Чужая война - Вера Петрук

Рана – запоздало догадался он, ощупывая ногу. Наверное, у него началось заражение, а пайрики, керхи и самум были бредом, вызванным лихорадкой. Началом смерти.

Когда его подняли и положили на повозку – уже без мертвецов – Арлинг решил, что галлюцинации продолжились. Впрочем, они были реальными и по-своему милосердными. Кто-то поднес к его губам бурдюк и держал голову, пока он пил. Вода была похожа на настоящую, но Регарди все равно ей не поверил. Он не хотел быть обманутым во второй раз.

– Держись, крес, – прошептал кто-то на керхар-нараге ему на ухо.

Арлинг слабо кивнул и умчался вслед за самумом. Ведь у него тоже были неотложные дела. Оставалось только вспомнить какие.

Как часто ему приходилось просыпаться вот так – не помня ни себя, ни места, ни времени. Арлинг долго лежал без движения, мучительно пытаясь собрать ощущения в единую картину мира. Или в ее подобие. Получалось с трудом, потому что внимание перетягивала пульсирующая боль в правой ноге. Она его и разбудила. Регарди уцепился за нее, чувствуя, как его медленно вытаскивает из пучины забвения, а к сознанию возвращается способность мыслить.

И хотя в голову настойчиво просились звуки и запахи настоящего, он заставил себя вернуться к прошлому. Опасности от внешнего мира не чувствовалось, зато вероятность потеряться в мире иллюзий была велика. Вот он падает со скалы, ловит Сейфуллаха, убеждает его подняться из колодца. Арлинг уже ранен и не надеется выжить.

Каким-то образом он очутился на могильнике керхов. Его могли вытащить керхи, или он дополз туда сам. Вспомнить, что произошло потом, никак не получалось. Сейчас Арлинг был уверен, что мираж пайриков и Нехебкая вызвал яд татуировки на спине. С ним уже происходило подобное – на башне гостиницы «Три Пальмы», когда ему показалось, что на него обрушился водопад. Дальше было яснее. Его заметили керхи, которые привезли на могильник очередную партию мертвецов. У одного из кочевников оказалась верблюдица, которая принадлежала Арлингу, значит, керхи должны были знать о Сейфуллахе. Регарди по-прежнему не допускал мысли, что с Аджухамом случилось что-то плохое.

В ноздри ударил резкий запах костра, а на горячий лоб опустилась влажная тряпица. Арлинг чувствовал аромат и тепло человеческого тела, сидящего рядом, так же хорошо, как и запах белой верблюдицы, привязанной неподалеку. Той самой верблюдицы. Это было хорошо, но он вернется к ней позже. Сначала ему нужно было вспомнить о самуме.

Появление песчаной бури в такыре не имело объяснений, но миражем быть не могло, потому что кочевники ее тоже заметили. И не только заметили, но поверили в его ложь, которая, как ни странно, оказалась удачной. Не имело значения, почему самум вдруг передумал засыпать их песком и повернул назад. Важно было то, что он все еще жив.

А теперь можно было вернуться к настоящему. Он потерял сознание от потери или заражения крови, но кочевники не оставили его на могильнике, а взяли с собой. И сейчас он находился у них в плену.

Тяжелый запах грязных бурнусов, верблюдов, походной утвари, дешевых одеял, купленных у кучеяров, плавал тяжелыми волнами вокруг костра, на котором варилась похлебка из баранины и пеклись знаменитые масляные лепешки керхов. Трое мужчин сидели неподалеку, ожидая ужин, еще двое стояли на страже, один возился с верблюдами. Арлинг лежал у костра, но связан не был. Впрочем, этого не требовалось. На побег у него не было сил, и керхи это знали. Рядом с ним сидели женщина и молодой воин возрастом не старше Сейфуллаха. Керхийка что-то делала с его ногой, а парень заботливо вытирал ему лоб влажной тряпкой. Столь мирная картина никак не вязалась с тем, что он знал о керхах – жестоких и воинственных кочевниках, которые грабили караваны и убивали купцов. Впрочем, подарки судьбы стоило принимать с благодарностью и ничему не удивляться.

– А теперь смотри внимательно, Аршак, однажды тебе придется это делать самому, – сказала женщина, и ногу Арлинга снова пронзила боль. Ему удалось с ней справиться и не выдать себя криком. Еще было рано для знакомства.

Молодой керх что-то пробурчал, но женщина была настойчива.

– Я не вечна, хоть и задержалась на этой земле дольше других. Положи сюда палец. Когда-нибудь ты будешь зашивать своих братьев и сестер. В отличие от этого навьяла они – люди, поэтому тебе понадобиться все твое мастерство и большое чудо, чтобы человек мог выжить с такой раной, как эта.

– Рана очень плохая, – задумчиво протянул тот, кого назвали Аршаком.

