Путешествия за камнем - Александр Ферсман

Песок накаляется до 80°. Температура воздуха превышает 45°C. Ночи не приносят прохлады. Пыльные смерчи поднимают белые облака солей из шоров или красные глинистые частицы такыров. Цветущие поля превращаются в пустыню на много месяцев — до новой весны[48].

В этой обстановке песков и безводья животный мир не может быть разнообразным. Только стада антилоп — джейранов, преимущественно в центральных частях, где есть еще озера или естественные ямы («каки» или «хаки»), да серая лисица, волк и дикая кошка (песчаный или барханный кот) — в некоторых частях — несколько разнообразят безрадостную картину. Большое количество черепах на Заунгузском плато, обычные для Средней Азии фаланги, скорпионы и кара-курты, многочисленные ящерицы и сухопутные крокодилы — вараны, — а ближе к кишлакам Аму-Дарьи — шакалы, — вот все, с чем приходится встречаться путешественнику-неспециалисту в песках Кара-Кумов.

И, несмотря на всю суровость и своеобразие природы Кара-Кумов, в них обитают свыше ста тысяч человек. Это не кочевники в полном смысле слова, это полуоседлые туркмены, кочующие в узких пределах определенных колодцев. Эти десять процентов населения всей Туркмении — «кумли» («песочные люди») — только в самые последние годы, благодаря энергичной деятельности туркменского правительства, начинают входить в общую семью народов СССР. Ведь тогда, в 1925 году, среди них грамотных было не более одного процента!

Статистика насчитывала в то время во всех Кара-Кумах около 3 миллионов голов скота, преимущественно верблюдов, овец и коз, но точность этих цифр очень гадательна, и они кажутся нам скорее преуменьшенными. Нет, однако, никакого сомнения, что для целого ряда отраслей животноводства Кара-Кумы представляют собой область огромного хозяйственного значения.

Вот что пишет по этому поводу в официальном отчете специальная комиссия по скотоводству, которая производила в те годы ряд обследований:

«Суровые условия жизни и ведения хозяйства в Кара-Кумах издавна определили дошедшую до наших дней практику скотоводческого хозяйства. В то время как земледельческое хозяйство переживало процесс перерождения, скотоводческое хозяйство не изменило своих тысячелетних навыков и методов и характеризуется до сих пор крайне экстенсивной пастбищной формой, заключающей в себе особенности примитивного хозяйства, привязанностью к колодцам и другим водопойным сооружениям, полной зависимостью от естественных осадков и отсутствием практики заготовки кормов. