Серебряный шрам - Андрей Дышев

– Надеюсь, ты понимаешь, что будет с твоей бабой, динозавр, если вдруг начнешь хулиганить? Минимум двадцать секунд свободного падения я ей гарантирую. А потому настоятельно рекомендую влезть в палатку, закрыть «молнию» и не пытаться ее раскрыть до тех пор, пока я не скажу.

Я подошел к Валери, не обращая внимания на то, что картавый держал меня на прицеле, склонился над ней.

– Ты согрелась?

Она кивнула. Я застегнул «молнию» до упора, так, что открытыми остались лишь глаза.

Я закрыл за собой палатку, зажег свечу, чтобы хоть эта капля огня немного прогрела воздух. Адвокат не спал, скрючившись в спальнике, его все еще колотила дрожь. Я размотал повязку на его предплечье, насквозь пропитанную кровью, отвязал веревку, снял с него куртку. Адвокат скрипел зубами, сдерживая стон. При тусклом свете я не мог хорошо разглядеть рану.

– Рука не онемела? – спросил я.

Адвокат отрицательно покачал головой:

– Холодно…

Я оторвал внутренний карман со стенки палатки. Треск рвущейся материи картавый не мог не услышать.

– Последнее предупреждение, – сказал он и клацнул затвором.

Я перевязал этим куском материи рану и помог адвокату попасть рукой в рукав куртки.

– Спасибо.

Потом он сидел, скрестив ноги по-турецки, и курил трубку, наполняя стылую утробу палатки ароматным дымком. Я смотрел на его лицо, еще недавно такое холеное и самоуверенное. Передо мной сидел смертельно уставший от жизни и разочаровавшийся в ней немолодой человек.

– О чем вы думаете? – тихо спросил я его.

– О своей уютной комнатушке в центре Еревана, – ответил он. – Знаете, какие кулинарные запахи атаковали меня по вечерам! Три семьи, а точнее, две тетки и я, в одном коридоре, на одной кухне. К соседкам едва ли не каждый вечер приходили подруги и родственники. Сначала варят кофе. Поджаривают на сковородке зерно до дымка и мелют горячим в ручной кофемолке. Знаете, получается очень мелко, как мука. А запах!.. Потом варят в медной джезве, пьют маленькими глотками и гадают. Я все это слышу и, не выходя из своей комнаты, знаю о жизни каждого гостя буквально все. Скажу вам откровенно, судьбы встречаются редкостные. Романы о таких можно писать. Стучат в дверь: «Низами Султанович, не хотите ли кофейку?» Я уже знаю – хотят решить спорный вопрос. «Ах, – говорит какой-нибудь незнакомый мужчина, – вы не знаете Ашота Варданяна? Это брат соседа моей первой жены. Он занял у меня на прошлой неделе триста рублей, но вернул не мне, а моей второй жене, с которой я уже год как не живу. Это по закону? Это справедливо?»… Так все вечера напролет и решаешь их проблемы.

– Скучаете по дому?

– Очень. Все бы отдал, чтобы сейчас там оказаться.

– И рюкзаки с порошком?

Адвокат промолчал. Глаза его блестели, в них отражалось пламя свечи.

– Вы жестокий человек, Кирилл, – через минуту ответил он.

Мы помолчали. Я прислушивался к тихому шуршанию сухого снега по крыше палатки.

– Где ваш бритвенный прибор? – едва слышно спросил я.

– Вы хотите сбрить бороду? – Он полез в накладной карман на рукаве куртки и протянул мне коробочку.

Я раскрыл ее, вынул лезвие и, держа его двумя пальцами, посмотрел на свет. Адвокат схватил меня за запястье.

– Прошу вас! – зашептал он. – Не делайте глупостей!

Я закрыл ладонью его обросший усами и бородой рот, склонился над его ухом и одними губами произнес:

– У нас нет шансов выжить. Понимаете это? До того, как мы придем на его дачу, он убьет минимум двоих. А там прикончит и последнего. Я не хочу ждать!

– Пожалейте Валери. – Адвокат вывернулся из-за моей руки. – Он не шутит. Он скинет ее в пропасть не задумываясь, как только вы попытаетесь что-либо сделать.

– Молчите, Рамазанов, молчите. Жизнь Валери для меня дороже, чем для вас. И я хорошо понимаю, чем рискую.

– Кирилл, это безнравственно – рисковать другим человеком ради своей жизни.

– Какой жизни? Что вы имеете в виду? Вот это свое жалкое существование вы называете жизнью?.. Если вы боитесь, так лучше сразу скажите об этом.

– Я боюсь? Я ничего не боюсь! Я только не хочу рисковать напрасно.

– Короче, – перебил я его, – вы со мной или нет? Да или нет?

– Что вы хотите сделать?

– Доказать, что мы не верблюды и не динозавры, что мы люди.

– И как вы думаете это доказывать?

– Это уже второй вопрос. Так да или нет?

– Вы подталкиваете меня к краю пропасти.

– К сожалению, вы давно уже падаете, а я хочу дать вам шанс зацепиться за опору.

