Феномен пропаганды - Жак Эллюль

не менее очевидно, что без этого нельзя было обойтись. Время от времени нужно повторять церемонию выборов, чтобы убедиться в том, что легитимность власти никуда не исчезла, что народ по-прежнему солидарен со своими избранниками. И народ к этому готов: нет смысла оспаривать тот факт, что избиратели приходят к урнам голосовать и что они голосуют правильно: нет никакой подтасовки, есть признание власти.

В самом деле, что же такое суверенитет народа, если не признание власти. Можно ли в самом деле рассчитывать на то, что конституционная форма управления государством произойдет от народа без предварительной подготовки, без какого-либо влияния? Это предположение просто абсурдно. Реальность состоит в том, что народу предлагают нечто, с чем он соглашается, что он признает. В самом деле, до сих пор нет ни единого случая, чтобы народ это отверг. Плебисцит, как и любой референдум, всегда заканчивается положительно. Вот так власть осуществляет влияние на массы. С помощью пропаганды, обеспечивающей поддержку народа, она гарантирует себе легитимность.

Отсюда следует сделать два вывода: сначала нужно обеспечить эту поддержку, и не только в форме правительства, но и во всех серьезных делах. Есть прекрасная формулировка: «Нет ничего ужасней для народа, чем сознавать, что тобой управляют властители, которые с высоты своего положения кидают вниз готовые решения»[176]. Таким образом, следует лучше «информировать» население: «Уже недостаточно, чтобы решения были просто разумными, нужно всем объяснять, почему они были приняты. Чтобы предприятие типа того, которое было создано 28 декабря, работало хорошо, необходимо прилюдно и постоянно разбирать свой мотор, не скрывая слабых мест, не утаивая цену … А также следует разъяснять смысл необходимых жертв». Эта информация призвана добиться расположения публики и привлечь ее к сотрудничеству., т. е. представляет собой самую настоящую пропаганду. Теперь мы уже привыкли к тому, что власть действует именно так.

А в апреле 1957 года советский народ заставили изучать и обсуждать речь Хрущева о реорганизации экономики страны Советов. Нас сделали свидетелями прекрасно организованной операции. Главный смысл ее заключался в том, что народ сам принял это решение. Мог ли народ после этого не поддержать реформы? Разве он мог не высказать полную поддержку тому, что сам и разработал. Разумеется, все разъяснялось специалистами из Агитпропа в первичных организациях Партии, в комсомольских организациях, в профсоюзах, в местных отделениях советской власти, на заводах и фабриках и т. д. Они представляли и объясняли народу все пункты экономической реформы, потом народ их обсуждал. На страницах газеты «Правда» появлялись колонки, где многочисленные граждане страны Советов делились впечатлениями, высказывали свою точку зрения, предлагали поправки. Что же случилось потом, когда обсуждение завершилось? Именно в рамках экономической реформы, что же произошло в 1958 г. с поправками, к примеру, к пенсионному законодательству: после широкомасштабной кампании по обсуждению проекта реформ Верховный Совет единодушно одобрил итоговый документ, не внеся ни единого исправления. Даже те, что были внесены депутатами, а уж тем более те, что предлагали простые граждане, были отвергнуты в связи с тем, что представляли собой всего лишь личную точку зрения отдельных индивидуумов: с демократических позиций ими можно было пренебречь. Зато народ испытал огромное удовлетворение, так как почувствовал, что его мнение выслушали и дали ему возможность подискутировать на эту тему[177]. Это – видимость демократии, без которой ни одно авторитарное правительство сейчас уже не обходится.

Более того, это предоставляет власти новый метод взаимодействия с массами, логически вытекающий из принципа народной демократии, реализация которого невозможна без пропаганды: отныне любое правительство функционирует посредством масс по двум причинам.

Во-первых, чтобы оправдать свою политику верховная власть все чаще прибегает к помощи масс. Как только какое-либо предстоящее решение кажется спорным, если вдруг возникают сомнения, что оно будет принято беспрепятственно, пропаганда обращается к массам и приводит их в движение. Этого волнения среди масс бывает достаточно, чтобы доказать его обоснованность. Это – как бы продолжение плебисцита. Когда в результате государственного переворота под руководством полиции в Чехословакии установилась народная демократия, тут же были спланированы, подогреты и соответствующим образом организованы чудовищные митинги из представителей рабочего класса, чтобы продемонстрировать полное согласие народа с происходящими событиями. Когда Фидель Кастро, используя демократические настроения, устанавливал свою власть, он учредил День Справедливости, призвав весь народ осудить прежний режим и подтвердить свою решимость массовыми демонстрациями: иначе говоря, народное движение должно было оправдать решения государственного трибунала в отношении бывших правителей, придать им своего рода демократические гарантии. Таким образом Кастро укрепил приверженность народа, удовлетворив жажду мести к прежней власти и дав почувствовать вкус крови. Он связал власть с народом еще более сильной зависимостью: привлек к ритуальному убийству. С тех пор этот день, День Справедливости (21 января 1959 г.) можно считать еще одной ценной находкой для пропаганды. Пусть даже за пределами страны к этому событию отнеслись с небольшим смущением, зато внутри оно вызвало всплеск энтузиазма. Понятно, что подобного рода народное ликование всегда призвано подтвердить деяния власти. Оно, разумеется, возникает не случайно и вовсе не свидетельствует об одобрении со стороны масс: оно представляет собой возглас толпы, вылетающий из миллиона ртов, подтверждающий победу пропаганды.

Во-вторых, пропаганда, исходящая от властных структур, тонко и ненавязчиво предлагает общественному мнению такое решение, которое никак не могло бы быть им, народом, сформулировано ясно и недвусмысленно, но, облаченное благодаря усилиям пропаганды в соответствующую форму, выглядит как воля народа; и действующая власть, делая вид, что подчиняется народному волеизъявлению, на самом деле заранее внушает его общественному мнению. То есть надо стараться делать так, чтобы народ потребовал от правительства то, что что само правительство намеревается предпринять. Если ему это удается, то оно больше не авторитарная власть, а лишь верный исполнитель воли народа, она, власть, просто не могла поступить иначе, раз воля народа этого требует. Так немецкий народ потребовал освобождения Судетов, и правительство было вынуждено захватить Чехословакию, чтобы повиноваться воле народа. Оно вроде как идет на поводу у общественного мнения, так как с некоторых пор оно стало, и это все благодаря пропаганде, достаточно влиятельным, чтобы подчинить себе государственную власть. День Справедливости, придуманный Кастро, явление того же порядка: его тщательно спланировали, проведя пропагандистскую кампанию на высшем уровне, в результате чего народ «поднялся» и в едином порыве потребовал от правительства акта возмездия. Таким образом удалось не просто получить от народа одобрение проводимой политики, но повернуть дело так, чтобы народ потребовал от правительства уголовного преследования врагов народа, а правительству ничего не оставалось, как следовать воле народа. Но ведь эта воля и была сфабрикована пропагандой. Постоянное движение туда-сюда: от пропагандистского влияния на массы –