Невеста по договору - Виттария Войс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Решив не открывать, стояла у окна, придерживая тяжелую красную штору. Видимо не дождавшись ответа, дверь тихонько отворилась. Трамий вошел и закрыл за собой двери. Он остановился недалеко от порога, оглядел и меня, и комнату.
— Все понятно. Я велел несколько иное… — он неспешно пошел по комнате, однако ко мне приближаться не спешил.
Сел в одно из кресел и начал вертеть в руке, небольшой обруч, не бросавшийся до этого в глаза.
— Расскажи мне, Джес, как снять с тебя эти украшения? — он дернул бровью, проскользив взглядом от руки и до лица. — Твой бывший супруг, их на тебя надел?
— Ну почему же бывший? Все еще нынешний. — мужчина никак не отреагировал. — Да, именно он. И снять их может тоже, только он.
Он задумался, крутя обруч, отблескивающий от света, проникающего из приоткрытого окна.
— Ну, если ты права, и он сюда доберется, ему придется их снять. Или расстаться и с твоей жизнью, и со своей. — от уверенного и размеренного тона, кожа покрылась мурашками.
Он не лгал, и не пытался меня запугать. Лишь говорил то, что собирался сделать.
— Ориза сообщила мне, что ты недостаточно подвижна. Будешь теперь ежедневно гулять, со мной или моими братьями. Больше тебе ни с кем говорить нельзя. Элиф и Аюль, к себе не подпускай, ты сейчас стоишь выше них, они не смирятся. Без сопровождения комнат не покидай.
Что-то свод правил становился все длиннее, а клетка тюрьмы все уже.
— Ночами я буду приходить.
— Нет! Не надо. Я прекрасно сплю и самостоятельно. — руки отчаянно вцепились в ткань штор.
— Вот и будешь спать. — он усмехнулся. — Если хочешь, то уже порви эти кошмарные шторы! — он кивнул на мои руку, и, ослабев они упали. — Ты слишком ценна сейчас, что бы я заставил тебя лечь со мной. Но как только придет время…
Он встал с кресла и, подойдя ко мне вплотную, невесомо провел по волосам от макушки и до кончиков. Пока сконцентрировала все свое внимание на этом жесте, он одним молниеносным движением обраслетил мою свободную руку, тем тонким обручем, что все это время крутил в руках.
— Что это?! — схватилась за руку, пытаясь снять, но браслет сел плотно.
— Моя метка. Смотри. — поднял мою руку повыше к глазам и указал на вязь узоров вдоль всего браслета. — Это знаки моего клана. Сбежать надумаешь, тебя вернут мне.
Да на меня только что, как на собаку бирку с обратным адресом нацепили! И как бы я не буянила, не могла вырвать руку у мерзкого восточника. Он лишь крутил ее, ловя блики от обруча. Он не доставлял мне боли, но так паршиво я себя чувствовала редко.
— Тебе придется ее снять, как только за мной придут! Пожалеешь! — шипела, похлеще местных змей.
— Ну-ну, красивая, не торопись ты так, может и не нужна ты никому… Скольких уж мы за столетия умыкнули, никто их и не искал! — нет!
— Врешь!
А внутри все леденело, от мысли, что он может говорить правду. Да они крали, чужих жен и дочерей, но это было так давно! С ума сойти!
Он улыбался, наблюдая за моими трепыханиями, и все-таки выпустил мою руку. Смотрел в мои глаза и наверняка видел, все, что в них в этот момент отражалось.
Фабиан найдет меня, не сможет он, смогут отец и братья! Не может же быть, что меня здесь покинут?! Надо лишь продержаться до их прихода.
— Ложись-ка спать. — он потащил меня к кровати, без труда преодолевая мое сопротивление.
Усадил меня на кровать, а сам взял из, принесенной ранее, вазы апельсин и стал его чистить, стоя посреди комнаты, и буравя меня взглядом. Решительно отказывалась действовать по его правилам, продолжая сидеть, и возвращать ему его ненавистный уверенный взгляд.
— Любишь апельсины? — процедила сквозь зубы.
— Да, очень. Пахнут как мое детство. — откинул кожуру и разделал на дольки фрукт. — Завтра прогуляемся в сад, где они растут.
— Не хочу.
— Не упрямься, подумай хотя бы о своей малышке. Ей нужно, что бы ты двигалась. — знал, на что давить, гад!
— Ты так и собираешься, здесь торчать?! — пальцы комкали холодные простыни.
— Да. Я буду здесь. Каждую ночь. Привыкай. — он усмехнулся, и во тьме мелькнули его белые зубы. — Не бойся, я тебя пока не трону. Мне нужна здоровая дочь.
— Пошел ты! — опять вскочила на ноги, поливая его яростным взглядом.
Он оказался рядом так мгновенно, что у меня перехватило дыхание. Жесткие пальцы, больно сжали щеки, вдавливая нежную кожу в острые клыки, которые пришлось отрастить, переставая контролировать себя. И сколько бы я не пыталась оторвать от себя его руки, он моих усилий вовсе не замечал, нависая как неотвратимое бедствие.
— Покорность, Джес. Учись покорности, пока не поздно. Такого обращения я не потерплю. Не сможешь говорить уважительно, замолчишь навечно! — он оттолкнул с такой силой, что я опрокинулась на кровать, пружиня на ней.
Выдернул из-под меня простынь, и, залезая на кровать, заставил меня ползти к изголовью. Но меня быстро вернули на место жесткие руки. Не успела я закричать, как меня накрыла простыня, а открывшийся для крика рот закрыла горячая ладонь.
— Тшшш. Ты будешь спать, а я буду в комнате. И так будет каждую ночь, хочешь ты того или нет. — он соскочил с кровати быстрее чем успела моргнуть.
Лежа, и все еще дрожа от собственного страха, не смогла заставить себя перевести взгляд с потолка и поискать в комнате мужскую фигуру. Воздух был наэлектризован, и было тяжело вздохнуть, будто сейчас начнётся гроза.
Воцарилась полная тишина, и даже дыхание стало тише. Закрыв глаза, постаралась притвориться спящей, но мое сердцебиение никак не хотело останавливаться.
Так и тряслась до рассвета, не размыкая век, и прислушиваясь к каждому шороху. Зря опасалась. Трамий ушел с рассветом, тихо притворив за собою дверь.
Глаза тут же открылись, и я села, скидывая простынь.
Что же делать? И застонала в голос, не понимая как выкрутиться…
Пересекая расстояние, занявшее несколько часов, по воздуху извелся весь. Раздражало абсолютно все. Даже то, в каком ритме дышал собственный брат. Счастливые лица, некоторых из пассажиров, просто выводили из себя. Только пара невротиков вызывало чувство злорадного облегчения. Не мне одному плохо.
В Орлиме нас уже ждет Савиан, и не только он. Девил и Скотт уже оттаптывают границу, но без прямой наводки сунуться, пока не рискуют.
Горящее в груди пламя стало ноющей болью, резать изнутри, не
