Ночная охотница - Сергей Осипов

– Это у нас с тобой общее. И ты, и я живем не той жизнью, которой бы нам хотелось.

– Раньше я жила жизнью, которой мне хотелось, у меня была нормальная жизнь, пока я не встретила этого… этого… – Настя замолчала. Логика начатой фразы требовала, чтобы она припечатала Дениса Андерсона каким-нибудь убийственным словцом, только почему-то язык отказался это делать, замер, залег на дно, притаился, прикинулся немым.

– То есть ты помнишь такое время, когда у тебя все было нормально? – с некоторым удивлением спросил Иннокентий. – У тебя было такое? Лично у меня – нет.

Двадцать минут спустя они быстро шли через двор, мимо хлопающего на ветру стираного белья, мимо окон с разбитыми стеклами, мимо переполненных мусорных баков и выброшенной старой мебели. Настя то и дело оглядывалась на оставленный ими дом, еще одно странное место, в котором ей пришлось побывать и от которого не останется ни фотографий, ни домашнего видео, только лишь обрывочные воспоминания, только лишь поспешные взгляды через плечо…

Автобусы в этих местах появлялись редко, такси не появлялись вообще, а попутные машины останавливались лишь в том случае, если водитель не совсем понимал, куда именно он заехал и кого именно он может получить в качестве пассажиров. Следовательно, чтобы выбраться из этого района, требовалось, во-первых, терпение на стадии ожидания транспорта, а во-вторых, проворство на стадии штурма транспорта, если тот все-таки появлялся.

Когда Настя и Иннокентий подошли к остановке, там уже скопилось человек десять, и, судя по выражению их лиц, стадию ожидания они переживали уже довольно долго.

– Твой знакомый, к которому мы едем… – негромко спросила Настя. – Он… человек?

– Был когда-то.

– Был?

– Если твоя работа – давать деньги под проценты и если тебе нравится эта работа, то со временем ты – как бы это поточнее сказать? – превращаешься в нечто иное… Кое-что от человека, кое-что… – Иннокентий ухмыльнулся, – от швейцарского гнома.

– И он тебе должен?

– Ага.

– И он отдаст тебе долг?

– Я буду настаивать, хотя…

– Что?

– Это будет столкновение репутаций. У него репутация очень жадного человека, а моя репутация… Я всегда забираю свое. Между прочим, повнимательнее с сумкой.

Настя обернулась: к остановке неспешно приблизились две цыганки. Остановились, осмотрелись, пошептались и принялись за работу, рассыпая скороговорку из чешских и немецких слов. Одна, помоложе, обхаживала высокого тощего мужчину в серой кепке, вторая, постарше, обещала раскрыть тайны прошлого и грядущего полной тетке с хозяйственной сумкой. Настя напряглась, сжала ремень сумки и сосредоточенно смотрела на дорогу, ибо в детстве достаточно наслушалась страшных историй про цыган, и даже если половина из услышанного была чистой воды фантазией, то другая половина все равно заставляла Настю нервничать. Иннокентий, напротив, с интересом наблюдал за цыганками и тихо посмеивался. Молодая цыганка в конце концов уловила его взгляд, оставила непробиваемого мужчину в серой кепке и многообещающей походкой подплыла к Иннокентию во всей своей черноглазой и золотозубой красоте. Она что-то стала говорить, значительно и негромко, Иннокентий сразу же закивал и протянул ей свою ладонь. Настя искоса наблюдала.

Цыганка с профессиональной бойкостью стала что-то говорить, разглядывая ладонь Иннокентия, но потом вдруг запнулась, замолчала, изумленно посмотрела на клиента, а тот как ни в чем не бывало кивал, требуя продолжения. Гадалка постарше почувствовала – что-то не то, подскочила к Иннокентию, бормоча что-то неодобрительное, потом посмотрела на его руку, и – в это было трудно поверить – смуглое лицо цыганки на миг побелело. Она оттолкнула свою компаньонку в сторону, крикнула ей что-то резкое, сама поспешно отскочила на несколько шагов и уже с этого расстояния внимательно посмотрела на Иннокентия. Тот улыбался как ни в чем не бывало. Цыганка взмахнула рукой, словно надеялась, что Иннокентий – это мираж, воздушный фантом; но Иннокентий не был миражом и не изгонялся движением руки, тогда цыганка с чувством плюнула на землю, не в самые ноги Иннокентию, но так, чтобы было понятно – плевок адресован именно ему, и никому другому.

– Что это было? – спросила Настя.

– Тоже репутация, – сказал Иннокентий, глядя, как две цыганки спешат прочь от остановки. – Сначала ты на нее работаешь, потом она работает на тебя.

– По-моему, они тебя испугались.

– По-моему, тоже. Хотя с чего бы это? Последний раз я имел дело с цыганкой лет сто пятьдесят тому назад….

– Имел дело – то есть похитил?

– Формально – да, хотя потом мы замечательно сошлись характерами, и вообще…

– И что случилось потом с той цыганкой? Вы жили долго и счастливо?

– Не совсем. Она умерла при родах.

– Извини. Так ты… Так у тебя…

– Что?

– Столько женщин – и ни одного ребенка? За все время?

– Один, – нехотя проговорил Иннокентий.

– Как? У тебя есть… – Она запнулась. – Почему ты не говорил раньше?

– Я не сказал: у меня есть ребенок. У меня был ребенок. Среди всех женщин, с которыми я был за эти сотни лет, была лишь одна, которая смогла забеременеть, выносить и родить моего ребенка. И она, эта женщина… – Иннокентий вздохнул. – Она убила моего сына. Она знала, что больше всего на свете я хочу этого ребенка, и она убила его.

Неожиданно для самой себя Настя оказалась в роли бесцеремонного любителя копаться в чужих тайнах; конечно же, она не принуждала Иннокентия к откровенности с дулом у виска, но она задала те вопросы, из ответов на которые сложилась мрачная история, легшая теперь Насте в руки непрошеным тяжелым грузом, от которого невозможно было избавиться.

Ей, наверное, стоило в тот миг незамедлительно прошептать: «Извини», потом заткнуть свой рот обеими ладонями, отойти от Иннокентия на безопасное расстояние и в таком состоянии дожидаться автобуса. Если бы Настя увидела на лице Иннокентия хоть малейший признак расстройства, хоть намек на восставшие из-под могильной плиты и взявшие за горло воспоминания, она бы так и сделала. Однако Иннокентий лишь коротко вздохнул и пожал плечами; никаких теней прошлого на лице, никаких закушенных губ, никаких скупых мужских слез.

И Настя сочла возможным спросить:

– Но… почему?

– Когда это случилось, я не хотел слушать объяснения, я просто хотел ее убить. К слову, она и сама не спешила объяснить свои действия. Она просто сделала так, как захотела. Она всегда так делает.

– Ужас… – сказала Настя и в знак сочувствия Иннокентию добавила: – Ужасная женщина.

– Не совсем женщина, – уточнил Иннокентий. – Ну да ты ведь ее знаешь, да? Знаешь эту рыжую стерву, да? Материнские инстинкты – не по ее части.