– Ну хорошо, хорошо. Я с вами. Так что вы предлагаете?

– Сейчас мы с вами выйдем наружу, не открывая «молнии». – Я показал ему лезвие. – Встанете за палаткой так, чтобы вас не было видно, а я тем временем попытаюсь обезоружить картавого.

– Только будьте предельно осторожны. Он может сбросить Валери в пропасть.

– Молчите, – ответил я адвокату. – Если это произойдет – я на этом свете уже не жилец… Ну что? Да поможет нам бог!

Мы встали на колени у стенки палатки, которая легко колыхалась на ветру. Я осторожно провел лезвием по ткани, и внутрь палатки тотчас проник морозный воздух со снегом. Я вылез наружу первым, лег на снег и посмотрел за палатку. Различить можно было только два продолговатых темных предмета. Я просунул руку в разрез и махнул адвокату. Он начал вылезать, но неловко, и палатка заходила ходуном, с ее крыши посыпался снег. Если хочешь запороть все дело, подумал я, поручи его адвокату.

Когда я тихо изложил план действий, Рамазанов сник совсем. Потухшим голосом он прошептал мне, что у него сильно болит рука, но я снова показал ему на силуэт спальника картавого. Адвокат вздохнул и, пригнувшись, медленно пошел вперед. Я обошел палатку с другой стороны, лег, осмотрелся и беззвучно пополз к краю обрыва, где лежала Валери.

Рамазанов приближался к картавому слишком медленно. Я уже достиг своей цели. Вытянув руку, ухватился за край спального мешка Валери, потянул на себя. Скрипнул снег, спальник вместе с ковриком сдвинулся с места, но Валери, кажется, не проснулась. Я сделал еще одно усилие, подтащил спальник к палатке, а Рамазанов в это время застыл перед картавым, как охотничий пес, почуявший дичь.

Валери надо было разбудить, но так, чтобы она не вскрикнула. Я приблизился к ее лицу, чтобы осторожно закрыть ей ладонью рот, как вдруг она сжалась, как пружина, и сильно двинула меня ногами в солнечное сплетение. Ничего не соображая, я отлетел к палатке, упал на нее спиной. Лопнул алюминиевый каркас, меня накрыло тяжелой заиндевевшей тканью. Путаясь в веревках и все еще задыхаясь от мощного удара, я увидел, что вместо Валери из спальника вылез картавый и направил в меня ствол автомата.

– Предупреждал я тебя? – прохрипел он. – Предупреждал. Теперь приступаем к воспитательному процессу.

Он отступил на шаг, оттолкнул плечом адвоката, который все это время стоял над Валери, связанной так крепко, что она не могла ни вылезти из спальника, ни пошевелиться, схватил за капюшон и поволок ее к краю обрыва, на то самое место, где только что лежал. Если бы сейчас я кинулся к ней на помощь, то нарвался бы на автоматную очередь, и на этом моя миссия была бы окончена. Я проиграл и был готов признать это; я был готов просить, умолять его оставить ее живой, если бы это помогло. Но картавый собирался преподнести мне урок, к тому же Валери не была ему нужна – он до поры до времени использовал ее как рычаг давления на меня, и этот рычаг перестал действовать. Картавый понял, что меня не остановит даже то, что Валери будет лежать у его ног на краю пропасти, и перехитрил нас с адвокатом.

Он подтащил связанную по рукам и ногам Валери к обрыву. Я видел только ее глаза, потому как рот ее был туго стянут шарфом; огромные глаза отражали бледный диск луны. Она смотрела на меня с немым вопросом, будто хотела спросить: «И ты даже не сделаешь попытки спасти меня?» Картавый выпрямился, поставил ногу ей на живот.

– Полет не во сне, но наяву! – объявил он. – Исполняется впервые! Слабонервных прошу покинуть зрительный зал.

Я сделал шаг назад, не сводя глаз с картавого, опустил руку вниз, ухватил лямку своего рюкзака, рывком вырвал его из снега и взвалил на плечо.

– Ты чего, динозавр?

Я шагнул к обрыву и встал на самой его кромке. Картавый поднял автомат и нацелил мне в грудь. Ветер норовил столкнуть меня вниз. Ощущения высоты не было, потому как пропасть была наполнена чернотой ночи, и я не видел ни отвесной стены, ни далекого дна.

– Ты спутал, динозавр, – сказал картавый. – Это рюкзак, а не парашют.

Меня шатало от напряжения. Ботинки медленно ехали по наледи, я расставил ноги шире, чтобы не сорваться раньше, чем прыгну вниз по своей воле.

– Слушай меня, – сказал я спокойно и сразу же понял, что картавый поверит каждому моему слову. – Я уже не слишком ценю свою жизнь, а потому долго торговаться с тобой не намерен. Если ты сбросишь ее вниз, я прыгаю следом. Автомат, которым ты меня смертельно напугал, лишь ускорит развязку. Но запомни: в этом рюкзаке пятнадцать миллионов долларов. Сейчас ее жизнь для тебя стоит столько же.