Площадь диктатуры - Андрей Евдокимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По инициативе и при участии тов. Кошелева П.К. был проведен широкий комплекс мероприятий по установлению контроля над определенными кругами ленинградской молодежи с неустановившимися мировоззренческими ориентирами. В частности, в тесном взаимодействии с отраслевыми отделами ОК КПСС и ОК ВЛКСМ были организованы: объединение самодеятельных литераторов "Клуб-81", Товарищество экспериментального изобразительного искусства, а также музыкальный рок-клуб.
В результате соответствующих оперативных мероприятий, смело и решительно проведенных под руководством тов. Коршунова, действовавшего в негативной среде под прикрытием ОК ВЛКСМ и Управления культуры Ленгорисполкома, резко повысился уровень агентурных разработок, пресечены попытки западных спецслужб повлиять на умонастроение отдельных категорий советских людей, негативные процессы среди творческих работников и работников идеологического фронта были взяты под усиленный контроль.
Следует отметить глубокие знания особенностей контрразведывательной деятельности, незаурядное мастерство, выдумку и предприимчивость, постоянно проявляемые тов. Кошелевым П.К. при планировании, также личное мужество при проведении оперативно-агентурных, установочно-розыскных и вербовочных мероприятий.
В условиях обострения идеологической борьбы под руководством и при непосредственном участии тов. Кошелева П.К. были арестованы и привлечены к уголовной ответственности свыше 30 человек; в отношении более чем 160 проведено профилактирование различных категорий.
В числе указанного контингента - организаторы так называемого "феминистского" клуба "Мария" и издатели подпольного журнала антисоветской направленности с аналогичным названием Н. Лазарева и Г. Григорьева, бывший член СП СССР Л. Друскин, редакторы подпольного Информационного бюллетеня Долинин и Евдокимов, распространитель антисоветской литературы М. Поляков, диссидентка-антисоветчица Ю. Вознесенская, распространитель непристойных и антисоветских картин Г. Михайлов и другие, изобличение и осуждение которых было с удовлетворением встречено общественностью, получило положительную оценку в советской и партийной печати.
Плановые задания по вербовке агентуры и привлечению доверенных лиц выполняются тов. Кошелевым П.К. с показателями не ниже, чем 107,6 %. Он блестяще владеет различными видами боевых единоборств, является мастером спорта СССР по самбо, постоянно совершенствует морально-психологическую, политическую и физическую подготовку
Тов. Кошелев П.К. пользуется заслуженным авторитетом и доверием в коллективе, неоднократно избирался в выборные органы, был секретарем комсомольской организации Управления, будучи членом парткома Управления, отвечал за культурно-массовую работу.
Характеристика выдана в связи с представлением к награждению почетным знаком "70 лет органам ВЧК-ОГПУ-КГБ".
<...>
- Черт ногу сломит, прежде чем до сути доберешься. Разве ж можно так о живом человеке? - сбросив очки на стол, воскликнул Сурков.
- Кадры - дело тонкое. Не мы придумали, не нам изменять, - дружелюбно откликнулся особист.
- Скажи, Михал Матвеич, по человечески: можно с Кошелевым кашу сварить или нет? Я тут, понимаешь, глубокую комбинацию задумал, хочу его задействовать.
- В принципе я бы характеризовал парня положительно. Но надо смотреть по какой линии. На заграницу или по направленности 2-й службы* я бы воздержался.
- Почему?
- По складу характера он нуждается в коллективе. Как говорят наши психологи - "человек команды". Кстати, и коллектив нуждается в нем. Если, где собирается компания, то Паша всегда тут, как тут. Гитара, песни - все при нем. Как говорится, первый парень на деревне... на русской деревне! А в загранке не потянет, нет не потянет.
- И черт с ней, есть у нас еще дома дела! Они важнее. Кстати о делах: помнишь наш пароль для явки в этом, - как его - в Суррее?
- А то! Разве ж забудешь: "Дело было вечером, делать было нечего!" ухмыльнулся Михаил Матвеевич
- Мне как раз шотландского привезли, "Блю лейбл"! - сказал Сурков, доставая из сейфа квадратную бутылку. - Вечно путаю, где "блю", а где "бля". Эх, раньше водку делали! Вспомнишь - слеза прошибает. Впрочем и виски неплохо.
- Самый генеральский напиток. Нам, полковникам не положено.
- Брось, Михал Матвеич! Такой полковник трех генералов стоит. А твой тонкий намек понял: завтра пришлю, чтобы нашу с тобой молодость не забывал.
За разговорами выпили почти всю бутылку, и, проводив старого приятеля, Сурков стал собираться. Перед тем, как надеть пальто, он вызвал помощника, чтобы тот сдал в спецотдел подписанные документы.
