Стоянка запрещена (сборник) - Наталья Нестерова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какая интересная у вас работа, благородная, – похвалил Николай, который никогда не испытывал сострадания к диким кошкам и собакам.
– Да, очень интересная, – оживилась Сердоболица (воистину говорящее имя).
Они сидели рядом на бордюре, Николай курил третью сигарету и слушал про раненых, исхудавших, одичавших, глубоко несчастных животных, украдкой смотрел на часы – прошло больше часа. Николай подумал, что следует, наверное, пожертвовать на этот приют. Отправиться вместе с дочкой, дать денег. Нет, с дочкой опасно. Потребует взять домой какого-нибудь завшивленного тузика.
Начался дождь, забарабанили первые капли, поднимая маленькие всполохи пыли.
– Летний дождь пахнет арбузом, – сказала Сердоболица, с наслаждением втягивая носом воздух.
«Сердобольные любительницы животных не лишены романтизма», – подумал Николай.
И вслух согласился, принюхиваясь:
– Действительно, арбузом.
Капли посыпались чаще, они встали на ноги. Николай оглядывался, где бы укрыться, не отходя далеко от машины.
– У меня в сумке есть зонтик, – сказала Сердоболица.
– Ваша сумка – это волшебный кладезь.
Чтобы спрятаться от дождя, который быстро стал проливным, под одним маленьким дамским зонтом, им пришлось стать тесно, почти обнявшись. Сердоболицу это явно смущало.
– Я не кусаюсь, – сказал Николай. – Дайте зонтик, вы норовите прикрыть меня в ущерб себе. На чем мы остановились? У овчарки была сломана нога.
– У кавказской овчарки, – уточнила Сердоболица. – Это мощная и серьезная собака, а уж познав человеческую жестокость, Пират, так мы назвали пса, и вовсе озлобился. Он никого не подпускал, мы не могли даже шину на сломанную лапу наложить…
Пока не раздался звонок, Николай выслушал историю приручения Пирата и трогательную сагу о кошке, которая выкормила щенков погибшей таксы. Еще он узнал, что в приюте работают в основном добровольцы, в том числе ветеринары. Зарплату (можно представить, насколько «высокую») получают только директор приюта и Сердоболица. Николай утвердился в мысли помочь материально этим подвижникам, хотя всегда считал, что бездомных животных надо ликвидировать, дабы не подвергать опасности людей, не распространять заразу, да и самих животных избавить от извращенного существования в мегаполисе.
В определенном смысле Николаю, в пустом сонном городе под зонтиком с энтузиасткой защиты животных, орошаемому летним теплым дождем, пахнущим уже не арбузом, а водной свежестью, было уютно. Когда запиликал сотовый, они вздрогнули.
Сердоболица достала телефон, ответила, через секунду подняла глаза на Николая:
– Всё. Отключился. Мужской голос, только одно слово сказал: «Подъезжаем».
– Это Игорь, – рассмеялся Николай.
Игорь всегда был молчуном. Внешне безучастный, но всегда готовый прийти на помощь без лишних уточнений. Человек-скала, надежный и твердый. Они дружили с детства, но мало встречались после женитьбы Николая. Жена Коли нос воротила: «Да, Игорь, как ты утверждаешь, скала. Но скала – это камень, это скучно. С твоим Игорем не о чем говорить. Недаром его жена бросила».
Николай и Сердоболица перешагнули ручей дождевой воды, который уже несся вниз по улице, вышли на проезжую часть, чтобы их было хорошо видно.
Игорь затормозил ловко, остановил машину в трех метрах от них. Открылась передняя пассажирская дверь, из нее выскочила мама Николая. Только ее не хватало! Как же! Не могла пропустить представления.
Сама представление и начала.
– Коля! Ты с женщиной! – воскликнула мама.
Очень драматично.
Николай не нашел с ходу слов. Потому что те слова, которые вертелись у него на языке, не предназначались для маминых ушей.
Вышел Игорь, громко щелкнул кнопкой автоматического зонтика, стал рядом с мамой Николая, укрывая ее большим черным куполом от дождевых потоков. Игорь как всегда был невозмутим. Разбуженный среди ночи, проведший больше часа в обществе стенающей мамы Николая, он не выказывал никаких эмоций.
Они стояли друг против друга, пара против пары: Сердоболица и Николай – его мама и его друг.
– Мама, прекрати инсинуации! – строго сказал Николай. – Я даже не знаю, как ее зовут!
Это признание вырвалось неожиданно и, хотя было правдой, отдавало грубостью и предательством, смешанными с трусостью. Но маму заявление нисколько не успокоило, напротив.
– Ты с ней, не зная, как зовут? Когда жена уехала? И деньги требовал!
