Искатель. 1993. Выпуск №1 - Любовь Лукина

Вальдикампо собственноручно взял со стола один из канделябров и проводил герцога в отведенные ему комнаты. Он бы отнес канделябр и в спальню, но Джан Мария остановился у двери и, попросив хозяина поставить канделябр на соседний столик, пожелал ему спокойной ночи.

Постоял еще с минуту, размышляя, желательно ли присутствие при допросе шута Альваре и Санти, пришедших вместе с Вальднкампо и теперь ожидающих его распоряжений, решил, что справится сам, и отпустил их.

Когда они ушли, Джан Мария хлопнул в ладоши, и Мартин Армштадт распахнул дверь спальни.

— Оп здесь? — осведомился герцог.

— Ожидает вашу светлость.

Швейцарец отступил в сторону, давая дорогу Джану Марии.

Во дворце Вальдикампо герцогу отвели лучшую спальню — просторную комнату, в центре которой стояла задернутая вышитым пологом большая кровать.

Освещали спальню два канделябра на каминной доске, по пять свечей в каждом. Однако Джан Мария решил, что света недостаточно, и приказал Армштадту принести третий, из соседней комнаты. И лишь потом обратил внимание на маленькую группу у окна.

Состояла она из трех человек — двух наемников Армштадта, в кольчугах и морионах, и несчастного горбуна Пеппе. Лицо шута было белее мела, глаза полны грусти, губы не кривились в улыбке, а на лице застыл страх.

Удостоверившись, что у Пеппе нет оружия, а руки его надежно связаны за спиной, Джан Мария отослал обоих швейцарцев и Армштадта в соседнюю комнату, наказав им быть наготове. Хмурясь, он повернулся к Пеппе.

— Вижу, шут, ты не такой веселый, каким был сегодня утром.

Пеппе еще сильнее побледнел, но смиренного ответа все равно не получилось — шут и сейчас остался шутом.

— Обстоятельства не позволяют, ваша светлость. А вот вы, напротив, пребываете в прекрасном расположении духа.

Герцог метнул в него сердитый взгляд. Соображал он туго п, как говорится, за каждым словом лез в карман. К тому же не жаловал быстрых на язык. Он неторопливо прошествовал к камину и облокотился о каминную доску.

— Твои шутки не доведут тебя до добра. Скажи спасибо, если все обойдется только поркой.

— Похоже, вы полагаете, что, отправив меня на виселицу, облагодетельствуете меня еще больше, — с едва заметной улыбкой парировал шут.

— А, значит, ты понял? — Джан Мария не уловил иронии. — Но я милосердный правитель.

— О чем знают все ваши подданные, — не преминул ввернуть шут.

Джан Мария взбеленился.

— Да ты смеешься надо мной, скотина! Укороти свой поганый язык, не то прикажу его вырвать.

Пеппино испугался. Как жить шуту на свете без языка? А герцог между тем продолжал:

— За наглость твою тебя следовало бы повесить, но я готов отпустить тебя целым и невредимым, если ты честно ответишь на мои вопросы.

Горбун склонился в поклоне.

— Почтительнейше жду ваших вопросов, мой господин.

— Ты говорил… — Герцог запнулся, пытаясь припомнить слова шута. — Утром ты говорил о мужчине, с которым познакомилась монна Валентина.

Лицо Пеппе перекосилось от страха.

— Да, — выдохнул он.

— Где она познакомилась с мужчиной, которого ты так расхваливал?

— В лесах у Аскуаспарте, откуда берет начало река Метауро. В двух лигах от Сан-Анджело.

— Сан-Анджело! — эхом отозвался Джан Мария, вздрогнув при упоминании о том месте, где собирались заговорщики. — И когда это случилось?

— В среду перед Пасхой, когда монна Валентина возвращалась в Урбино из монастыря святой Софьи.

Ничего не ответил Джан Мария. Он стоял, склонив голову, и думал о заговорщиках. Стычка, в которой погиб Мазаччо, произошла в ночь со вторника на среду, и он все больше и больше склонялся к мысли, что мужчина, случайно встретившийся с Валентиной, — один из заговорщиков.

— Почему монна Валентина заговорила с ним? Они были знакомы?

— Нет, ваше высочество. Но он лежал раненый, и в ней проснулось сострадание. Она попыталась облегчить его муки.

— Раненый? — вскричал Джан Мария. — Клянусь Богом, все так, как я и думал! Его ранили ночью на склоне Сан-Анджело. Как его имя, шут? Скажи, и я отпущу тебя на все четыре стороны!

Шут замялся всего на секунду. Да, он боялся Джана Марии, о жестокости которого ходили легенды, но еще сильнее боялся вечного проклятья, на которое обрекал себя, нарушая данную рыцарю клятву не выдавать его имя.

— Увы! — Пеппе всплеснул руками. — Сладостно купить свободу за столь ничтожную цену. Однако мое невежество мешает мне ее заплатить. Имени его я не знаю.

Но герцог продолжал сверлить его взглядом. Подозрительность обострила его чувства. В иной ситуации он бы ничего не заметил, но сейчас мгновенная заминка шута не осталась без внимания.

— А как он выглядел? Опиши мне его. В чем был одет? Какое у него лицо?

— И тут, господин мой, мне нечего вам ответить. Видел я его лишь мельком.

Злобная улыбка скривила рот герцога, обнажив крепкие белые зубы.

— Значит, видел мельком и память твоя не запечатлела его образа?

— Истинно так, ваша светлость.

— Ты лжешь, мерзавец! — взревел Джан Мария. — Только утром ты говорил, что он и ростом высок, и внешностью благороден, и манеры у него как у принца, а речь как у придворного! А сейчас долдонишь, что видел его лишь мельком и не помнишь, как он выглядел. Тебе известно, кто он, и ты назовешь мне его имя, иначе…

— Ну что вы так разгневались, наиблагороднейший господин, — заверещал шут, но герцог перебил его:

— Разгневался? — Глаза Джана Марии округлились, словно предположение шута повергло его в ужас. — Да как ты смеешь обвинять меня в этом смертном грехе? — Он перекрестился, как бы отгоняя искушающего его дьявола, смиренно склонил голову. — Libera me a malo, Domine[5], — пробормотал он едва слышно, а затем прорычал еще с большей яростью: — Ну, говори, как его зовут?

— Если бы я знал…

Джан Мария хлопнул в ладоши и крикпул:

— Эй! Мартино! — Мгновенно дверь открылась и на пороге возник капитан швейцарцев. — Веди сюда своих людей, да пусть прихватят с собой веревку.

Капитан повернулся, и в то же мгновение шут рухнул на колени.

— Пощадите, ваше высочество! Не вешайте меня. Я…

— Мы и не собираемся тебя вешать, — ледяным тоном ответствовал герцог. — Какой толк от тебя мертвого. Ты нам нужен живым, мессер Пеппино, живым и разговорчивым. Для шута ты чересчур сдержан на язык. Но мы надеемся исправить этот недостаток.

Стоя на коленях, Пеппе возвел очи к потолку.

— Матерь Божья, помоги и защити.

Джан Мария брезгливо рассмеялся.

— Станет ли матерь Божья якшаться с такой швалью, как ты? Обращайся лучше ко мне. Потому что твоя участь зависит от меня. Скажи мне имя человека, которого ты встретил в лесу, и я отпущу тебя с миром.