Равенклифф (ЛП) - Гудман Кэрол

— Это причиняет тебе боль? — спросила я, встревожившись тем, что он ранит себя ради моего исцеления.

Он снова улыбнулся, но его глаза остались грустными.

— Нет, милая, восстановление твоей души доставляет мне огромную радость. Жаль, что я не могу восстановить потерянное нами время таким же образом. Когда я уходил, я понятия не имел, что твоя мама была… что ты была… я не знал о тебе. Я согласился уехать без Эвангелины, лишь поскольку считал, что так будет безопаснее для неё. Я думал, она вернётся к себе подобным. Если бы я знал, что у неё будет ребёнок, я бы никогда не ушёл, независимо от того, чем бы Старейшины угрожали мне.

Я чувствовала, как слёзы жалят глаза. Сколько раз я задавалась вопросом, почему мой отец бросил меня? Это было настолько глубокое горе, которое я уже давно закрыла в себе, подобно двери в неиспользуемую комнату. Теперь эта дверь открылась, и печаль его глаз наполнила её.

— Когда ты узнал обо мне? — спросила я.

— Когда твоя мама умирала. Я прочувствовал её уход, целиком и полностью на замёрзшем севере, и пришёл, чтобы отнести её в Волшебную страну. И тогда она рассказала мне о тебе. Я хотел прийти к тебе, но она сказала, что сначала мне нужно найти книгу "Порочность Ангелов". Она сказала, что без неё ты никогда не будешь в безопасности. Я проследил её путь до места, где всё начиналось — до Готорна в Шотландии — и увидел, что мистер Фарнсворт везёт её тебе. Я последовал за ним, чтобы убедиться, что книга благополучно дошла до тебя, но, конечно, этого не произошло. Фарнсворт отдал её мне, когда я спас его, но ван Друд отправил "сумерки" вслед за мной. С тех пор я бегал от них, боясь привести их к тебе, но потом, несколько недель назад, мне приснилось, что ты тоже была на "Титанике". Я подумал, что это был всего лишь сон, пока меня не нашел Рэйвен и не сказал, что твоя душа больна. Я сразу отправился к тебе…

— Даже если это предполагало, что они могут убить тебя за возвращение, — закончила я за него.

— Разве это имело бы значение, если бы ты умерла? — он просто спросил. — Я сделаю всё, чтобы наверстать упущенное с тобой время.

Я хотела сказать ему, что оно у него было, но я понимала, что ничто никогда не компенсирует то, что я росла без отца — ни для кого из нас. Но теперь я хотя бы знала, что в этом он не был повинен. Ответственность лежала на Старейшинах.

Я встала, теперь полностью восстановившись, и Фалько позволил своим крыльям отпустить меня. Я повернулась лицом к трём Старейшинам. Лицо Рен было мягким от сострадания, но Гус выглядел так, будто хотел перепрыгнуть через стол и задушить меня с Фалько. Лицо Мерлинуса было каменным и бесстрастным.

— Как вы могли отослать его от моей матери, когда его единственным преступлением была любовь к ней? — вскрикнула я.

Я услышала шорох над собой и увидела, что Рэйвен переместился на дюйм ближе ко мне, так что я оказалась между ним и Фалько. У меня было ощущение, что не такое предполагалось обращение к Старейшинам, но мне было всё равно. Они лишили мою мать любимого мужчины. Они лишали меня отца на всё моё детство.

— Вы просто кучка иссохших старых ворон, — возмутилась я, — завидующих счастью других людей.

— Он нарушил закон, — выплюнул Гус.

— Это же дурацкий закон! — закричала я. Кто-то надо мной зашипел. Гус упёрся руками в стол, его сухожилия напряглись, крылья за спиной изогнулись: — И почему же Дарклинг и человек не должны любить друг друга? Меропа и Адерин любили…

— И прокляли нас на вечное изгнание, — прошипел Гус. — Мы никогда не сможем вернуться в Волшебную страну. Ты хоть понимаешь, каково это переправлять души людей в их загробный мир, а души фейри в их, но никогда не иметь собственного покоя? Когда мы умираем, мы превращаемся в пыль. А всё потому, что Дарклинг полюбил человека, — он выплюнул это слово изо рта, как будто оно было отвратительным на вкус.

