Автоматная баллада - Андрей Уланов

Ещё? Раскланивающиеся соседи, прислуга… Машку второй женой… бред какой!

«Что-то ты последнее время слишком уж много думаешь, милый друг, — всё с той же противно-ехидной интонацией констатировало его „второе я“. — Слишком часто и слишком не то, что надо бы. Нервишки?» «Может, и нервишки, — благодушно согласился Швейцарец, — а что такого? При его-то нагрузках свой „межремонтный ресурс“ они уже выработали. Наоборот, хуже было бы полное отсутствие тревожных признаков — это, скорее всего, означало бы, что утрачен контроль. А так всё терпимо, тем более что ждать недолго — ну а дома Старик учинит… профилактику».

«Недолго-то оно недолго, — напряжённо произнёс его двойник, — но что-то в этот раз ты, милый друг, рано начал расслабляться. Помнишь ведь, скольких таких вот, преждевременно успокоившихся… поуспокаивали!» «Помню, — ответил Швейцарец, — как же не помнить один из своих любимых крючков. Но ты не прав, ты передёргиваешь — разве я расслабляюсь?!»

— Слышишь? — тихо спросил Шемяка.

Я-то эти звуки услышал, едва мы вышли на лестницу, и уже тогда приготовился вскинуться. Другое дело, что я в тот момент не разобрал, откуда это всхлипывающее почавкивание доносится.

Анна ограничилась коротким кивком, а Эмма тем временем навелась на дверь…

…ту самую дверь на первом этаже, за которой мы с Шемякой сегодня провели… ну, скажем, пару не самых лучших часов его жизни. Хотя мне-то было всё равно — в отличие от людей, я не делю запахи на хорошие и плохие.

— Проверим?

— Вот ещё, — с чувством произнёс Айсман. — Кто бы… или что бы это ни было… пусть подавится! Идём.

Он почему-то спешил, хотя причину его торопливости я понять не мог. Куда, зачем? До темноты ещё полчаса, до берега реки — бывшего берега — мелкашкой доплюнуть. А что пытаться идти на тот берег при свете — занятие, мягко говоря, не способствующее долгожительству, так это как бы само собой разумеется. Вопрос — а куда спешим-то?

Вслух я, разумеется, ничего говорить не стал и ограничился тем, что вроде бы случайно пнул Айсмана углом приклада. Скрытность скрытностью, но уж со мной-то мог бы мыслями поделиться.

В принципе даже странно, что нужное место находилось на той стороне — ведь большая часть скелета располагалась именно на восточном, точнее, юго-восточном берегу бывшей Камы. Ух, как же радостно произносить это слово по отношению к чему-то водному… бывшая Кама. И горсть более мелких здешних речушек, — отчего-то, к слову, аккуратнейшим образом обозначенных на карте Эмминой хозяйки — все эти Мулянки, Данилихи, Пыжи, Толожанки, Огаршихи… все они тоже — бывшие! Не понимаю, чем думали люди, закладывавшие своё поселение в столь богатом водой месте… впрочем, судя по довоенным картам, тогдашних людей вообще отличала какая-то противоестественная тяга к воде. Это наученные горьким опытом нынешние старательно выбирают себе местожительство подальше от рек, морей и всяких других проливов.

— Алекс, — негромко скрипнула Эмма. — Как считаешь ты, через какой мост нам будет лучше идти?

— Мост? — недоумённо переспросил я. — Конечно же, ни через какой. Мы пойдём по дну.

— Но разве по мосту не будет проще?

— Будет, разумеется. И потому, — сказал я, — так же будет выглядеть логичным предположение, что оба моста контролируются. «Механиками смерти»… или кем-нибудь ещё.

— Но…

Мы как раз миновали последний перед бывшей рекой дом, и Эмма замолчала, вместе со своей хозяйкой сосредоточенно изучая район предполагаемой переправы.

Сам я никуда особо дёргаться не собирался — общий вид и с Шемякиного плеча открывался неплохой, а уделять чему-либо более прицельное внимание… ещё успеем.

Ил. Чёрный потрескавшийся ил, запечённый солнцем до сравнимой с бетоном набережной крепости. Рыба — в виде скелетов. Примерно в той же степени сохранности всякая водоплавающая ерунда: дюжина моторок, две баржи, один буксир и ещё один — то ли речной трамвайчик, то ли землечерпалка. Достоверная идентификация была затруднена расстоянием и сумерками. В таких условиях понять без хорошей оптики, к какому именно виду принадлежало «при жизни» полуразвалившееся ржавое корыто, весьма и весьма затруднительно. И, разумеется, мусор. Причём в количествах, вроде бы, по моим автоматным представлениям, с существованием тех же рыб мало совместимых. Впрочем, не исключено, что вся эта рыба ещё до войны приплывала сюда с конкретной целью — сдохнуть.

— Как пойдём?

— Как стемнеет, — хмыкнул Сергей. — Так и пойдём. Потихонечку.

