Бремя идолов - Чингиз Абдуллаев

Он не договорил. Дронго понимал, что министр просто боится за свое место.

Боится выйти за рамки предписаний, потому что думает прежде всего о собственном благополучии.

В комнату вошел ректор бакинской консерватории, находившийся в эти дни в Москве. Накануне он взял билет на самолет, собираясь лететь в Баку. Но, узнав о захвате автобуса, сдал билет и настоял, чтобы его пропустили в штаб по руководству освобождением заложников. Это был всемирно известный пианист, композитор, лауреат многих международных премий, успевший стать одним из самых молодых народных артистов Советского Союза.

— Извините… — сказал он, обращаясь к министру. — Я узнал об этом ужасном злодеянии и не смог улететь. Если вы разрешите, я пойду к террористам и предложу им себя вместо детей. Или пусть отпустят хотя бы некоторых из них. Мне кажется, так будет правильно.

— О чем вы говорите? — не понял министр.

— У меня в консерватории учатся сотни детей. Среди захваченных детей — и мои будущие студенты. Разрешите… я предложу им себя в заложники.

— Вы музыкант? — поморщился министр. — Так и занимайтесь своим делом. Если они попросят им что-нибудь сыграть, мы пошлем вас. А пока дайте нам возможность спокойно работать.

— Послушай, — схватил его за руку Дронго, — Президента сейчас нет в Баку.

Назови любого человека в республике, к которому я должен обратиться, чтобы ты наконец понял, сделал то, о чем я тебя прошу.

— Я подчиняюсь только президенту, — вскинул голову министр. — Ты знаешь, у меня особое положение. Я должен оправдать высокое доверие, которое мне оказано.

— Знаю, я все знаю. Но я прошу тебя понять… Я могу спасти детей. А ты обрубаешь мне руки-ноги. Я ничего не смогу сделать, если ты не дашь согласия.

Это в твоей компетенции. Дай мне статус, я тебя очень прошу. Здесь все решаешь именно ты.

У министра было плоское, как блин, лицо. Его выпуклые глаза без ресниц смотрели на Дронго, но, казалось, не видели его. Пухлые губы шевелились, очевидно, он что-то обдумывал.

— Нет, — сказал он наконец. — Если мне прикажут, я выполню приказ. А так — извини.

— Как бургомистр из «Барона Мюнхгаузена», — сквозь зубы пробормотал Дронго. — Если признают, что вы барон, я первый обниму вас, признают, что вы садовник, посажу в тюрьму. Черт с тобой!

Он поспешил к телефону. Поднял трубку, набрал код Баку и попросил соединить его с Председателем парламента. Глава парламентариев был пожилой мудрый человек, когда-то преподававший на юридическом факультете, где учился Дронго. Его соединили довольно быстро, и он попросил Председателя, чтобы тот объяснил молодому министру ситуацию.

Минуту спустя министра пригласили к телефону. Потом Председатель парламента попросил позвать Дронго.

— Ты знаешь, он прав, — сказал глава парламентариев. — Он считает, что подобные вопросы нужно решать с президентом. И обещал, что обрисует ему ситуацию. Он сказал, что очень тебя уважает, ведь вы вместе учились в университете.

— Что ж, — пробормотал Дронго, — возможно, он прав. Извините меня, пожалуйста.

Положив трубку, он вышел из комнаты. Взглянул на летное поле. Автобус с заложниками стоял, окруженный со всех сторон бронемашинами. Дронго едва не застонал. Он вернулся в комнату и позвонил премьер-министру. Рядом стоял ректор консерватории, который готов был его поддержать.

— Кому ты звонишь? — спросил ректор.

— Премьер-министру. Может, он сможет помочь. Может, сумеет объяснить этому типу, что происходит.

— Правильно, — поддержал ректор. — Премьер — интеллигентный человек, он все поймет. Дай мне трубку, я сам его попрошу.

Ректор взял трубку и попросил соединить его с премьером. Сказав несколько слов, он передал трубку Дронго. Тот объяснил суть дела. Премьер-министр говорил несколько минут, объясняя сложность ситуации. Затем вызвал одного из своих помощников и поручил ему «решить все по закону», но министра иностранных дел так и не позвал к телефону. До назначенного времени оставалось тридцать минут.

Дронго бросился к телефону и набрал номер помощника секретаря по международным вопросам.

— Вы можете мне помочь? — с отчаянием в голосе спросил он. — Поймите, я делаю нужное дело. Очень нужное. Неужели вы не понимаете? Вы ведь занимаетесь международными вопросами…

Помощник секретаря был человеком осторожным, мудрым. Он вздохнул и мягко сказал:

— Ты меня тоже пойми. Министр — человек молодой, только назначили. Я не могу на него давить.