– Много ты понимаешь, – фыркнула женщина. – Это же навьял, его ведет сам бог. Он может пережить всех нас.

Они говорили на керхар-нараге. Регарди не понимал многих слов, но суть улавливал. Его считали навьялом. Это было хорошо, но удача никогда не оставалась на его стороне слишком долго. Керхи называли навьялами героев или богов, которые рождались среди людей, чтобы помогать им во время войн или несчастий. Значит, идея, которая пришла ему в голову на могильнике, оказалась успешной. Оставалось соответствовать образу. Плохо, что в свое время он не уделял мифологии керхов должного внимания. Придется изобретать на ходу.

– Никогда не видел настоящих навьялов, – прошептал Аршак, и в его голосе звучал неподдельный интерес. – Я даже не думал, что они могут быть из кресов. Как ты думаешь, он расскажет нам, кем был в прошлом? А вдруг это сам Сих-Гаран? Говорят, не было воина сильнее и ловчее его.

– Дурак, – незлобно обругала его женщина. – Могучий Сих-Гаран никогда бы не родился драганом. Скорее всего, это кто-то из третьеродных. Однако это не умаляет его величия. Любой навьял, спустившийся к людям – дар богов.

– Он сказал, что его послала Рарлапут.

– Что ж, у Рарлапут было много достойных сыновей. Может и так. Нам сейчас нелегко, вот Мать и услышала наши молитвы. Когда этот человек очнется, будь вежлив и не приставай с расспросами. Не все навьялы помнят, кем они были раньше.

– У него повязка слепого. Может, Рарлапут хотела сказать этим, что люди…

– Ничего она не хотела сказать, – сердито перебила его женщина. – Навьял может быть слепым, безруким, безногим – каким угодно. Лучше делом займись. Мне понадобится больше заразихи. Иди, поищи ее. И постарайся, чтобы корни были длиннее.

Аршак хотел было возразить, но, очевидно, женщина была главнее. Молодой керх недовольно встал и затопал прочь. Арлинг не стал следить за ним. Пока он был ему неинтересен.

– Хватит валять дурака, – прошептала женщина и шлепнула его по щеке. – Можно подумать, я не знаю, что ты не спишь.

От удивления Регарди растерялся, но он не мог просто открыть глаза, чтобы женщина догадалась о том, что он очнулся.

– Хорошо, – невпопад ляпнул он.

– Ничего хорошего, – проворчала женщина, снова принимаясь за его ногу. – Еще немного и пришлось бы сделать тебя колченогим. Нельзя так относиться к своему телу. Его надо любить, а не отрезать по кусочкам. Я Цибелла, знахарка.

Арлинг промолчал. Он много слышал о керхских знахарях, но мнения всегда расходились. Кучеяры, в частности Сейфуллах, считали, что они способны поднять на ноги мертвого, но иман их недолюбливал и советовал держаться от них подальше. «От верблюжьей колючки и то больше пользы, чем от их знахарства», – ворчал он.

– А я навьял, – произнес Регарди, но Цибелла лишь фыркнула.

– Не смеши меня. Из тебя такой же навьял, как из меня – согдарийская гранд-дама. Лучше молчи и дай мне закончить с твоей ногой. Если не хочешь, чтобы я пошла за ножом.

Арлинг не хотел, чтобы в руках Цибеллы появился нож, поэтому замолчал. Не каждая керхийка знала о Согдарии, не говоря уже о гранд-дамах. Впрочем, сейчас он уже сомневался, что Цибелла была керхийкой. Едва слышный акцент в произношении, чуть сладковатый запах кожи… Больше всего она походила на нарзидку, но Арлинг не знал, что нарзиды могут жить с керхами. В городе они обычно недолюбливали друг друга.

– Ну вот, – уже более добродушно сказала женщина. – Если тебе повезет, будешь только хромать.

– Хромать?

– А ты что думал? Я не бог. Такие раны бесследно не исчезают. Впрочем, ты еще можешь помолиться Нехебкаю. Возможно, он снова услышит твою просьбу.

Ага, керхийка намекала на случай с самумом у могильника. И она назвала Индигового не так, как обычно звали его кочевники. Лучше бы Аршак не оставлял их одних. С керхом, верившим в навьялов, было бы проще.

– Почему ты помогаешь мне? – спросил он прямо.

– Потому что они думают, что ты навьял, – объяснила Цибелла, кивнув на керхов. – Навьялов трогать нельзя.

– Я спросил не о них.

– Люди верят тому, что им по вкусу, – ушла от ответа женщина. – Неверие – слишком большое испытание души. Если бы ты был просто слепым драганом, не понять как очутившимся в наших землях, я была бы первой, кто перерезал тебе глотку. Договоримся так. Ты продолжаешь притворяться навьялом. Ты молчишь и не задаешь вопросы. Как только твоя нога заживет, ты нас покинешь и пойдешь своей дорогой.