Семинар с доктором медицины Милтоном Г. Эриксоном - Джеффри Зейг

Многие невротические состояния возникают оттого, что люди чувствуют себя неприспособленными, неспособными. А пытались ли они определить на деле, на что они способны?

Думаю, каждому из вас следует попробовать вызвать свой первый транс. Вас будут одолевать сомнения: «Правильно ли я все делаю? Правильно ли мой подопечный реагирует? Что делать дальше?»

Давайте возьмем кого-нибудь совсем мне незнакомого. (Эриксон смотрит на одну из женщин и обращается к Зигфриду.) Поменяйся-ка с ней местами. (Эриксон смотрит вниз и спрашивает.) Вы когда-нибудь были в трансе?

Женщина: Да, вы вводили меня. (Трогает Эриксона за плечо.) Эриксон: Тогда выберите, кого я никогда не вводил в транс. Женщина: Бонни подойдет. (Бонни – врач из Феникса.)

Эриксон (Женщине): Поменяйтесь с ней местами. (Бонни садится.) Во-первых, заметьте, что я не просил ее сесть в это кресло. (Эриксон указывает на кресло. Бонни утвердительно кивает.) Я просто сказал ей сесть в то кресло. Ты уже здесь, а я ведь не говорил тебе подойти сюда, говорил?

Бонни: Нет.

Эриксон: Ты в трансе? (Бонни улыбается.) В трансе?

Бонни: Мне кажется, в легком. (Утвердительно кивает.) Я очень спокойна и расслаблена. (Еще раз утвердительно кивает.)

Эриксон: Скажи, что ты в трансе. (Бонни утвердительно кивает.) Какой покладистый человечек. (Эриксон поднимает ее правую руку, и она каталептически застывает.) Сегодня ты увидела меня в первый раз, верно?

Бонни: Ага.

Эриксон: А ты всегда позволяешь незнакомым мужчинам брать тебя за руку и подвешивать ее между небом и землей?

Бонни: Нет. (Улыбается.)

Эриксон: А как же я? (Эриксон смеется.) Как ты думаешь, у тебя глаза скоро закроются?

Бонни (Моргает): Думаю, сейчас закрою.

Эриксон: Давай. Ты также войдешь в транс… чувствуешь себя очень удобно.

Входишь в очень глубокий транс… (Бонни опускает руку)… входишь легко. И чем тебе удобнее, тем глубже будет транс. Ты там не будешь одна. И другие тоже войдут в транс.

А все остальные, оглянитесь вокруг. Посмотрите, как у многих из вас ограничилась присущая бодрствующему человеку подвижность. У них сократилась психомоторная активность. Обратите внимание на глаза. Они не мигают, в отличие от обычного состояния. А если и мигают… то по-другому.

(Эриксон обращается к Зигфриду.) Ты тоже с трудом держишь глаза открытыми. (Эриксон медленно и настойчиво кивает головой.) Почему бы тебе их сейчас не закрыть и больше не открывать. (Эриксон продолжает кивать.) Совсем закрываются, тебе очень хорошо. Очень удобно. (Зигфрид сидит с закрытыми глазами.) В трансе обучение идет, кстати, быстрее, чем в бодрствующем состоянии. Нельзя изучить свое бессознательное с помощью сознания.

Так вот, все, что я вам говорил, дойдет до вас в переводе на ваш собственный язык, в соответствии с вашим индивидуальным восприятием. А потом наступит время, когда к вам неожиданно придет внутреннее озарение, внезапное понимание, нежданная мысль, которая вам раньше никогда не приходила в голову. Это заработает ваше бессознательное, подпитывая ваше сознание уже известной вам информацией, о знании которой вы даже не догадывались. Потому что все мы учимся каждый на свой лад.

Джо осенило, когда Эди посмотрела на него и одним взглядом перевернула всю его жизнь, а Пита осенило, когда он обретался на заднем дворе. Он ведь даже не понимал, зачем он там сидит. (Бонни открывает глаза.) Ему было невдомек, как глубоко я постиг понятие тюремной чести, но как раз на этом он и попался. Но свое сознание он изменил сам, отказавшись от жизни, прожитой в разладе с обществом.

Я расскажу вам сейчас одну историю. Большая Луиза проработала вышибалой чуть ли не во всех забегаловках Провиденса в штате Род-Айленд. Это было в 1930 году. Рост у нее был под два метра и борцовская фигура. Так вот, в свободное от вышибания время у Луизы было незатейливое хобби. Она любила выходить на ночные прогулки и, если ей встречался одинокий полицейский, она так его отделывала, что бедняга приходил в себя только на больничной койке. Вот такое было у нее развлечение.

