Следуя за тенью (СИ) - Сергеева Ольга И.

— Как ты можешь совсем не бояться? — она повернулась к нему. Кайрен хмыкнул:

— Я, даже если бы постарался, не смог бы вспомнить, какая это по счету соляная буря в моей жизни. И три балла по Уотермаху — далеко не самый худший расклад! — он отщелкнул ремень Иды, все еще удерживавший девушку в низком кресле. — Пойдем, — Кайрен заставил ее встать. Корпус яхты своей формой напоминал вытянутую к хвосту каплю. И если возле кресел еще получалось стоять, выпрямившись в полный рост, то ближе к хвосту можно было лишь сесть прямо на пол, на специальное мягкое покрытие. Зато здесь с трех сторон были непрозрачные пластиковые стенки, а в четвертую — туда, где серое марево распалось на закручивающиеся в спирали соляные вихри, — можно было не смотреть.

Ида села, поджав под себя ноги и старательно повернувшись спиной к лобовому стеклу. Корпус яхты едва заметно приподнимался и опускался, а время от времени по нему пробегали волны мелкой дрожи — когда очередной порыв ветра налетал на его корму. За ночь буря отнесет их к югу на несколько километров или даже десятков километров. Для сверхскоростной яхты такое расстояние, конечно, не было проблемой. Особенно по сравнению с целой ночью, которую они потеряют и так.

— И почему этой буре нужно было случиться именно теперь, когда время так важно?! — Ида прислонилась виском к переборке. Губы Кайрена дрогнули в усмешке, но мужчина промолчал: фраза дочери императора явно не нуждалась в ответе. Девушка повернулась к нему. — Как думаешь: Рафана позволит мне воспользоваться передатчиком или вновь начнет выдвигать какие-нибудь условия?

— Какие-нибудь непременно, — проговорил Кайрен. Ида слегка кивнула — она поняла его. Поводырь хотел сказать, что вновь драться с ней Рафана уже не станет. Это не могло не радовать. С другой стороны, «какие-нибудь» было слишком неопределенно и оттого не слишком привлекательно. — И ты с ними согласишься, — добавил вдруг поводырь. Фраза звучала странно: ей полагалась бы вопросительная интонация на конце, но ее как раз и не было, словно Кайрен ни на мгновение не сомневался в своей правоте. Ида села прямее, разворачиваясь к нему. Если поводырь хотел заинтересовать ее, отвлечь от соляной бури, ему это удалось.

— Почему ты так считаешь?

Мужчина, сидевший напротив нее, усмехнулся:

— Потому что ты не хочешь этого делать!

Ида почувствовала, как на ее лице помимо воли появляется выражение недоумения, а ухмылка Кайрена стала шире:

— Ты, безусловно, вряд ли хочешь вновь встречаться с Рафаной, но на самом деле это мелочи по сравнению с тем, чего ты не хочешь в действительности! Ты не хочешь отправлять сообщение генералу Хотину, ты не хочешь встречаться с ним, а меньше всего ты хочешь вновь становиться дочерью императора. Но именно поэтому, Ида, — улыбка мгновенно сбежала с лица мужчины, будто ее никогда и не было, — ты это и сделаешь! Знаешь… — он откинул голову назад, прислоняясь затылком к переборке, — есть люди, которые ненавидят страх. Если их что-то пугает, они специально заставляют себя сделать это. Страх для них словно вызов, мимо которого они не могут пройти. А для тебя такой вызов — твое собственное желание или не желание чего-либо. Если ты чего-то не хочешь, то наоборот должна обязательно это сделать! Ты словно бы перестанешь уважать себя, если позволишь себе отступить.

Ида покачала головой.

— Если ты собирался сделать мне комплимент, то ты не угадал, — она хмыкнула. — И одновременно попал в самую точку. Я не борюсь со страхом, потому что уже давно признала собственное поражение — он в любом случае сильнее! Демонам — знаешь ли — все равно, бежишь ты от них или им навстречу: они не станут от этого ничуть менее чудовищными.

— Но и не более!

— И не более… — Ида вдруг перевернулась и встала на колени так, что ее лицо приблизилось к лицу Кайрена. — Реальность — такая штука — она не зависит от нас. И, хочу я или нет, мне все равно придется отправить сообщение генералу Хотину, встретиться с ним и перестать скрываться. А, чтобы мне не хотелось тянуть время, достаточно всего лишь вспомнить, для чего может быть использован азрак!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты поэтому не спросила инженера, не знает ли он, для чего Вейду бриллианты?