– Я ничего не требовал! Мама, замолчи!
Но тут вступила Сердоболица:
– Вы заблуждаетесь! Нас, то есть меня с вашим сыном, ничего не связывает. Я, то есть он со мной, познакомились несколько часов назад…
Сердоболица имела привычку вставлять в речь «то есть» – пояснительную конструкцию, которая сильно отдавала извинительностью. За время общения Николай услышал полторы сотни «то есть».
– Ваш сын, – продолжала Сердоболица, – защитил девушку. То есть Николай защитил ее ошибочно…
– Ага! – торжествующе вскричала мама. – Она-то знает, как тебя зовут!
Николай закатил глаза. За что ему все это? Мало, что ли, пришлось хлебнуть?
Далее, как в современной пьесе, звучали параллельно два диалога: мамы с Сердоболицей и Николая с Игорем.
– Представляешь, старик, – говорил Николай Игорю, – на минуту остановился сигареты купить, а машину угнали. Стоп-кадр! Стою дурак дураком: ни тачки, ни денег, ни телефона, в кармане полтинник мелочью – в богом забытом районе.
– В милицию заявлял? – спросил Игорь.
– Заявлял. Еще те стражи порядка, чтоб им геморрой неоперируемый. Потом смотрю – мой «форд». Бросили на улице. Может, мальчишки хулиганили.
– Вы напрасно нервничаете, – успокаивала Сердоболица маму Николая. – То есть я не отрицаю своей вины, когда принудила вашего сына вступиться за девушку. Но молодые люди играли.
– Тут еще другие были? Вы играли?
– Извините, но вы нервничаете на пустом месте, точно как моя мама. На остановке парень приставал к девушке, но они играли, они заявление сегодня в ЗАГС подали, то есть жених и невеста.
– Кто жених?
На лице Сердоболицы отразилась досада: как можно быть такой бестолковой? Но она продолжала со святым терпением:
– Если позволите, я вам расскажу все с самого начала. Вот на той остановке, – она потыкала пальцем на противоположную сторону улицы, – я ожидала автобус. Возвращалась от своей учительницы, которой помогаю по дому. Она одинокая, то есть не одинокая, потому что есть сын и дочь, но они от матери только квартиру ждут. Это, наверное, кара всех прекрасных педагогов: чужим детям они дают путевку в жизнь, а своих забрасывают…
– Кто забрасывает? Девушка! Я сама педагог с сорокалетним стажем, учитель младших классов. И своего сына никогда не забрасывала…
Мама Николая практически кричала. Во всю силу голоса, возмущенно. Игорь скосил глаза на женщин, обращая внимание Николая.
«Бабы, что с них взять?» – взлетом бровей ответил тот, пожав плечами, отсекая необходимость вмешиваться.
– Если заявление подал, надо ехать в отделение, забирать, – посоветовал Игорь. – Иначе получится, что ты ездишь на угнанной машине.
– Во красота! У меня угнали автомобиль, сам нашел, и я же преступник!
Игорь повторил жесто-мимику Николая: взлет бровей, пожатие плечами – такова жизнь.
Сердоболица извинялась за невольное поношение педагогов и пыталась рассказать, что произошло на остановке, где Николай у прохожих просил закурить, а потом бил жениха, то есть он сначала не знал, что это жених, пока невеста не пояснила, когда молодой человек упал без сознания, и это было страшно, потому что – вдруг убил? – то есть представьте, вы просите вмешаться, а человека насмерть…
Понять суть ее речей было невозможно, но мама Николая безошибочно уловила отсутствие криминала: женщина, которая несет подобную чепуху, не могла совратить сына. Мама расслабилась и теперь получала удовольствие от собственных язвительных вопросов.
– Ключи? – попросил Николай.
– Держи, – протянул связку Игорь.
Наконец осуществилось давно желаемое – Николай открыл машину.
Бумаги из портфеля выброшены, веером на заднем сиденье. Похоже, все в целости. Пиджак валяется на коврике. Карманы пусты – ни телефона, ни бумажника, ни паспорта. Что и следовало ожидать.
Пока Николай обследовал салон своего автомобиля, дождь прекратился. Игорь сложил свой зонт, отнес в машину. Взял зонтик из рук Сердоболицы, которая в десятый раз объясняла маме Николая про потасовку на остановке, стряхнул капли, сложил.
Мокрые складки зонтичной ткани, будто лепестки тропического растения, поникнувшего в дождь, сбрасывали воду – лишнюю тяжесть, которая не дает распахнуться к солнцу. Под светом уличного фонаря, а не солнца, до восхода которого еще добрых три часа, и в лучах от фар машины Игоря падающие капли играли, как бриллианты, всеми цветами радуги. Наверное, оптический эффект от двух искусственных источников света.
