Проходящий сквозь стены - Александр Сивинских

— С этим после, Паша! — гавкнул бес. — Рвем когти!

— Ни фига! — пылая праведным гневом, прошипел я. — Это ж «язык». Сейчас он мне все выложит, падла. В две секунды. Если не хочет, чтобы шейку перепилили. Хочешь, нет?

Оказывается, он хотел. Внезапно взвизгнул и нырнул башкой вперед с несомненным намерением разрезать собственное горло о лезвие, но страшную тайну не выдать. Я успел отдернуть руку лишь в самый последний момент. Мальчиш-кибальчиш гребаный!..

— Охренел, камикадзе? — испугался я. И завороженно уставился на его шею: кожу перечеркивала быстро наливающаяся кровью длинная царапина.

— Да бросай же придурка! — дико заорал Жерар.

Я очнулся, сделал китайцу подножку и изо всей силы толкнул его обеими руками в грудь. Он повалился на полосатые тюки, завозился там, сдавленно попискивая. Фальшивые менты лежали тихохонько, смирнехонько, не ерепенились и не шебуршали. Даже дышали через раз.

Одним движением я вспорол заднюю стенку палатки, вымахнул через дыру наружу. Окончательно, как видно, спятивший «язык» выскочил на карачках следом, ловя меня за штаны. Пришлось ткнуть ему пальцем в другой глаз — благо рука была уже набита.

Только тогда он наконец отстал.

Тылы блошиного рынка выходили на сильно запушенный и загаженный отходами торговли парк. Круто воняло мочой.

— Сюда, — приглушенно позвал бес, ныряя в кусты. Оскальзываясь на мокрой грязи и истоптанной траве, я метнулся за ним.

За спиной взвизгнули тормоза. Сквозь ветви акации я увидел, как из тормозящего серебристого джипа будто сухой горох посыпались шустрые и решительно настроенные китайцы. Все как один в замшевых пиджаках горчичного цвета, строгих брюках, при белейших рубашках, темных очках и галстуках. Возбужденные торгаши наперебой спешили сообщить им, где находится эпицентр переполоха. Братцы-горошки схватывали информацию на лету и уже мчались в сторону разоренной нами с бесом палатки. Впереди, сметая лотки, косолапо пер громаднейший, однажды уже виденный мною в «Серендибе» китаеза. Тот самый лис-оборотень Хуан, бывший телохранитель господина Мяо, что сменил усопшего босса на посту смотрителя Чайна-тауна. В кулаке он сжимал пистолет-пулемет с навернутым цилиндром глушителя и длинным, штук на сотню патронов, магазином. К погоне присоединялись и продавцы. Давешний железнозубый тормоз в роговых очках не был больше ни напуганным, ни растерянным, ни заторможенным. Из-под кастрюль, половников и терок он выхватил широченный сверкающий тесак, украшенный алыми шелковыми лентами, и с предельно воинственным кличем воздел над головой.

Зараза, думал я на бегу. Выходит, ошибся Сулейман, утверждавший, что после смерти господина Мяо и выдворения за пределы страны дружков Сю Линя история со сгинувшим сотрудником китайской разведки станет местным китайцам безразлична. Как же! Длинная рука Пекина нашарила-таки причастного к этой акции человечка и готовилась крепко взять за причинное место. Или, может, это не официальный Китай вовсе, а «Триады»? Ни одна разведка не позволит своим агентам появляться на улице иностранного города, размахивая оружием. А с мафии вполне станется. Я поддал ходу. Не приведи бог, Хуан или кто-нибудь из его телохранителей обернется лисой, шиш мы от них тогда оторвемся. Возьмет след, догонит, начнет цепляться за ноги, кусаться — а там и основные силы подоспеют. Одна надежда на то, что до ночи еще далеко, а в светлое время суток даже китайские оборотни-цзины предпочитают все-таки человеческий облик.

Парк постепенно начал приобретать благоустроенный вид. Потом я разглядел за деревьями какую-то преграду и заволновался, но бес уверенно несся прямиком к ней.

Это был солидный, сколоченный из крепких и плотно подогнанных досок забор высотой метра два с половиной, покрытый двускатным жестяным козырьком с зубчатым краем. Он казался бесконечным и непреодолимым, как крепостная стена. Такими заборами обычно огораживают участки парка, примыкающие к районам, заселенным состоятельными людьми. Людьми, не желающими иметь с описанным и обкаканным общественным пастбищем никаких сообщений.

Жерар подскочил к доске, ничем не отличавшейся от прочих, и приказал: «Дави!» Я надавил, доска отошла, мы протиснулись в щель. С обратной стороны, подпертая колышком, опасно кренилась в направлении забора поставленная «на попа» бетонная скамейка. Не дожидаясь команды, я вышиб колышек ногой. Скамейка упала в аккурат на подвижную доску, запечатав проход намертво.

