Старые девы в опасности - Найо Марш

— Почему вы стали писать Агате? Должен признаться, до вчерашнего дня мы не понимали ваших замыслов.

— Чего я и боялась. Но я не могла высказаться напрямик. Слежка у них налажена самым отличным образом, и мои письма могли вскрывать. На самом деле, как выяснилось, их не вскрывали, потому что иначе они опознали бы в вас моего адресата. Я написала… — Голос, то тихо звучавший, то переходивший в шепот, замер. Мисс Гарбель сдернула капюшон с головы и подняла к Аллейну свое трагикомическое лицо. — Я начала писать из-за таких девушек, как Джинни. Вы видели меня и видели Аннабеллу Уэллс, жуткое зрелище, не правда ли? Гризел Локк выглядела не лучше. Наркотики превратили нас в старых развалин. Джинни ждет то же самое. И таких, как Джинни, много, я называю их детьми бомбежки. Никакой моральной стойкости и твердости характера. На их глазах погибли родители, и с тех пор их преследует постоянное чувство неуверенности и ожидания нового несчастья. Бедным и тем, кто работает, легче. Но другим, богатым, вроде Джинни, если они попадают в подобную компанию… У-ух! Из них немедленно делают Дочерей Солнца, и тогда им конец. Слишком стыдно, чтобы оглянуться назад или посмотреть вперед, или по сторонам, только на него. Поэтому, когда я прочла в английских газетах, что моя толковая родственница вышла замуж за вас, я подумала: «Попробую. Мне недостает ни смелости, ни выдержки, чтобы бороться в одиночку, но я попробую намекнуть им». Так я и сделала. Я слегка удивилась, когда кузина Агги ответила мне, обращаясь как к мужчине, но я не стала ее исправлять. Глупо, но ее ошибка вселяла в меня чувство безопасности. Сколько еще?

— Чуть больше семнадцати минут. Послушайте! Херрингтон и Джинни не вернутся сегодня в замок. Мой шофер и я собираемся подменить их. Удастся ли нам выйти сухими из воды? Что происходит на церемонии?

До сих пор мисс Гарбель говорила быстро и охотно, пристально, по-птичьи, глядя на Аллейна. Но вопрос Аллейна словно обжег ее. Она даже, словно защищаясь, подняла руки и отпрянула.

— Не могу рассказать вам. Я дала клятву молчания.

— Вся эта белиберда про кинжал, огонь и расплавленный свинец?

— Вы не можете об этом знать! Откуда вы знаете? Кто-то нарушил клятву?

— Никто. Я надеялся, что вы нарушите.

— Ни за что!

— Глупый вздор в дурном вкусе. К тому же призванный прикрыть подлость!

— Бесполезно. Я говорила вам. Бесполезно.

— Мой помощник ростом с Джинни и одет в черную рясу. Есть у него шанс выкрутиться?

— Не до конца. Разумеется, нет. — Мисс Гарбель то ли всхлипнула, то ли горестно усмехнулась. — Как только вам это пришло в голову?

— От кого-нибудь потребуют дать клятву… с глазу на глаз?

— Нет… Я не могу вам рассказать… но… от него — нет. Зачем вы это делаете?

— Мы надеемся, что церемония даст нам предлог арестовать Оберона и Баради. И не только это… — Аллейн поколебался. — Мне понятны ваши чувства в отношении этой несчастной девочки, — торопливо продолжал он. — К тому же она англичанка. Тем более я чувствую ответственность за нее. Но в то же время я здесь не для того, чтобы проводить спасательные работы, особенно если они ставят под сомнение успех операции. Более того, если Баради и Оберон заподозрят, что молодые люди сбежали, они заподозрят и предательство. У них все заранее отработано. Они немедленно уничтожат все доказательства своего участия в бизнесе и дадут деру. Если же нам удалось внушить им, что Джинни Тейлор и Робин Херрингтон вернулись, дабы принять мерзкое посвящение, то мы сможем здесь и сейчас узнать достаточно, чтобы выписать ордер на арест. Задержим главарей, допросим мелкую сошку и обыщем замок.

— Я мелкая сошка. Откуда вам знать, что я не предупрежу их?

— Разве не вы только что просили за Джинни?

— Вы сказали, что она в безопасности, — плачущим голосом отвечала мисс Гарбель. Она кусала ногти, искоса поглядывая на Аллейна. — Большего мне и не нужно. Вы просите, чтобы я способствовала своей гибели. Я предупреждала вас: от меня мало толку. Во мне не осталось ничего хорошего. Через минуту я закурю, и мне станет на все наплевать…

— Вы отважнее, чем хотите казаться, — возразил Аллейн. — В течение нескольких месяцев вы пытались заманить меня сюда, понимая, что, если я добьюсь успеха, вы потеряете работу и вам придется отвыкать от наркотика. Вчера утром вы рискнули намекнуть мне, кто вы такая, сегодня вечером вы рискнули, нарушив запрет, прийти в комнату Херрингтона просить за Джинни. Вы человек науки, а значит, обладаете здравым смыслом, любопытством и здоровым скептицизмом. Вы не можете не понимать, что эту глупую клятву молчания вы дали в состоянии наркотического опьянения и что угрозы, которые она содержит, абсолютно вздорны. Вы можете попросту наплевать на нее. Думаю, вы поверите, когда я скажу: в случае вашей лояльности сегодня по отношению к нам вы можете с уверенностью рассчитывать на нашу защиту в будущем.

