Ринго Старр - Алан Клейсон

Тут и там в особняке были развешаны золотые диски и сувениры, напоминающие о прошлом, которое благодаря столь немыслимой развязке приобрело некую романтическую ауру. Над главным камином вполне уместно смотрелся портрет Джона и Пола. Интересно, что нигде нельзя было обнаружить никаких следов ударной установки («когда мы не записываемся, я не играю»), зато дом был просто–таки напичкан всевозможными электронными новинками, которые в техническом отношении намного превосходили оборудование, стоявшее дома у Джонса, Леннона, Маккартни и Харрисона. По всем углам были натыканы световые установки, магнитофоны, стереофонические пишущие плееры, и — даже в туалете — телевизоры, каждый из которых показывал новый второй канал Би–би–си. На каждом из двух проекторов можно было посмотреть художественные фильмы или домашние записи, например, цветной двадцатиминутный ролик, на котором был записан глаз Морин с очень близкого расстояния; другой запечатлел панораму, снятую с детских качелей.

Старший сын Старки родился в Queen Charlotte's Hospital 13 сентября 1965–го. Журналистам сказали, что мальчик родился на месяц раньше положенного срока. Выбрать имя для мальчика обычно сложнее, однако, когда Ринго объявил, что назовет своего сына Зак, среди газетчиков прокатился ропот ханжеского возмущения. Ринго, который терпеть не мог, чтобы его имя сокращали до «Дика», объяснял свой выбор тем, что «Зак — красивое сильное имя, и его никак нельзя сократить. Это то, против чего я всегда восставал». Чтобы «поддержать» Ринго, некоторые молодые родители тут же окрестили своих сыновей «этим безумным ковбойским имечком, которое все время вертится у меня в голове».

Заку было не по себе, когда «его называли моим сыном», поскольку предсказание Старра: «к тому времени, когда он вырастет, я уже не буду играть рок–н-ролл» — не сбылось. Тем не менее Зак был окружен гораздо большей отцовской заботой, чем дети других битлов; на этот раз он последовал совету Элси и проводил все свободное время у кроватки своего отпрыска. Поскольку Ринго часто играл с Заком, многие из его друзей считали, что он — прекрасный отец, хотя до 1966 года, когда «The Beatles» решили прекратить все публичные выступления, Старр сменил пеленку один–единственный раз, пока они не наняли почтенную няню.

Избавив их от наиболее неприятных моментов в воспитании ребенка, присутствие няни позволило Старрам — как и Леннонам — принимать вечерние приглашения в Лондоне: например, пойти с Джорджем в Walthamostow Granada на концерт «The Walker Brothers» и Роя Орбисона, который выступал с загипсованной лодыжкой, или на премьеру «Alfie», где Силла исполняла заглавную песню. С наступлением заката к Ринго всегда приходило праздничное настроение, и ему не слишком улыбалась перспектива утопить его в мягком диване, когда так хочется поделиться этим праздником с другими. Поэтому его походы по клубам Уэст–Энда не прекращались ни на один день («в Уэйбридже у нас много знакомых, но совсем нет близких друзей — из–за нашего положения, мне так кажется»). Однажды после концерта в Кардиффе — последнего в турне «The Beatles» по Великобритании — Старр несся на автомобиле через всю страну, чтобы не пропустить рождественскую вечеринку в клубе Scotch of St James.

Старр мог пойти потанцевать в это и другие питейные заведения вроде Tiles и Sybilla's, где у Харрисона была своя доля акций, или прошвырнуться в Revolution в Мэйфэр, чтобы послушать Ли Дорси или «The Ike and Tina Turner Revue». После Revolution Ринго держал курс на Flamingo на Уордор–стрит, Marquee или Crazy Elephant, чтобы пообщаться со стилягами — обычно это происходило под утро, так что мало кто доставал его с автографами. Вместо этого Ринго мог отрываться под «Zoot Money's Big Roll Band» Криса Фэрлоу, «The Spencer Davis Group», «The Graham Bond Organization» или — уже не так часто после выхода его сингла Номер Один 1964 года с песней «Yeah, Yeah» — Джорджи Фэйма; все из вышеназванных исполнителей попали под влияние черных американцев — Дионн Уорвик, Стиви Уандера или Руфуса Томаса. Flamingo, который называли «Самый свингующий клуб Свингующего Лондона», конечно, не мог сравниться с Harlem Apollo, зато он был, по мнению Ринго, единственным английским клубом такого рода, а в Соединенных Штатах они «не могли никуда выйти. Это было на самом деле большой проблемой. Мы хотели бы послушать «The Supremes» в клубе Сора и даже съездить в Нэшвилл, не говоря уже о Гарлеме».

Иногда он и сам был не прочь пойти и поиграть с кем–нибудь. Однажды летним вечером он и Денни Лейн из бирмингемской «Moody Blues» на басу на маленькой сцене одного из клубов Сохо играли в «наверное, самой отвратительной группе, в которой я когда–либо участвовал».

Завершив этот ночной поход танцами до утра в Ad–Lib, Ринго с гораздо большим удовольствием ехал отсыпаться в Sunny Heights, чем в квартиру на Монтегю–сквер, где невозможно было укрыться от постоянного городского шума. Однако, будучи по натуре горожанами, Мо и Ринго понимали, что не задержатся в Уэйбридже надолго. Хотя Старр был большим любителем и знатоком кино, он не оборудовал в доме комнаты для просмотра фильмов и даже не повесил подходящего экрана, предпочитая направлять проектор на голую стену. Он так и не стал строить бассейн, объясняя это тем, что «в нем нет никакого толку — я могу сходить к Леннонам, они живут в двух шагах».

Другие районы страны, а особенно те, которые находятся далеко от Лондона, остановились на стиле пятидесятых годов, и малейшие столичные «нововведения» — вроде яркой хипповской одежды или пышной прически в стиле «Small Faces» — приживались там крайне тяжело. Одежда, которая вышла из моды в Лондоне еще в 1964 году, огромным успехом пользовалась у деревенских жителей; эти парни надевали ее на танцы и занашивали до дыр. Некоторые регионы, однако, шли в ногу с Лондоном, а иные даже опережали его. Например, антикварные магазины в Алдершоте преуспевали во время бума на викторианскую военную форму. Первые строчки хитпарадов занимала чудаковатая старомодная музыка вроде «Winchester Cathedral» в исполнении «The New Vaudeville Band» 1966 года — с церковными медными духовыми и пением в мегафон — и песенки «Whistling Jack Smith» «I Was Kaiser Bill's Batman». «The Mojos» и «The Fourmost» устроили своеобразное состязание: первые выпустили кавер–версию старинной «Goodbye Dolly Gray» из фильма «Great War», а вторые — переиграли «Aunt Maggie's Remedy» Джорджа Формби, причем обе имели оглушительный успех.