Легкая нажива - Джон Макдональд

По кусочкам начала складываться ужасающая картина. Хью даже не мог себе позволить думать, что собирает такие сведения о женщине, которую любит. Он выковал в себе особую объективность. Ее составляющей было сознание высокой цели, ради которой он затеял все. Эта высокая цель была как бы существом, поддерживавшим его и следовавшим за ним вполшага сзади, но он боялся оглянуться и посмотреть ему в лицо, чтобы не сломаться.

Он записывал любой значительный фрагмент, и, по мере того как начала вырисовываться общая картина, она подсказывала ему, по каким направлениям надо усилить нажим, чтобы добиться завершенности.

В пять часов пятнадцатого июня, в среду, в кабинет решительно вошла Джейн Сандерсон, села в кресло, посмотрела на него с возмущением и любопытством и спросила:

— Не кажется ли вам, что пора бы сказать мне, какого черта вы вытворяете?

— Вы о чем?

— Ах, какая невинность! Господи, Хью, за две недели вы посеяли в отеле такой страх и замешательство! Ладори потихоньку ищет себе другую работу. Люди так любили вас, что готовы были сделать для вас что угодно. Но внезапно вам стало абсолютно все равно, что о вас думают другие. Люди стали бояться вас. Вы развели любимчиков. И теперь мы начали получать массу жалоб от гостей.

— Джейн, честное слово, сейчас я не могу сказать вам, что я делаю и зачем. Одно обещаю: это ненадолго.

— А вы понимаете, сколько вам понадобится времени, чтобы починить то, что вы сейчас ломаете?

— Много.

— Через месяц мы окажемся там, с чего начинали.

— И это я знаю.

— Так зачем же вы это делаете?

— На это есть очень важная причина.

Джейн глубоко вздохнула:

— Сдаюсь. Но когда-нибудь вы скажете мне о причине?

В тот же вечер Хью сидел за маленьким столиком в своей комнате и старательно заносил на бумагу цепь заключений, не обязательно по порядку. Хотя у него не было доказательств ни по одному из них, он был уверен в их точности. Вот как они выглядели:

"1. Где-то вне отеля есть место, куда заманивают крупно выигравших гостей в целях шантажа.

2. Бетти помогала Хейнсу в его планах.

3. Хейнс с ведения и одобрения Марта имел и, возможно, имеет сейчас грязные фотографии, магнитофонные записи или кинокадры, доказывающие участие Бетти в шантаже.

4. Гэллоуэлл выиграл большую сумму денег. Вечером того же дня Бетти видели входящей в его номер. До этого она покинула отель с маленьким чемоданом, а вернулась без него.

5. Хотя запечатанное прощальное письмо было предположительно подложено под дверь самой Бетти, а я об этом никому не говорил, Хейнс и другие знают о нем.

6. Билет на самолет был доставлен в ее номер в восемь тридцать вечера. Она в это время упаковывала вещи.

7. Гиджа Аллена видели в час ночи во вторник выезжающим со стоянки у отеля на машине Бетти. Он был один. Вернулся он в отель через полчаса на такси.

8. Браунелла видели на втором этаже после девяти часов в понедельник, он держал служебный лифт. Потом его снова видели, примерно через полчаса, катящим пустую тележку для белья по наклонной дорожке цокольного этажа.

9. Вечером того дня в неустановленное время Гарри Чарм поставил «линкольн» Эла Марта у выхода с хозяйственного двора в тени за конференц-залом.

10. (Возможно, не имеет отношения.) Во вторник утром Аллен встал намного раньше обычного и при помощи людей Марта начал разыскивать женщину по имени Муриэль Бентанн.

11. «Линкольн» Эла Марта, хотя его в понедельник утром мыли, во вторник был такой пыльный, что его повезли на мойку и обслуживание, недалеко по нашей улице.

12. Браунелл во вторник обращался к врачу из-за какой-то раны или ушиба.

13. Это неопределенно, но, возможно, самое важное из всего. Надо всем этим — какой-то налет секретности. У осведомителей, всех до одного, сложилось полное впечатление, что излишнее любопытство насчет Бетти считается нездоровым. Кажется, существует желание, чтобы она была как можно скорее забыта. Исходит от Марта, Чарма, Аллена, Хейнса и их людей из персонала отеля, поощряется ими.

Итак, если свести все это воедино, то, как ни больно, можно предположить, что Бетти по причине, которая мне неизвестна, была силой увезена из отеля Браунеллом и Чармом — и, возможно, Алленом — на «линкольне» Марта. Мне точно известно, что Аллен выезжал на ее автомобиле, это я перепроверил. Это наиболее беспокоящий меня факт из того, что я узнал. Он указывает на попытку создать впечатление, будто Бетти улетела тем рейсом. Если же она не улетала, то кто-то это сделал, изображая ее. Вот почему следы теряются в Сан-Франциско. Я начинаю верить, что она, быть может..."