- Товарищ генерал! Что с Беркесовым делать? Вы его на четырнадцать двадцать вызвали, с тех пор сидит, - виновато спросил помощник, принимая папку с подписанными за день бумагами.
- Я Черкесова не вызывал, - удивился Сурков.
- Не Черкесова, а Беркесова! Их все путают: оба из следствия и оба подполковники. Вы недавно на Черкесова наградные документы утверждали, а Беркесов - это тот, кто ведет дело Брусницына, - деликатно напомнил помощник.
- На этом деле орден не высидишь, так чего же он дурью мается? Я на совещании всем задачи поставил, пусть выполняет, - рассудил Сурков.
- Он на совещании не был. Весь день в приемной, как пришитый, ждет, как вы приказали.
- Черт с ним, давай его сюда, - поморщился Сурков, взглянув на часы. Предупреди, чтобы коротко. Сейчас двадцать один пятьдесят семь. Машину на выезд - в двадцать два десять... Нет, не успею - в двадцать два пятнадцать!
Едва закрыв за собой дверь Беркесов доложил, что следствие идет по плану и затруднений нет.
- Повторять то, что говорил на совещании не буду, - не дав договорить, сказал Сурков. - Но, как говорится, на короткой ноге... Операцию свертываем. Твоего подследственного придется выпускать. Все подробности - у Голубева...
- Как же так, товарищ генерал? До завершения осталось двенадцать дней Если надо, я в неделю уложусь, - растерялся Беркесов.
- Это - приказ! - воскликнул Сурков.
- Нельзя его выпускать, товарищ генерал, нельзя!
- Что предлагаете?
- Прекратить дело по нашим статьям и передать в милицию. Наркотики их подследственность, пусть дорабатывают и передают в суд, как по закону положено, - в ту же секунду выпалил Беркесов.
- Грамотную комбинацию выстроил! Обделались мы, а мордой в кучу милицию. Пусть нюхают! Ох, хитер ты, подполковник, - тут же оценив предложение, восхитился Сурков. - Завтра согласуй с Голубевым на немедленную реализацию.
- Разрешите задействовать службы для прикрытия по милицейской линии? торопясь за выходящим из кабинета Сурковым, на ходу спросил Беркесов.
2.18 ПОД УТРО ВЫСВЕТИЛИСЬ ЗВЕЗДЫ
Талая, слякотная ночь давно перевалила за половину, и ближе к утру подул ровный северный ветер. Он был не слишком сильным и за пару часов только чуть подсушил улицы. Однако холод оказался сильнее, и мало-помалу город покрылся ледяной коркой, тяжелые наросты замерзшего снега зависли с крыш и карнизов над безлюдными тротуарами.
- Плетешься, как телега по теплому дерьму. Давай быстрее! - прикрикнул Волконицкий на шофера. Тот что-то буркнул и резко прибавил скорость. Но на ближайшем перекрестке машину занесло, водитель с трудом увернулся от сфетофорного стояка.
Лариса задремала, едва выехали из авиагородка, и проснулась от негромкого, с хрипотцой голоса шофера. Было почти пять, машина стояла возле их парадной, и в салоне горел свет.
- Зима на поворот зашла, заметно светает, да и день стал длиньше. Вон, гляньте, звезды какие яркие, - уютно говорил шофер, ожидая, пока Волконицкий подпишет путевой лист.
От свежего морозного воздуха прояснилось, она вспомнила все, что случилось вчера, и стало безумно стыдно за сумасшедший звонок Борису.
Едва зайдя в лифт, Николай потянулся обнять, но она отвернулась.
- Ради Бога, не трогай меня! Потом, потом поговорим.
Войдя в квартиру, Лариса тут же заперлась в ванной и долго плакала, сама не зная о чем. Потом залезла под душ и полчаса хлестала себя горячей водой, почти кипятком попеременно с холодной. От мысли улечься рядом с мужем ее била дрожь, и становилось гадко.
Укутавшись в два махровых халата - свой и Николая, - она уселась на кухне и наугад открыла книгу, которую почти всегда носила с собой:
" ...
- Помоги мне, - шептала лежавшая на песке птица еле слышно, будто была готова вот-вот расстаться с жизнью. - Больше всего на свете я хочу летать...
- Что ж, не будем терять времени, - сказал Джонатан, - поднимайся со мной в воздух - и начнем.
- Мое крыло! Я совсем не могу шевельнуть крылом.
- Ты свободен, ты вправе жить, как велит твое "я", твое истинное "я", и ничто не может тебе помешать. Это Закон Великой Чайки, это - Закон!
- Ты говоришь, что я могу лететь?