Было пять минут шестого, до назначенного времени оставалось двадцать пять минут. Министр иностранных дел уже совещался с министром внутренних дел. Они явно намечали другую кандидатуру. Дронго решился на последнюю попытку. Он позвонил заведующему секретариатом президентского аппарата и вкратце изложил ему суть дела.

Заведующий секретариатом был человеком молодым. Он мгновенно все понял.

— Позовите министра к телефону.

До назначенного времени оставалось шестнадцать минут, когда министр вернулся на свое место. Он даже не взглянул на Дронго.

— Не переживай, — сказал ректор консерватории, обращаясь к Дронго. — В конце концов, это их дело. Они чиновники, и мы ничего не можем поделать. Я как-то раз летел в Лондон на концерт, на котором должен был присутствовать и президент. Но в нашем МИДе мне не дали даже служебного паспорта. Пришлось выкручиваться… Со мной были и другие музыканты.

— И как же вы полетели без паспортов? — заинтересовался Дронго.

Ректор улыбнулся.

— А ты не догадываешься? Мы оформили все через другое ведомство. Заплатили чуть больше — и никаких проблем.

— Но мне-то что делать?

— Позвони кому-нибудь из уважаемых людей. Тому, кто хорошо знает министра, — предложил ректор.

Дронго предпринял последнюю попытку. Он решил позвонить одному из самых уважаемых людей в республике. Еще не старый человек, он уже пользовался уважением миллионов своих соотечественников, к тому же занимал высокую государственную должность. Дронго посмотрел на часы. Оставалось четырнадцать минут. Он сразу дозвонился и объяснил, в чем дело. Человек, которому он позвонил, выслушал его внимательно, не перебивая. И обещал перезвонить на прямой мобильный телефон министра. Когда зазвонил «мобильник» министра, тот отошел в сторону.

— Ты понимаешь, — отчетливо зазвучало в трубке «мобильника», и ректор услышал эти слова, — когда-нибудь наши дети и внуки будут ходить по улицам, которые назовут именами таких людей, как Дронго, таких, как ректор нашей консерватории. Помоги им, сделай так, как они просят. Я знаю их много лет, они очень порядочные люди. Они никогда и никого ни о чем не просят. Но если обратились к тебе с просьбой, значит, действительно надо помочь. Помоги им.

— Не могу, — пробормотал министр. Он уже понял, что зашел слишком далеко, отказывая всем по очереди. И если что-нибудь произойдет, то могут обвинить именно его. — Я не имею права — продолжал он, лихорадочно соображая, какую бы найти причину для отказа. И выпалил:

— А вы знаете, какие взгляды у вашего Дронго? У него прокоммунистические взгляды!

— Эх ты, — раздалось из трубки. — При чем тут его взгляды?..

Ректор, услышавший слова министра, в изумлении уставился на Дронго.

— Тяжелый случай, — сказал он. — Не нужно больше просить. Он не согласится.

— Странно, — вздохнул Дронго. — Я всегда считал его порядочным человеком.

Наверное, должность все-таки портит людей.

До назначенного времени оставалось пять минут.

— К террористам пойдут полковник Демидов и подполковник Раджабов, — объявили в комнате. — Всех посторонних мы просим покинуть помещение.

— Слава Богу, — выдохнул Дронго. — А могли бы послать какого-нибудь дипломата или чиновника.

— Ты знаешь этого подполковника?

— Нет. Но не в этом дело. Я знаю Демидова. Вдвоем мы бы составили крепкую пару. Черт возьми, они связали меня по рукам и ногам.

— Давай уйдем отсюда. Ты слышал, что они сказали про посторонних.

Посторонние — это мы с тобой.

— Пошли, — с горечью в голосе произнес Дронго. — Ты знаешь, наверное, министр прав. Формально я не имею права участвовать в переговорах. Но мне его жаль. Если он уже так изменился, — каким он станет в пятьдесят?

— Он не будет министром, — уверенно сказал ректор. — Знаешь, в чем беда этих людей? Они думают, что получают должность навсегда, на всю жизнь. И не понимают, что должность — это как костюм, который они временно надели, или как стул, на который успели сесть, опередив других. Так что не переживай. Все равно ты останешься Дронго. Когда-нибудь у нас в городе откроют твой музей, как музей Шерлока Холмса на Бейкер-стрит, и ты пошлешь пригласительный билет бывшему министру иностранных дел и бывшему твоему товарищу. Может быть, тогда он что-нибудь поймет. Говорит, что не может предоставить тебе статус потому, что у тебя левые взгляды.

— Стыдно, — сказал Дронго. — Конечно, он формально прав: ведь у него могут спросить, почему именно мне он предоставил статус. Но зачем он прибегает к таким подлым методам? Стыдно…