Наконец, терпение начальника полиции Провиденса лопнуло. До каких пор эта кувалда будет калечить полицейских! Он обратился в суд, и Луизу отправили в психушку как представляющую опасность для общества.

Луиза пробыла в больнице полгода, и ей там явно не понравилось. Она понимала, что она не помешанная, и не видела ничего плохого в своем простеньком хобби. Подумаешь, полицейского побила! Поэтому она стала выражать свое недовольство, регулярно подвергая разгрому больничную палату, что обходилось больнице в 500 долларов ежемесячно. Можно представить огорчение главного врача, поскольку бюджет больницы отнюдь не был рассчитан на буйный нрав Большой Луизы.

Как-то утром, когда мы беседовали с главврачом, он поведал мне о Большой Луизе. Я предложил свои услуги и спросил, какие ограничения потребуются от меня. «Да делайте с ней, что хотите, кроме убийства, конечно», – взмолился главврач.

Я отправился в палату (сам я работал тогда в мужской палате), представился Большой Луизе и сказал, что хотел бы, чтобы она села и, прежде чем начнет буйствовать, выслушала меня. На что она ответила: «Думаешь, тебе удастся меня удержать, когда это с трудом удается 20 санитарам?» «Нет, Луиза, я просто хочу поговорить с тобой 15 минут, а потом можешь делать, что угодно, никто не будет тебе препятствовать».

Дня через два ко мне пришла медсестра и сказала: «Большая Луиза хочет вас видеть». Луиза ходила взад-вперед вдоль своей кровати. «Садись, Луиза, и расскажи, в чем дело», – предложил я. «А ты не позовешь санитаров, чтобы они меня скрутили?» – спросила она. «Никто не собирается сюда врываться и связывать тебя. Вообще тебе никто не намерен мешать. Садись и расскажи мне о зиме в Новой Англии». Луиза села, глядя на меня с подозрением.

Минут через десять, незаметно для Луизы, я подал знак медсестре (Эриксон машет рукой). Сестра позвонила по телефону, и в палату ворвались около 20 студенток, будущих медсестер. Одна схватила стул и с гиканьем стала колотить окна, другие четверо с хохотом подлетели к столу и, ухватившись за ножки, стали отдирать их. Еще одна сорвала телефон со стены. Они прямо-таки вошли в раж и громили все подряд. Я им подсказывал, что еще уцелело, а они с хохотом исправляли огрехи.

Большая Луиза вскочила и крикнула: «Не надо, девчата! Не надо, девчонки! Прошу вас, хватит!» Но те, знай себе, продолжали крошить все вокруг. Луиза все просила их остановиться, потому что ей было неприятно наблюдать свое собственное поведение. С тех пор Луиза пальцем ни к чему не притронулась.

Прошло два месяца, Большая Луиза снова прислала за мной. «Доктор Эриксон, сил больше нет жить со всеми этими сумасшедшими бабами. Можно попросить для меня работу в больничной прачечной?» Попробовали ее отправить в прачечную, но она там тоже много чего попортила. В прачечную ее больше не пустили. «Хорошо, Луиза, я все-таки устрою тебя в прачечную», – пообещал я. Мы поговорили и прекрасно поняли друг друга. Луиза стала такой хорошей работницей, что вскоре ее назначили заведующей прачечной. Как пациентку ее выписали из больницы, но взяли как сотрудницу.

В штате больницы работал плотник, тоже под два метра ростом. Встретил он как-то Большую Луизу и не мог отвести от нее глаз. Вскоре они поженились. Насколько мне известно, вот уже 15 лет Луиза отлично справляется со своими делами в прачечной. У плотника тоже все в порядке. Правда, по воскресным дням Луиза с плотником позволяют себе побаловаться пивком и слегка повздорить по-семейному, иногда даже и подраться, но кроме них самих никто больше от их кулаков не страдает. А работники они отличные.

Не знаю, что такое случилось у Луизы в прошлом и сделало ее такой. Мне не хотелось, чтобы она заглядывала в свое прошлое. Она последовала советам, данным коринфянам Апостолом Павлом (12): «Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое».

Я дал Луизе возможность как следует вглядеться в свое детское поведение. И этого оказалось достаточно. Она увидела себя в поведении людей, которым такое поведение вовсе не присуще. Больше никакой терапии не понадобилось.

У меня создается такое впечатление, что учебники по терапии пытаются вдолбить в вас огромное множество понятий. В то время как вы должны черпать понятия из своих пациентов, а не из учебников. Потому что учебники пытаются вогнать вас в определенные рамки: делай только так и не иначе. Но на каждое правило есть исключение. Истинная психотерапия (Эриксон смотрит на Боши) исходит из того, что каждый пациент – уникальная и неповторимая индивидуальность.