Все романы в одном томе (сборник) - Джордж Оруэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Священник взошел на маленькую, приспособленную для церковных нужд школьную кафедру, достал стопку листочков и, откашлявшись, возгласил:
– Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь!
– Не тяни, Христа ради! – в унисон бормотнул Эллис.
Минуты текли, мерно рокотали слова проповеди, Флори не слушал, погруженный в мечты. Когда они будут вместе, вот когда они будут вместе, все…
А? Что? Что такое?
Замерший на полуслове священник, сняв пенсне, огорченно указывал им на кого-то в дверях церкви, откуда неслось наглое, хриплое:
– Пайк-сэн пэй-лайк! Пайк-сэн пэй-лайк!
Все повскакали со скамей и обернулись. Добившись общего внимания, Ма Хла Мэй оттолкнула у порога старого Мату, вошла и завопила, грозя кулаком:
– Пайк-сэн пэй-лайк! Пайк-сэн пэй-лайк! Да, вон он, кто мне нужен, Флори, Флори! – (Выговаривала она «Порли, Порли»). – Вон он, сидит впереди, с черными волосами! Обернись, трус, посмотри мне в лицо! Где деньги, которые ты обещал?
Безумный визг ошеломил сидевших в церкви, люди оцепенели, глядя на нее – настоящую базарную ведьму, осыпанную грязной пудрой, нечесаную, в изодранном лонджи. Под ложечкой свело ледяным ужасом. О Боже, Боже! Неужели Элизабет поймет сейчас, что это и есть та самая его любовница? Поймет! Нет никакой надежды, сто раз прозвучало его имя! Услышав знакомый голос, Фло выбралась из-под скамьи и подбежала к Ма Хла Мэй, приветливо виляя хвостом. Жертва между тем без устали вопила, перечисляя преступления обидчика:
– Смотрите, белые мужчины, белые женщины! Глядите на меня, голодную, бездомную! Глядите на мои лохмотья! А этот подлый лгун сидит там, притворяется, что знать не знает! Выкинул как паршивую собаку – и дела нет! Так пусть и на тебя падет позор! Обернись, посмотри! Посмотри на тело, которое ты столько раз целовал! Смотри!..
И она стала срывать с себя тряпки, обнажаясь, – решившись на самое оскорбительное в понимании бирманки действие. Фисгармония резко запищала (судорожно качнулась миссис Лакерстин), люди опомнились, зашевелились. Беззвучно шлепавший губами священник обрел голос и строго повелел «удалить эту женщину».
Вид у Флори был ужасный. Сжав зубы, отвернувшись, он силился выглядеть спокойным, но лицо помертвело, со лба катил пот. Самуил и Франциск, впервые в жизни, может, сделали нечто полезное – схватили Ма Хла Мэй за руки и выволокли из церкви.
Крик постепенно удалялся, замирал, наконец настала полная тишина. Безобразный скандал произвел на всех сильное, тягостное впечатление. Даже Эллис брезгливо скривился. Флори не мог ни двинуться, ни открыть рот – сидел, окаменев, не отрывая глаз от алтаря, белый как покойник, со своей будто воспалившейся черно-багровой отметиной. Взглянувшую на него Элизабет передернуло от острого отвращения. Что именно кричала тут бирманка, она не поняла, но смысл сцены был абсолютно ясен. Любовник этой вот вопившей грязной твари? Какая мерзость! Но противнее, противнее всего на свете его старое, страшное лицо. Не лицо, а могильный череп, по которому какой-то живой нечистью ползет огромное гнусное пятно. О, лишь сейчас она увидела, сколь унизительно, сколь непростительно это уродство!
Как и подобает крокодилу, судья ударил в самое уязвимое место. Успех сцены, разыгранной Ма Хла Мэй, лишний раз доказал талант сценариста и режиссера У По Кина.
Священник быстро завершил проповедь, и, как только богослужение закончилось, Флори, ни на кого не глядя, поспешил к выходу. Слава Богу, почти стемнело. Чуть отойдя от церкви, Флори остановился, следя за парами, устремившимися в клуб. Торопятся! Еще бы, появилось нечто, что надо срочно обсудить! Опрокинувшись брюхом вверх, Фло шаловливо цепляла лапами ботинки, просила поиграть.
– Да отвяжись ты, к черту! – пнул он собаку.
На церковном крыльце показалась Элизабет. Мистер Макгрегор имел счастливый случай представить ее священнику. Затем оба джентльмена направились к дому представителя комиссара, где его преподобие останавливался на ночлег, а девушка направилась к клубу. Флори побежал за ней, догнав у самых клубных ворот.
– Элизабет!
Она, вздрогнув, оглянулась, побледнела и торопливо пошла дальше. Он в отчаянии схватил ее за запястье.
– Элизабет! Пожалуйста, я должен объяснить!
– Позвольте мне пройти!
