Сестры из Сен-Круа - Костелоу Дайни

После службы их повели к огромной палатке, обычно служившей столовой для раненых. Сейчас ее переоборудовали в театр с импровизированной сценой. Скамейки и стулья были почти все заняты, слышались шумные разговоры и смех.

Представление имело огромный успех. Песни и сценки, придуманные самими ранеными, публика встречала ревом восторга и аплодисментами. Молли и Сара, сидевшие рядом с Робертом Кингстоном, смеялись и аплодировали вместе со всеми. Когда представление завершилось исполнением государственного гимна, все встали навытяжку, и на миг общее настроение сделалось более серьезным. Однако это длилось недолго: раненые начали расходиться обратно по койкам. Роберт Кингстон успевал поговорить со многими перед уходом. Его явно любили здесь, и он держался со всеми просто, так что любому нуждающемуся было легко к нему обратиться. Сара неожиданно для самой себя подошла поздравить с Рождеством нескольких раненых, лежавших когда-то в ее палате, и довольно непринужденно поболтала с ними: расспросила, как у них идут дела и скоро ли обратно на фронт. Некоторым уже объявили, что их отправят в начале нового года. «И Тома тоже», — подумала Сара с виноватым облегчением.

Как только представление закончилось, Том очутился рядом с Молли. Под бдительным оком Сары и священника они успели тихонько поговорить.

— Мы не сможем побыть пару минут наедине? — тихо спросил ее Том.

Молли оглянулась на Сару.

— Это будет нелегко. И Сара, и падре обещали матери-настоятельнице, что мы будем держаться вместе. Может быть, просто отойти в сторонку…

Сара, увидев, что они разговаривают, подошла к ним.

— Нам пора, — сказала она. — Может быть, вы проводите нас до ворот, рядовой Картер?

«Это ведь никому не повредит, — подумала она. — Я все время буду рядом с ними».

Они пожелали падре спокойной ночи и поблагодарили за приглашение на концерт. Тот улыбнулся им.

— Я рад, что вы пришли, — просто сказал он. — Вы обе заслужили немного веселья. — Он взглянул на Тома и сказал: — Картер, будьте добры, проводите дам к воротам монастыря.

— Есть, сэр. — Более желанного приказа для Тома быть не могло.

Когда они шли по лагерю, взошла луна, и в ее свете засеребрилась прихваченная инеем трава, заблестел холодным блеском камень монастырских зданий. Уже почти у самых ворот Молли повернулась к Саре и сказала:

— Сара, ты не возражаешь, если мы с Томом поговорим наедине? Мы недолго, обещаю, — и, видя, что Сара собирается возразить, добавила: — Мы будем все время у тебя на глазах, честно.

Сара знала, что должна сказать «нет, нам пора», но у Молли было такое лицо, что вместо этого она сказала:

— Только на минутку, Молли. Здесь холодно.

Она подошла к воротам, встала к ним спиной и закуталась поплотнее в пальто.

Том сразу же достал из кармана небольшой сверток.

— С Рождеством, Молли, — сказал он, протягивая сверток ей.

— Ой, Том… — Ее глаза наполнились слезами. — Ой, Том, а у меня для тебя ничего нет.

Том взял ее за обе руки и сказал:

— Это неважно, Молли. Важно, что ты здесь. Только это и важно. Ну же, открой.

Молли открыла сверток и нашла там аккуратно завернутый в папиросную бумагу серебряный браслет — гладкие звенья, скрепленные застежкой в форме сердечка. Молли повернула его к свету луны и подняла на Тома сияющие глаза.

— Ой, Том, — выдохнула она, — какой красивый! Спасибо, спасибо! Где ты его взял?

Она протянула запястье, и Том надел на него браслет, щелкнув застежкой.

— Купил тут у одного малого, — ответил он. — Но это не то, что я хотел бы тебе подарить, — добавил он, все еще держа ее за руку.

— Не то? — Она взглянула на него вопросительно. — По-моему, он очень красивый.

Снова взяв Молли за обе руки, Том привлек ее к себе и взглянул в ее запрокинутое к нему лицо.

