Блеск клинка - Лоуренс Шуновер

Карл не только укрепил свои позиции. Вид французских армий по другую сторону широкого Рейна и в высоких Альпах пробудил в Европе уважение к могуществу Франции, которого не было на протяжении нескольких поколений.

Жак Кер направился на юг в Монпелье, опасаясь, что всеобщее падение нравов, которым сопровождалось заключение мира, проникнет и в его торговую империю. Но он нашел ее в хорошем состоянии под умелым присмотром своего секретаря Бернара де Кози.

Де Кози ранее способствовал карьере Кера, обеспечивая ему поддержку широкого круга влиятельных друзей и богатых вельмож. Де Кози убедил их, что они сослужат службу Франции, поддержав честолюбивые коммерческие начинания молодого купца. Они согласились, и де Кози извлек из этого большую выгоду для себя, подобно тому как удачливый торговец получает комиссионные. Но он давно уже перестал быть необходимым или полезным Керу; без услуг этого дворянина средних лет вполне можно было обойтись, и министр лишь благодаря своей высокой порядочности продолжал держать Бертрана на должности, которая была синекурой.

В то время как выдающиеся события в христианском мире перекраивали историю, Пьер каждый день ходил в душные доки порта Лейтс, сопоставляя разгружаемые с кораблей товары с записями, которые так высоко ценили и так тщательно оберегали капитаны.

Заключение мира породило некоторую опустошенность в сердце старого графа де ла Тур-Клермона, который чувствовал, что кончается целая эпоха. Он отождествлял всю свою жизнь с неугомонным поколением, которое сражалось при Азенкуре. Он не воевал уже двадцать девять лет, но теперь, когда наступил мир, ему казалось, что он лишился призвания. Пока война продолжалась, хотя бы номинально, он переносил боль в покалеченной ноге так, будто это была свежая рана. Но когда объявили мир, он стал жаловаться, что его страдания удвоились.

В провинции Лангедок, которой деятельность Кера и благоволение короля обеспечили процветание, жил сенешаль Безье, родственник графини Адели де ла Тур-Клермон. Один из его замков располагался неподалеку от деревушки, которая называлась Ламалоу. Замок был небольшой, а район чрезвычайно удаленный и заброшенный. Графиня не видела своего кузена много лет. Теперь все дороги были открыты. Границы носили дружественный характер. Путешествие стало возможным, и сенешаль прислал кузине письмо, в котором выражал желание вновь увидеть ее и приглашал всю семью посетить его имение. Письмо гласило:

«Вид гор восхитителен, а леса полны дичи. Воздух чистый и бодрящий, и если сэр Роберт все еще страдает от старой раны, я рекомендую маленький родник в моем имении, вода в котором и зимой, и летом такая горячая, что рука не выдерживает. Ходит много разговоров о целебной силе источника, который очищает тело как снаружи, так и изнутри. Он заставит ваши щеки походить на цветущие розы, дорогая кузина, и несомненно вернет молодость графу, вашему мужу».

Это предложение показалось графине превосходной идеей. Сэр Роберт всегда интересовался тем, что помогало ему забыть свои огорчения. Луиза, которая с годами стала очень набожной, не видела причины покидать Клермон, поскольку в этом преходящем мире одно место похоже на другое. Но Клер была в восторге.

Бернара информировали о намерениях семьи, и новость повергла его в нервное возбуждение и ожидание. В редком дорогом зеркале, которое он импортировал из Венеции около года назад, он различал седину на висках. Он вспомнил о Луизе, которая столь долго и решительно отказывалась стать его женой. Ей понравятся эти признаки зрелости. Потом он подумал о Клер, которой было теперь около девятнадцати, и его лицо в зеркале показалось ему вялым и старым. Клер это ни за что не одобрит.

В пользовавшейся дурной славой части города жила старая колдунья, которой покровительствовали многие пожилые джентльмены. Она продавала в маленьких пузырьках чудодейственное снадобье, но Бернар был еще достаточно молод, чтобы думать об этом. За вознаграждение она могла также покрасить волосы так, что это было почти незаметно. Неделями де Кози каждый вечер упражнялся в верховой езде, чтобы держать в форме коня, как он говорил, и мало-помалу седина исчезла из его волос, так что даже Жак Кер похвалил его стройность и моложавый вид.

Де Кози сказал Пьеру, на которого он переложил многие из своих обязанностей, что граф де ла Тур-Клермон со свитой будет проезжать через Монпелье в июне. Де Кози обещал лично засвидетельствовать графу уважение от имени Пьера, если Пьер того желает.

— И это называется, — подумал Пьер с оттенком грусти, — большим одолжением.

— Умоляю, сделайте это, милорд, — произнес Пьер вслух, передразнивая манеру отвечать самого де Кози.

Примерно за две недели до появления сэра Роберта и его семьи в Монпелье, когда прохладные сумерки и ласковый бриз пришли на смену одному из самых жарких дней весны, которая в этом году наступила рано, Жак Кер увидел с балкона библиотеки тройные треугольные паруса «Святой Евлалии», старейшей каравеллы, флагмана его флота. Она была дорога его сердцу, во-первых, потому что с ней были связаны сентиментальные воспоминания о начале его карьеры, и во-вторых, потому что еще совершала проворные и прибыльные путешествия. Он резко ударил по нефритовому гонгу.

— «Леди» приплыла, де Кози! — воскликнул он. — Это хорошая новость, друг мой.

— Она сильно опоздала, милорд, — ответил Бернар. — Я боялся, что она пропала. Господин министр вновь добился заслуженного успеха в своих начинаниях.

— Спасибо, Бернар. Бог милостив к Франции. Посмотрим, что Джон из Венеции привез нам на этот раз.

Паруса были спущены и судно пошло на веслах с проворством, которое подсказало Пьеру, находившемуся на причале: вся команда знает, что хозяин наблюдает за ними, и хочет показать высокий класс.

На вершине грот-мачты трепетала орифламма — священное знамя Франции, красный шелковый вымпел самого короля. Немного ниже развевался флаг Кера с алым венцом из сердец, а на бизань-мачте был поднят длинный вымпел в честь Святой Евлалии, цвета пламени и в форме языков пламени, как бы отказывающихся причинять ей мучения.

На шкафуте корабля сверкали светлый щит Джона Джастина, благородного венецианца, который командовал каравеллой, и щиты всех членов команды, имеющих право на ношение оружия. Некоторые из них сейчас работали веслами, направляя судно к причалу.

Использование галерных рабов практиковалось, и многие несчастные проводили жизнь за веслами в прибрежных водах, но брать их в дальние плавания было невыгодно и неблагоразумно. «Святая Евлалия» возвращалась из Трапезунда, за Константинополем, а может быть, и из более далеких мест. Все члены команды были свободными, это были лучшие люди Кера.