— Вы не можете защитить меня от себя, — сказала мисс Гарбель.

— Попытаемся. Послушайте! Вы и так уже далеко зашли, почему бы не пойти до конца?

— Я боюсь. Вы представить себе не можете, как мне жутко.

Она сжала руки, похожие на птичьи лапы. Аллейн накрыл их своей рукой.

— Хорошо, — сказал он. — Все в порядке. Вы и так много сделали. Я больше не буду просить вас рассказать о ритуалах. Не ходите на церемонию. Вы можете отказаться?

— Нельзя. Нас должно быть семеро.

— По одному человеку на каждый угол пентаграммы и Оберон с девушкой в черной рясе посередине?

— Они сказали вам? Джинни и Робин? Как они посмели?!

— Считайте, что я сам догадался. Прежде чем мы расстанемся, я хочу попросить об одном обещании, скажем, в память о Гризел Локк. Не курите слишком много марихуаны, чтобы не потерять головы и случайно не выдать нас.

— Я не выдам вас. Это я могу обещать. Но не курить пообещать я не могу и умоляю больше ни в чем на меня не рассчитывать. Но вас я не предам.

— Огромное вам спасибо. Думаю, еще до рассвета я попрошу позволения называть вас Пенелопой.

— Конечно, называйте. Когда мне бывало особенно плохо, — сказала бедная мисс Гарбель, — я утешала себя мыслью о кузене Родди и кузине Агги.

— Правда? — пробормотал Аллейн. От необходимости дальнейших комментариев его избавил заливистый перезвон колокольчика.

Трель привела мисс Гарбель в страшное смятение, Аллейну же она напомнила о стюардах, созывающих на обед пассажиров океанских лайнеров.

— Вот! — с каким-то надрывным торжеством воскликнула мисс Гарбель. — Колокола Храма! А мы, здесь, в чужой комнате, и бог знает, что нас ждет!

— Пойду взгляну, свободен ли путь, — сказал Аллейн.

Он взял трость и открыл дверь. В воздухе стоял густой запах благовоний. На нижней площадке зажгли свечи, в тусклом мерцании вились струйки и кольца пахучего дыма. Аллейн увидел приближающуюся снизу тень, звук колокольчика стал громче. Это был слуга-египтянин. По полукруглой стене плыла искаженная тень его тюрбана, затем появился он сам. Аллейн стоял неподвижно, опираясь на палку и спустив капюшон на лицо. Египтянин поднимался наверх, не переставая звонить. Проходя мимо Аллейна, он сделал приветственный жест и ступил на следующую лестницу.

Аллейн вернулся в комнату. Мисс Гарбель стояла, кусая костяшки пальцев.

— Все в порядке, — сказал он. — Вы можете идти. Если вы ощущаете в себе достаточную смелость и склонность к авантюризму, держитесь как можно ближе к Черной Рясе и, если увидите, что мой помощник вот-вот сделает ошибку, попытаетесь остановить его. Правда, он говорит только по-французски. А теперь вам лучше уйти.

Она задумчиво покачала головой. Затем, словно выходя из гостей, она одернула рясу, поправила волосы и даже протянула Аллейну руку.

— До свидания. Жаль, что мне не хватает смелости, — сказала она.

— Вы проявили немало смелости в последнее время. Я вам очень благодарен…

Аллейн смотрел ей вслед. Выждав тридцать секунд, он задул свечу и вышел из комнаты.

Прихрамывая, он спустился на три пролета по винтовой башенной лестнице. На нижней площадке рядом с дверью стоял зажженный канделябр. Аллейн еще вчера заметил эту дверь. Теперь она была открыта. В воздухе стоял густой туман от курящихся благовоний, так что каждую свечу венчал дымный нимб. Ноги утопали в пушистом ковре, Аллейн смутно различал дверь в комнату Оберона и повторяющийся рисунок на ткани, которой были обиты стены уходящего вдаль коридора.

Сквозь открытую дверь он увидел четыре подсвечника с горящими черными свечами. Следовательно, это была кладовая. Аллейн вошел. Черный бархат поглощал свет, а кадило, свисавшее с потолка, еще более замутняло видимость. Аллейн различил слегка отдернутую занавеску и ряд длинных одеяний за ней. Он не был уверен в том, что один в комнате. Старательно хромая, он подошел к свечам и взял одну.