— Нет, — ответил он. — Я хотел бы подарить тебе кольцо. Молли, милая моя девочка, меня направили на комиссию. — Она вскрикнула в ужасе, и он приложил палец к губам. — Назначили на второе января. Если меня признают годным, а они наверняка признают, мне придется уехать через несколько дней. Так вот, пока я не уехал… — Он вновь нерешительно замялся. — Ты же знаешь, что я люблю тебя, Молли, правда? — Молли кивнула, и он продолжал: — Я хотел спросить тебя — пожалуйста, Молли, милая, милая моя девочка, ты выйдешь за меня замуж, когда эта… — Он проглотил едва не вырвавшееся у него ругательство и договорил: — …когда эта война закончится?

Лицо Молли просияло такой радостью, что у Тома дрогнуло сердце, он прижал ее к себе и тут же услышал:

— Только не после войны, Том, сейчас. Я прямо завтра выйду за тебя замуж.

Сара, ожидавшая неподалеку, хотя и вне пределов слышимости, видела эти объятия, и на сердце у нее стало беспокойно. Она знала, что не должна поощрять эту тайную встречу между Молли и Томом. Если мать-настоятельница узнает… что будет тогда с Молли? Тома ведь вот-вот призовут обратно на фронт. Но, увидев сияющее лицо Молли, когда та подошла к воротам монастыря, Сара проглотила приготовленное замечание и только сказала:

— Идем, Молли, нам пора.

Наверху, в их уединенной комнатке, Молли, все еще лучась счастьем, показала Саре тоненький серебряный браслет и сказала, что они с Томом собираются пожениться.

Вопреки своим растущим сомнениям и опасениям, Сара обняла ее и сказала:

— Я очень рада за тебя, Молли.

Она выслушала счастливые излияния подруги и сделала лишь одно-единственное предостережение — не говорить об этом никому в монастыре.

— Думаю, мать-настоятельница этого не одобрит, — предупредила она, — а если вы скажете кому-нибудь еще, до нее непременно дойдет.

Молли было безразлично одобрение или неодобрение матери-настоятельницы, и она весело согласилась.

— Беда только в том, что Тома вызывают на медицинскую комиссию. Если его признают годным, он уедет на следующей неделе. Я хочу, чтобы мы поженились до его ухода.

— Молли, дорогая, — вздохнула Сара, — мне кажется, это невозможно.

Она оказалась права. В следующее воскресенье вечером, в их последнее свидание перед отъездом Тома, они разыскали Роберта Кингстона после службы.

— Мы хотим пожениться, — сказала ему Молли. Том выразился несколько менее прямолинейно:

— Я сделал Молли предложение выйти за меня замуж, и она согласилась.

Падре улыбнулся, но в глазах его таилось беспокойство. Он понимал, что это его вина. Он позволил им эти встречи в его присутствии, и теперь война толкала их в брак, хотя они, как казалось падре, совсем не знали друг друга.

— Поздравляю, Том, — сказал он, пожимая Тому руку. — Вы счастливчик. — Повернувшись к Молли, он сказал: — Надеюсь, вы будете очень счастливы.

Молли хотелось выйти замуж сейчас же, но Том был против.

— А что, если меня ранят? — говорил он. — И останешься ты на всю жизнь привязанной к слепому или калеке.

— Мне все равно, если это будешь ты, — решительно заявила Молли.

— Милая моя, я знаю, что ты сейчас так думаешь, — мягко ответил Том, — но со временем к тебе может вернуться рассудок, да и я этого не вынесу — буду страдать за себя и за тебя. Мы должны дождаться, пока кончится война.

— Эта война никогда не кончится, — сердито ответила Молли.

— Кончится когда-нибудь. Молли, я хочу, чтобы мы были вместе, чтобы мы поженились, чтобы у нас был дом и семья. У меня никогда не было семьи, и я хочу, чтобы мы стали семьей — больше всего на свете хочу.

— Я тоже этого хочу, — воскликнула Молли. — Ох, Том, я так хочу этого!

— Меня могут убить, и ты останешься одна. Я не хочу, чтобы ты осталась вдовой, Молл.

— Если ты так мрачно настроен, — выпалила Молли, — если будешь так думать, то тебя, чего доброго, и правда убьют, и тогда мы так никогда и не поженимся. Нужно жить сегодня, Том. Завтра может и не быть.

В конце концов она убедила его хотя бы поговорить с падре. Но теперь Молли ясно видела, что Роберт Кингстон, несмотря на его поздравления, далеко не в восторге от случившегося.