— Нет, — сказала я, вспомнив, что ранее беспокоило меня в истории Меропы и Адерина. — Вы были прокляты не из-за их любви, а потому, что сумрачная ворона клюнула Адерина в грудь. Частичка тени проникла в его душу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Тьма, вошедшая в его душу, была его любовью к человеческой женщине! — огрызнулся Гус мне в ответ.

— Почему вы так ненавидите людей? — спросила я.

— Мы их не ненавидим, — сказал Мерлинус, пристально глядя на Гуса. — На нас возложена забота о них. Если мы позволим себе влюбиться в них, мы рискуем заразить их нашим проклятием. Твоя мать, например, не была бы допущена в загробный мир смертных из-за её любви к Дарклингу. Фалько нарушил закон, приведя её в Волшебную страну. А ты, птенец… — он посмотрел на меня грустным взглядом. — Теперь ты подвержена проклятию Дарклингов. Тебя не пустят ни в собственный загробный мир, ни в Волшебную страну.

— Я уже побывала в Волшебной стране, большое спасибо, — огрызнулась я на него.

Я и не думала, что эти мраморные черты лица могут выразить удивление, но я ошибалась.

— Ты что? — спросил он. — Как ты смогла войти и вернуться в своё время без Дарклинга, который бы придержал для тебя врата открытыми?

Слишком поздно я поняла, что своим норовом подставила Рэйвена. Прежде чем я успела подумать, как ответить, заговорила Рен:

— Важно то, что она вообще смогла пройти через врата. Это может означать, что проклятье ослабевает.

— Она ещё даже не оперилась, — сказал Гус. — И даже если она сможет переступать черту, это лишь значит, что полукровки могут. Какая от этого польза всем остальным?

Хор свиста, сопровождаемый шорохом, донёсся с верхних ярусов. Видимо у Гуса были своими сторонники. Воодушевлённый этим откликом, Гус продолжил:

— И почему мы должны ожидать от неё какую-либо помощь? Она часть ненавистного Ордена, который только и живёт, чтобы искоренить нас. Откуда нам знать, что её присутствие здесь не является частью заговора, чтобы проникнуть в наши ряды и затем привести Охоту к нам? Возможно, они уже в пути.

Шорох над нашими головами перерос в рёв, низкий и зловещий. В то же время Рэйвен и Фалько расправили крылья над моей головой, как будто ожидали нападения сверху. Впервые я почувствовала страх. Не только о том, что может случиться со мной, но и о том, что может случиться с Рэйвеном, за то, что он привёл меня сюда. Теперь я поняла, чем он рисковал, находясь со мной. Но когда он заговорил, он не казался испуганным, он казался сердитым.

— Как ты смеешь заподозрить Аву в неладном? Она рисковала своей жизнью — своей душой — чтобы отыскать книгу, которая положит конец нашему проклятию.

— И где же она тогда? — потребовал ответа Гус, встав на ноги и разминая крылья за спиной. — Все эти разговоры о драгоценной книге, но я лично обыскал пленника, когда он был взят, и у него не было книги.

Я взглянула на Фалько. Он потерял книгу? Возможно, он просто спрятал её где-то. Его губы медленно изогнулись, скорее в оскале, нежели в улыбке.

— Я был готов к более тщательному обыску больше, чем любой из вас сможет провести, — холодно сказал он. — И поэтому я спрятал книгу здесь.

Он распрямил крылья до максимума — почти в пятнадцать футов в ширину, шире, чем я думала, что крылья могут быть. Сначала мне показалось, что он угрожает Гусу, но потом я присмотрелась повнимательней и поняла, что имел в виду Фалько. Между каждым пером были пришиты страницы. Каждая страница была покрыта крошечным руническим шрифтом и красивыми рисунками, выложенными драгоценными камнями, которые придавали крыльям Фалько блеск павлиньего хвоста. "Порочность Ангелов" — книга, которую моя мать искала всю свою жизнь, была вшита в крылья моего отца.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

ГЛАВА 24

Рой Дарклингов скучился вокруг Фалько, отпихнув меня в сторону и скрыв его от моих глаз. Я могла понять, почему стаю Дарклингов называли темнотой. Вместе они формировали сгусток темноты, в которой всё остальное переставало быть видимым. После того, как казалось, прошло много времени, темнота разжижилась, оставив одного седовласого пожилого Дарклинга, который изучал крылья Фалько с помощью лупы.