Она дергала руку, он не отпускал. Двое вышедших из церкви каренов замерли, с любопытством уставясь на них. Флори постарался говорить спокойнее:
– Элизабет, непозволительно задерживать вас таким образом, я знаю. Но мне надо, необходимо с вами поговорить! Выслушайте, пожалуйста. Не убегайте!
– Отпустите вы мою руку? Дадите наконец пройти? Пустите!
– Да-да, сейчас, минуту! Скажите лишь одно – когда-нибудь потом, когда-то после, вы сможете меня простить?
– Простить? Что вы имеете в виду? За что мне вас прощать?
– Конечно, моему позору нет предела. Ничего гаже не могло произойти! Но здесь все не так просто, и я, быть может, не столь уж виноват. Вы потом, успокоившись, сами поймете. Сейчас, конечно, невозможно, я понимаю, но когда пройдет время, когда будет не так ужасно, вы сможете забыть?
– О чем вы? Что забыть? Странные мысли! Сцена была, на мой взгляд, отвратительна, но мне-то что за дело? Почему вы вообще решили в связи с этим допрашивать меня?
Он почти потерял надежду. И тон ее, и все слова буквально повторяли тот, прежний их кошмарный разговор. Опять она не хочет слушать, притворяется, хочет лишь ускользнуть.
– Элизабет! Пожалуйста! Прошу, будьте же справедливы! Сейчас это очень серьезно. Я вовсе не надеюсь мгновенно вернуть вашу благосклонность, в момент такого моего позора это вряд ли возможно. Но все-таки. Вы же, в общем, пообещали выйти за меня…
– Что-о? Я – выйти за вас? Когда это я обещала?
– Не на словах, но ведь все было ясно между нами.
– Между нами ничего не было! Вы себе позволяете бог знает что. Я спешу в клуб. Прощайте!
– Элизабет! Элизабет! Как можно осуждать, не выслушав? Вы знали, что до встречи с вами я жил иначе. Сегодняшний случай только печальное напоминание. С этой несчастной я действительно был близок, да, признаю, однако…
– Не желаю слушать ваши гадости! Все!
Он снова схватил ее запястья и не позволил уйти. К счастью, карены уже удалились.
– Придется вам послушать! Уж лучше поневоле слегка обидеть вас, чем опять провалиться в неизвестность. За все время знакомства мы ни разу не говорили откровенно. Словно вам было непонятно, как я мучился. Теперь вы скажете, вы не сбежите без ясного ответа.
Она пыталась вырваться и проявила недюжинную силу. Лицо ее пылало яростью, о возможности которой у этой девушки он даже не подозревал. Сейчас она так ненавидела его, что готова была ударить. И несомненно, ударила бы, будь ее руки свободны.
– Пустите! Вы, животное! Пустите!
– Боже, Элизабет! Вот так бороться с вами! Боже, что мне делать? Я не могу вас отпустить. Вы должны выслушать!
– Нет! Не хочу! Какое у вас право меня допрашивать!
– Простите, не сердитесь! Ответьте только – когда-нибудь, когда вся эта мерзкая история останется в далеком прошлом, вы выйдете за меня?
– Нет! Нет! Никогда!
– Не спешите, прошу вас. Не выносите приговор. Пусть в этот вечер будет ваш отказ, но через месяц, через год? Пусть через годы?
– Разве я не сказала «нет»? Какой смысл продолжать?
– Элизабет, послушайте. Снова и снова я пытаюсь объяснить вам, что вы для меня значите, но как-то не выходит! Попробуйте меня понять, ведь я рассказывал о здешней жизни – мертвой жизни, в тоске, одиноком нытье и самоедстве. Постарайтесь представить и поймите, что вы, единственный на земле человек, кто мог бы стать моим спасением.
– Дадите вы мне уйти? К чему эта дикая сцена?
– Разве для вас пустой звук то, что я люблю вас? Вряд ли вы представляете мои мечты о жизни с вами. Если б вы захотели, я женился бы, дав обещание до конца дней даже не прикоснуться к вам. Только бы вы были рядом. Я не могу больше – один, всегда один. И неужели же вы никогда не сможете простить меня?
– Никогда! Никогда! Не вышла бы за вас, даже останься мы вдвоем на целом свете! Мне за вас выйти, как за… мусорщика!
Она заплакала. Флори понял, что это искренний ответ. Глаза у него тоже защипало. Сквозь навернувшиеся слезы он проговорил:
– Ладно, последнее. Поверьте, не так уж мало, если в мире есть кто-то, действительно вас любящий. Поверьте, что, хотя найдутся кавалеры и богаче, и моложе, и всеми данными превосходящие меня, никто не будет к вам нежней, заботливей. И хоть средства мои невелики, на них вполне возможно прилично жить. Устроить красивый, уютный дом, завести…
– Кажется, мы достаточно поговорили? – сказала она, вернув сдержанный тон. – Могу я уйти, пока никто не появился?
