младенцева, и все же наступательный порыв гитлеровцев иссяк. «Тайфун» должен был перевести дух! А это плохой признак для тех, кто хотел быть непобедимым и всемогущим!

Однако Волоколамск был сдан, и это обстоятельство стало предметом расследования специальной комиссии штаба Западного фронта, действовавшей по заданию Ставки. Расследование доставило Рокоссовскому немало тяжелых минут. Комиссии были предъявлены приказы Военного совета армии, планы, оперативные документы, карты.

– Приказа о сдаче Волоколамска не было и не могло быть, – доказывал Рокоссовский, рассматривавший появление комиссии как проявление недоверия к подчиненным и возмущенный до глубины души.

– Однако вы не выделили для его защиты резервов ни в армии, ни в дивизиях, – возражал председатель комиссии.

– Мне неоткуда их взять, – возмущался командарм.

– За счет кавалерийской группы.

– Это исключено! В группе Доватора – две дивизии, по пятьсот сабель, не более, а участок, который ей был отведен, – тридцать шесть километров. Не мог же я оголить фланг армии!

Комиссия вызвала для объяснений Панфилова. Рокоссовский тут же заявил, что гордится соединением Панфилова и больше того, что сделала дивизия, она совершить была не в силах.

– Ничто не может поколебать моего убеждения, – сказал Панфилов, – что сдача Волоколамска – это не потеря стойкости моих бойцов.

– И тем не менее, – настаивал председатель комиссии, – Военный совет армии дал вам категорическое приказание удержать Волоколамск, но Волоколамск сдан!

Разговор был невероятно тяжелым для обеих сторон, все понимали, что Ставка Верховного Главнокомандования не может безучастно смотреть, как войска сдают противнику города, расположенные столь близко от столицы. Ставка требовала стойкости и от солдат и от генералов. Но панфиловцев нельзя было упрекнуть в отсутствии стойкости.

Поэтому, когда председатель комиссии стал утверждать, что Панфилов совершил ошибку, направив на основной участок 690-й полк, недавно вышедший из окружения и потому мало устойчивый, Рокоссовский и здесь защитил своего комдива:

– Решительно не согласен с вами. Я, да и не только я, видел этот полк в бою. Его командир – Семиглазов – энергичный, боевой командир, и полк дрался неплохо. Бойцы имеют опыт, а выход из окружения с боями – это закалка личного состава.

Комиссия вполне объективно разобралась в обстановке, сложившейся под Волоколамском, и лишь отметила в качестве недостатка отсутствие резервов у командарма. Рокоссовский не пожелал согласиться и с этим выводом и в тот же вечер отправил объяснительную записку в Военный совет фронта.

И тогда и позднее он считал, что солдат, сражавшихся под Волоколамском, нельзя упрекнуть в отсутствии стойкости. Вот что писал маршал Рокоссовский спустя четверть века: «Считаю необходимым подчеркнуть, что именно в этих боях за город и восточнее его навеки покрыла себя славой 316-я стрелковая дивизия и действовавшие с ней артиллерийские части, так же как и курсантский полк. Именно эти войска, невзирая на многократное превосходство врага, не позволили ему продвинуться дальше... Вспоминая события тех дней, с гордостью за вверенные мне войска могу сказать: в боях с 16 по 27 октября все они вместе и каждый воин в отдельности сделали все возможное, чтобы не допустить прорыва фронта обороны армии. Они справились с этой задачей, и Родина достойно чтит их бессмертный подвиг».

К сказанному Рокоссовским о подвиге бойцов следует только добавить, что командарм был достоин их.

К началу ноября 1941 года героическими усилиями Красной Армии наступление гитлеровских войск было задержано как на центральном участке, так и на всем советско-германском фронте. Операция «Тайфун» оставалась незавершенной, однако это не значило, что гитлеровское командование отказалось от ее осуществления. Будучи невероятно самоуверенными, а потому и слепыми, гитлеровские генералы все еще не могли отделаться от ощущения, что осталось сделать всего лишь одно усилие – и Москва окажется у их ног. Успех пьянил их, кружил головы и лишал рассудка.

Но тяжко будет им похмелье;Но долог будет сон гостейНа тесном, хладном новоселье,Под злаком северных полей! 

Вермахт неумолимо шел навстречу первому своему поражению во второй мировой войне.

То, что перерыв в сражении будет кратковременным, сознавало и Верховное Главнокомандование, и командующие армиями, сознавал и Рокоссовский. В статье, опубликованной центральными газетами накануне XXIV годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, командующий 16-й армией писал, «что враг еще силен, что впереди жестокие и решающие схватки», и в то же время подчеркивал: «Хотя бои за Москву продолжаются и опасность, нависшая над столицей, не ослабла, уже сейчас можно констатировать провал плана фашистского командования... За каждый шаг на восток он расплачивается огромными потерями в живой силе и технике».

В этой же статье Рокоссовский писал о том, что в одной из последних листовок немцы хвастались, будто 7 ноября проведут на Красной площади парад войск. Но, как и всегда, в этот день на Красной площади состоялся парад войск Красной Армии.

С утра 7 ноября густые хлопья снега затянули белесой полосой улицы Москвы, снег шел на протяжении всего парада, он покрывал танки, орудия и машины, облепил плечи и спины застывших в торжественном молчании бойцов и командиров. Затаив дыхание слушали они вместе со всей страной знакомый, слегка глуховатый голос, голос человека, говорившего с трибуны Мавзолея Ленина:

– Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки! На вас смотрит весь мир, как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей.

Чувствовалось, что Сталин взволнован, что он до глубины души осознает торжественность и неповторимость этого парада в преддверии смертельной схватки. Обращаясь к людям, которым прямо с площади предстояло отправиться в бой, он продолжал:

– Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии! Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая.

На мгновение Сталин остановился, глубоко вздохнул, голос его стал еще глуше и еще тверже:

– Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!