Хью не мог написать этого слова, не мог нанести на бумагу этого слова-камня, которое означало бы конец всякой надежды. Он пытался убедить себя в том, что они сильно запугали ее и она не решается вернуться.

Хью понимал, что ему придется еще раз просеять всю информацию, включая дополнительную, которая поступила и поступит от его разведывательной сети, но он подозревал, что пойдут повторы и вряд ли он узнает что-нибудь значимое.

Он просмотрел запись и уже знал, какой шаг будет следующим. Пункты четыре (Гэллоуэлл) и десять (Муриэль Бентанн) взывали, чтобы их расследовали, и этим он займется лично.

В воскресенье, девятнадцатого июня, Муриэль Бентанн проснулась в два часа дня. Прошло более шести недель, как она переехала в эту еще более крошечную и дешевую комнатушку на Перри-стрит. Два маленьких окошка выходили на запад, и солнце, проглядывая сквозь безжизненно висящие желтые выгоревшие занавески, нагрело комнату до невыносимой жары. Муриэль лежала раздетая, исходя потом, на узенькой кроватке до тех пор, пока не пришла к выводу, что больше не заснет.

Хотя за последние сорок часов ей не пришлось выпивать, да и ела она очень мало, ее продолжала мучить тупая ноющая головная боль, как после перепоя. Муриэль подумала, что это от курения и внутреннего напряжения тех часов, что она провела за рулеткой.

«Все это от долгого стояния у чертова стола, — размышляла она. — Как я пролетела в этот раз? Пришла к Дасти — было триста долларов. Я Бог знает сколько раз переходила за четыреста, два-три раза — за шестьсот, однажды было раз плюнуть до тысячи, но каждый раз в решающий момент меня проносило мимо денег, и к трем часам все было кончено».

Муриэль села на край постели, некоторое время собираясь с силами, потом встала, влезла в халат и пошла по коридору в ванную комнату, неся с собой мыло, полотенце, туалетные принадлежности и набор для макияжа. После душа она не решилась сразу рассматривать себя в зеркале, пока не заколола волосы и не накрасила губы. Только после этого она рискнула дать себе беспристрастную оценку. Глаза ввалились, черные круги под ними, но это пустяки — наденет солнечные очки.

Она дружески улыбнулась себе: мол, ничего, годишься еще, девочка, это чудо, что при такой жизни, какую ты ведешь, ты еще не похожа на Синатру в парике.

Вернувшись в комнату, она торопливо оделась, чтобы жара не испортила освежающего эффекта душа. Надела симпатичные серо-голубые шортики, потому что у нее были хорошие ноги, стоившие того, чтобы об их цене поторговаться, и белую блузку без рукавов, со странным карманчиком, на котором был вышит красный вопросительный знак: элементы чудачества в одежде способствуют установлению контакта. Очки, сандалии, плетеная сумочка — и она экипирована предстать миру. После беглой ревизии наличности на лице у нее появилась удивленно-недовольная гримаса — у нее осталось шесть долларов и мелочь.

Перекусив в кафетерии, Муриэль прошла полтора квартала до «Каса Кьюпид», маленького коктейль-бара, который она привыкла называть своей «дневной стоянкой». Им владел и управлял Джимми Кьюпид, крупный дружелюбный человек. Когда-то он колесил по ярмаркам, у него был передвижной тир, но потом избрал более оседлое занятие.

Джимми стоял за стойкой. В помещении не было ни души. Громко шлепая сандалиями, Муриэль прошла к стойке. В зале было темно и прохладно, после солнечного света первое время она чувствовала себя полуслепой.

— Да-а, не очень-то тут весело у тебя, — сказала она, садясь на высокий стул и копаясь в своей сумочке в поисках сигарет.

— Июнь, воскресенье, день, жара — откуда быть народу? Сейчас хоть бесплатно всех пои — все равно не набегут.

Джимми подал ей, как обычно, рейнское с содовой. И, как обычно, за свой счет. Муриэль могла пить за его счет сколько ей вздумается, но много никогда не выходило, потому что она растягивала каждую порцию надолго. У них было что-то вроде соглашения. Контракта они не подписывали и даже не говорили об этом. Но если клиенту она настолько нравилась, что тот угощал ее, то она возвращала Джимми долг — в этом случае ее ром с кока-колой только отдавал запахом рома. Иногда Муриэль вообще получала подарок в виде небольшой суммы — это когда она приводила кавалера или даже компанию. И в этом случае негласный договор продолжал действовать, никаких фиксированных эквивалентов не устанавливалось, иначе на Муриэль падало бы пятно продажной женщины.