Бабье царство. Возвращение… - Анатоль Нат

А его мастера за пару недель, а то и дней за десять всё сделают.

А деньги что. Денег жалко, конечно. Только для тебя фактор времени определяющь, а не деньги.

В ответ Колька лишь тяжело вздохнул. Хоть и прав был Васька, а денег было всё равно жаль. Они большим трудом доставались. И платить какому-то Верене за мотор десятку — конкретно жаба душила.

Да и не в деньгах дело было. Не хотелось связываться с кузнецом, да ещё и брать его сынков с собою в дорогу. Драчливы были парни и кулаки у них были крепкие.

— «Вот если всё ж поднапрячься, — вдруг размечтался он, — то и самому можно было бы всё сделать».

Только вот самому — это не менее чем через полгода, а то и через год, учитывая собственную плотную занятостью и не богатые знания в технике. А Кур обещал за пару недель сделать. Плюс кабина, кунг, колёса. За месяц управятся. Глядишь, ещё до срока отъезда баронессы на свадьбу её подруги, всё и готово будет.

Вот в суете подготовки к отъезду и они тихо в Приморье свалят. Никто и не заметит.

Что и надо. А то объясняйся с Изабеллой Юрьевной, что да куда. Всю душу вынет. Она такая.

Впереди показался деревянный тын вокруг участка. Потеребив пальцами слегка выпирающий из доски гвоздь, Васятка легко вытащил его из гнезда. Едва слышно скрипнув, толстая широкая плаха легко качнулась, открыв неширокий проход внутрь заднего двора, к конюшням.

— Да тише ты, кулёма, опять нас засыплешь.

— Сам ты кулёма! Это кто это нас засыпал?! Я?!

— Достал ты уже, Васька. Из-за тебя нас замели.

— Что значит, из-за меня. Это ты заорал в полный голос: «Оно!».

— А ты перед этим зазвенел на весь двор.

— Не начал ты бы, орать, ничего бы не было. Посмотрели бы аккуратно и ушли. А утром бы подошли спокойно в кузню и за две, три сотни злотых выкупили бы остовы. И совсем был бы другой разговор.

— А запчасти? А работа? Опять двадцать пять? Только что же говорили. Кто будет машины собирать? Я?! Ты, что ли? Не смеши.

— А хотя бы и я, — тихим сердитым шёпотом возмутился Колька. — Цундап сам собственными руками перебрал. Ну и что, что Богдан помогал. Теперь я и сам могу. Что, думаешь не смогу бензовоз себе сделать? Могу!

Нам надо то всего двести литров на нос. Чтоб с запасом.

— Ага! На каждого! И ещё двести на обратную дорогу. На каждого! Итого — восемьсот. Где ты их повезёшь, если заправок по дороге нет, и не будет.

— А сам цундап столько не потянет. Особенно считая наш вес и вес оружия. А без оружия туда я не сунусь. И тебя не пущу, несмотря на всю твою любовь-морковь.

Потому как это просто самоубийство, одним туда соваться. А уж без оружия, так вообще нет слов, нечего сказать.

— Вот и молчи, заботливый ты наш.

— Ёпрть!

— Что?

— Кто-то спит на моей кровати.

— И на моей, — изумился Васька. — Ну, ни фига себе наглость!

— Эй, ты, — пхнул он кончиком сапога чьё-то спящее тело, скукожившееся под его одеялом, в им лично оборудованном любимом спальном лежбище на сеновале.

Подымайся и проваливай. Хватит спать. Это моя постель. И моё одеяло. И вообще, наш сеновал.

Блин, — тихо выругался он. — Синька, ты что ли?

— Мы это, — донеслось из другого угла.

— Немой? Синька? А вы как здесь оказались?

Колька с Васькой, подняв высоко вверх зажженные потайные лампы, отбрасывающие на заворочавшихся под одеялами две фигуры синие узкие лучи слабого света потайных фонарей, в сильном обалдении недоумённо смотрели на две скорчившиеся от холода фигуры.

— Вы чё, замёрзли, что ли? Чё трясётесь то?

— Холодно. Погаси, — хмурый голос со второго раскинутого на соломе одеяла прервал немую сцену. — Мы это, мы. Я и сеструха моя, Синька. Ночуем мы здесь, вас дожидаючись. Второй день уж пошёл.

— У вас покушать, ничего нет?

— Чего? — Васька в полной растерянности смотрел на худое, до какой-то болезненно странной синевы личико сеструхи Немого. За что та в своё время и получила в их компании прозвище — Синька.

— Вторые сутки не жрамши, — хмуро бросил Немой. — Еле пробрались сюда через охрану усадьбы. А теперь боимся выбраться. Вдруг заметят.

— Не вдруг, а заметили.

Сразу успокаиваясь, Васька повесил фонарь на специально прибитый для того к столбу крыши крючок и с облегчением опустился на солому.

— Вас просто знают, потому и не трогали. Иначе давно б выперли. У нас тут и муха чужая не пролетит, а не то чтоб вы двое незаметно куда пробрались. За Немого говорить не буду, а вот Синька точно б попалась. Как она ходит по лесу — за версту слышно. А против наших зубров из охраны баронессы, нечего и думать. Так что это они вас просто так пропустили.

— Вопрос, почему? Чего они знают такого, что нам неизвестно. Ну ка, Немой, колись? Что у тебя дома произошло? И почему это вы два дня не ели.

— Кстати, — подсел к ним на одеяло Колька. — Вот краюха хлеба. Наши стратегические запасы на крайний случай. И бутылка молока. Для того же.

— Нет у нас дома, — глухо буркнул Немой.

Судорожно вцепившись в круглую буханку, он первым делом оторвал большой кусок с краю и протянул сестре.

— Ешь, — тихо проговорил он. — Только осторожно, смотри не торопись. А то не в то горло попадёт, раскашляешься. Раскашляешься, охрана застукает и отсюда нас выгонит.

— Голова выгнал?

— Сам ушёл. И сеструху с собой забрал. Чтоб только не видеть этой сволочи и греха на душу не взять.

— Вы же нас не выгоните? — неожиданно спросил он. — Мы тут поживём у вас чуток. Денька два, три, пока спина не заживёт. Потом мы жильё то себе найдём. На хуторах где-нибудь пристроимся. Рабочие руки там всегда нужны. А уж хлеб с молоком для Синьки я всяко отработаю.

— Да живи себе, никто тебя не гонит, — растерянно отозвался Колька.

Переглянувшись с точно таким же растерянным Васькой, он пожал плечами.

— Да живи ты, сколько хочешь, нам не жалко, — повторил он. — Охрану мы предупредим, чтоб точно не тронули.

А то хочешь, можно и в землянке устроиться. Там места свободного много, да и точно теплее. Найдём вам с Синькой уютный уголок. А то чего здесь на сене. Здесь место как бы и не для жилья.

— Не, мы лучше здесь, — сразу повеселел Немой. — А то баронесса ваша, у-у-у, какая серьёзная тётенька. Как зыркнет, так душа в пятки уходит. Так что нет, мы лучше здесь. Тут спокойнее. И к лошадям опять же поближе. А я лошадей люблю. Они добрые, в отличие от Головы.

— А что там у тебя с твоим дядькой то вышло?

Необычно серьёзный Васька, внимательно смотрел на Немого, решительно ожидая от того рассказа.

Помявшись, нехотя Немой заговорил.

— Ударил он Синьку. Сильно ударил. Так что она потом день отлёживалась. Она помои пролила прямо ему на ноги. Споткнулась и пролила. Он её сапогом в бок и ткнул. Как бы походя. Без злобы, как собачонку, что мешается под ногами.