Мы удовлетворенно переглянулись и снова подхватили ноги в руки.

Потом парк кончился. Преодолев невысокую живую изгородь (я махнул верхом, бес пронырнул понизу), мы выбежали на очаровательную тихую улочку. Жерар, стремительный, как пуля, без остановки понесся налево — будто зная, что нам нужно именно туда. Впрочем, знанию его я уже не удивлялся.

Бес между тем свернул в проулок и радостно залаял — так, словно увидел родного, давно отсутствовавшего хозяина. Выбиваясь из сил, я бросился его догонять.

За углом стоял возле тротуара сверкающий хромом байк. Рядом безмятежно покуривал Железный Хромец Убеев.

Он молча кивнул, хлопнул меня по плечу. Подал приготовленный мотоциклетный шлем. Шлем был легчайший, стилизованный под каску кайзеровского офицера: на лбу золотой орел, на макушке — золотой шпиль в форме копейного наконечника. Или, если угодно, шахматного слона. Мягкий ремешок затягивался одним движением.

Убеев, откинув отрепетированным движением полу своего кожаного плаща, оседлал «Харлей». Сигарета, очертив крутую дугу, отлетела в сторону.

Двигатель утробно рявкнул…

Мотоцикл привстал на дыбы, потом еще и еще раз, я судорожно стиснул костлявые бока Железного Хромца, мечтая об одном: чтобы все это поскорее закончилось, и тут мы, распространяя удушливый запах горящих шин, сорвались с места.

Жерар, как влитой, замер на бензобаке, подавшись вперед всем тельцем и радостно оскалившись. Он рассекал грудью плотный встречный ветер и воображал, должно быть, что похож на ростральное украшение драккара викингов. Было заметно, что ему эта поза привычна и что она им по-настоящему любима. То-то он мне толмачил о быстрой езде и газе «до полика»

Убеев вел уверенно, но немножечко чересчур рискованно. Немножечко чересчур рисуясь. Слишком круто поворачивал, слишком резко тормозил и разгонялся. Как обычно, он работал на впечатление о себе. Хорошо, что движение в узких переулочках, по которым мы катили, почти отсутствовало.

Впрочем, далеко мы не уехали. На дорогу выскочил плотный китаец в роговых очках, взмахнул тесаком и принял боевую позу цапли. Или журавля. А может, богомола. Зубы, обнаженные в жуткой гримасе, металлически поблескивали. Алый шелк платка, привязанного к гарде меча, ниспадал ему на плечо. Острие широкого клинка, казалось, было направлено точно мне в грудь.

На приличной скорости даже мошка, врезавшаяся в лицо, вызывает боль. Жук может запросто поставить синяк. А уж меч-то… Достаточно малейшего касания, чтобы распахать мясо до костей и глубже. Мы могли бы еще успеть свернуть, но прибабахнутый Железный Хромец решил принять бой. Не доезжая до страшного фехтовальщика какого-то десятка метров, он выхватил длинноствольный пистолет и дважды выстрелил. В следующее мгновение Убеев сшиб тяжеленным ортопедическим сапогом еще стоящее на ногах тело китайца (я успел заметить отсутствие нескольких передних зубов и вспучивающийся черный пузырь на месте глазницы), одновременно с нечеловеческим проворством ловя выпадающий из его руки тесак. Дальше Хромец несся, подобный атакующему кавалеристу, покручивая над собой зажатым в левой руке трофейным мечом и пугая неадекватным поведением народ.

Скорость то нарастала, то снижалась. Мы кружили по каким-то абсолютно одинаковым, удивительно опрятным улочкам и проулкам, не то в поисках чего-то, не то в попытке запутать следы. Впрочем, никто за нами, кажется, не гнался. У меня начали понемногу слезиться от ветра глаза. Вжав голову в плечи и кляня себя за непредусмотрительность, я уткнулся лбом в убеевскую спину. Не хватало еще сейчас окриветь, поймав глазом шальное насекомое. Ах, как пригодились бы мне купленные у китайского мальчиша-кибальчиша очки, догадайся я их надеть раньше. Сейчас они, зацепленные дужкой за ворот футболки, болтались на шее мертвым грузом, и никакая сила в мире не заставила бы меня произвести операцию по их извлечению.

Однако ехать неведомо куда оказалось, доложу я вам, занятием чрезвычайно нервным. Каждый рывок мотоцикла вызывал в голове каскад самых жутких фантазий, благодарить за которые следовало в первую очередь Голливуд. От внезапного возникновения на пути гигантского бензовоза до столь же нежданного появления детской колясочки или котенка. И что с того, что я мог смотреть по сторонам? Мелькание домов, столбов, транспорта и прохожих вызывало головокружение — и только.