Ида мгновение просто смотрела ему в глаза, словно смена разговора оказалась для нее слишком внезапной, потом опустилась на пятки, проговорив:

— Да, поэтому. Если ему не известно о демонах, то он не сможет предположить ничего полезного. А рассказать ему я не имею права. Кажется, мне теперь всю оставшуюся жизнь каждого встреченного человека придется относить к одной из двух групп: те, кто знает, и те, кому ничего не известно. Но генералу Хотину мне придется рассказать: я не смогу рассчитывать на его помощь, если он не будет знать, с чем ему предстоит сражаться, — Ида заправила за ухо прядь выбившихся из косы волос и вновь посмотрела на Кайрена, и в ее взгляде не было и тени той неуверенности, что сквозила в жесте. Ее синие глаза в полумраке яхты, освещенной лишь мерцанием навигационных приборов, казались темными и сияющими. И в них горел вызов. — Ты угадал: я действительно не хочу с ним встречаться. Из-за этого — и не хочу! Одно дело находиться в окружении людей, знающих, что ты поводырь, но при этом также являющихся поводырями, и совсем другое — разговаривать с кем-то, кто — в самом лучшем случае — лишь слышал о демонах. На меня всю мою жизнь смотрели, как на ненормальную. Когда ты рассказал мне правду, я подумала: это потому, что они не знают. Но теперь я сомневаюсь: может быть, как раз потому, что им все известно? — Ида вновь опустила глаза. За ее спиной, видная сквозь лобовое стекло, бушевала соляная буря, перед ней, рассматривая девушку так пристально, словно никогда не видел раньше, сидел Кайрен. Так что смотреть на серо-рыжий плотный шелк, обтянувший ее колени, наверное, было не самым худшим вариантом. — Достаточно? — вдруг проговорила Ида. — Я рассказала все, что ты хотел знать?

— Да, — мужчина кивнул, но в его голосе при этом ощутимо не хватало уверенности, словно он никак не мог понять, почему дочь императора спрашивает его об этом. Но Иде оказалось довольно и этого короткого слова.

— Хорошо. Значит, теперь моя очередь.

Кайрен приподнял бровь, обозначив насмешливое удивление.

— Мы не договаривались с тобой играть в вопросы и ответы!

— Нет. Но ты спросил — я ответила. Значит, теперь моя очередь.

Пару мгновений они просто смотрели друг на друга. Поводырь, расслабленно прислонившись к переборке яхты, Ида — сидя перед ним на коленях, но тоже явно не испытывая неудобства от странной позы и, очевидно, вполне готовая ждать вечность. Кайрен не выдержал первым, в очередной раз кивнув.

— Хорошо. И о чем же хочет узнать дочь императора?

Ида помедлила мгновение, словно теперь, когда она могла спрашивать, ни один вопрос не приходил ей в голову.

— Там, на девятнадцатом уровне альфа-шахты, — наконец проворила она, — когда Раф спросил у тебя твое имя, почему ты промолчал? Вряд ли инженер знает всех дворян Эспенансо. Ты мог бы просто назвать себя, и он никогда бы не догадался, что ты не из знати.

Мужчина не пошевелился. Он все также сидел, опершись о переборку, ноги согнуты, руки со сцепленными в замок пальцами лежат на коленях. Но ощущение расслабленности, исходившее от него еще мгновение назад, вдруг исчезло. Сама неподвижность стала казаться нарочитой, будто поводырь сознательно удерживал себя от того, чтобы не вздрогнуть.

— Потому что дворянам полагается если не название земель, указывающее на их владения, то хотя бы имя рода, — произнес он. — А все, что есть у меня, это «Кайрен»!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я не понимаю…

— Мой отец умер до моего рождения, — мужчина вздохнул, слегка пошевелившись, опустив руки с колен на пол. Напряжение ушло из его тела, словно он наконец поверил: своим вопросом дочь императора не собиралась его унизить или причинить боль, она действительно не понимала, о чем спрашивала. — По законам Эспенансо в этом случае ребенок не имеет права ни на его имя, ни на имущество. Наследовать мне особо было нечего, так что единственным, чего я лишился, стало имя… — он покачал головой, словно показывая: ему больше нечего сказать по этому поводу. Потом все же добавил. — Мои дети, если они когда-нибудь у меня будут, получат новое название рода уже по моему имени.