— Главное, — добавил он, — не дать луне высоко подняться. Потому что тени от всех этих бочек и прочего хлама — наш самый лучший друг. Они нас не хуже шапки-невидимки защитят и укроют. С ними…

Он замолчал, пристально вглядываясь в правый, ближний к нам сейчас мост. Вот, опять что-то сверкнуло на том берегу, ослепительно-красно мигнув лучами заходящего солнца.

— Кажется, мотор, — неуверенно предположила Анна. — Едет кто-то…

Я уже кувыркнулся с плеча, на лету выщелкнув приклад — упёрся в плечо, чуть качнулся, ловя прицелом цель… и увидел.

Это была машина, что-то из довоенных легковушек, «Москвич» или «жигулёнок», она мчалась через мост на хорошей скорости, яростно виляя, — ещё бы, представляю, в каком состоянии там дорожное покрытие, — и уцелевшая треть лобового стекла выглядела настоящим лоскутом боевого знамени, ярко-алый треугольник на фоне темнеющего неба.

Машина доехала почти до середины моста, когда с нашего берега, словно опомнившись, длинной строчкой прогремел крупнокалиберный. Он бил наверняка, первые же пули вышибли из автомобиля фонтаны искр, будто мощной электросваркой провели. Легковушка дёрнулась вбок, протаранив ограждение, — я почувствовал, как скрежет раздираемого металла заставил Шемяку болезненно поёжиться — и улетела вниз. Скорость, как я уже сказал, у неё была хорошая — километров шестьдесят — шестьдесят пять, и потому траектория полёта вышла достаточно пологой. Хотя в итоге всё равно свелась к почти отвесному пике. Взрыва не было, в небо потянулся лишь вялый дымок — и даже еше одна длинная очередь нашего крупнокалиберного приятеля не очень помогла делу, бронебойно-зажигательные пули способны пробить металл, но гореть они обычно заставляют лишь то, что этот металл призван был защищать.

— Был побег на рывок, — опуская меня, вполголоса продекламировал Шемяка. — Наглый, глупый, дневной. Вологодского — с ног, и — вперёд головой.

— Почему же, — задумчиво, словно раздумывая вслух, спросила Анна, — он не стал дожидаться темноты?

— Ну, это просто… ночью он и без пулемёта на первых двадцати метрах бы улетел.

Он проснулся сразу, едва только звук глухого удара о крышу перекрыл на миг ровный перестук вагонных колёс. В принципе один удар сам по себе ничего не значил. Он мог быть вызван чем угодно, начиная от прыгучей и любящей бесплатные путешествия древесной гиены и заканчивая таким же, как сами они, пассажиром, которому зачем-то приспичило среди ночи прогуляться в другой конец поезда. Но Швейцарец в подобное везение не верил и секунды.

— Ч…

Тайна открыла глаза почти одновременно с ним, и Швейцарец едва успел прихлопнуть её ладонью, задавив уже готовый вырваться удивлённый вскрик. Тоже услышала? Нет, решил он, скорее всего, почувствовала меня… но всё равно — молодец.

— Ти-ха.

На крыше стукнуло ещё раз. И ещё.

«Идиоты, — тоскливо подумал Швейцарец. — Плохо недооценивать противника, это чревато, но майн гот, как говорит Старик, какие же они ленивые, тупоголовые непредусмотрительные идиоты. Неужели взять с собой широкую доску, по которой можно было бы перейти на крышу нужного вагона без шума, — это настолько сложно? Бум. Да сколько же вас там, козлов… горных, судя по топоту? Четверо? Пятеро? Или будут ещё кандидаты на звание первых дураков сезона?»

— Закрой глаза и не шевелись, — приказал он девушке, убирая ладонь. — Что бы ни случилось. Поняла?

— Да.

— И постарайся не издавать никаких звуков. Тогда всё будет хорошо.

— Я знаю.

Тайна прошептала это настолько уверенно, что на какую-то долю секунды Швейцарец даже позавидовал ей. Девчонка верила в него, своего героя, среди бела дня похитившего прекрасную принцессу из лап дракона… хотя, мысленно усмехнулся он, правильнее было бы сказать о драконе, похитившем с алтаря языческих жрецов приготовленную к закланию девственницу. Подходящий сюжет для легенды, незатасканный… и кто знает, может, через пять-шесть веков какой-нибудь будущий Ганс Христиан или Шарль-с-Пером…

Девчонка верила в него, а вера знает лишь два состояния, да-нет, верю-не верю, чёрное-белое — и никаких тебе серых оттенков. Вера не утруждает себя расчётами вероятности и процентами. Ей нет нужды задумываться — а что будет, если те пятеро наверху сейчас вдруг тупо начнут дырявить крышу? Как велик шанс, что среди первых же выпущенных очередей найдется одна-единственная пуля, которая захочет лично изучить толщину его лобной кости? Делим площадь вагона на интеграл профиля, умножаем на темп стрельбы… ну-ка, что это за скрип?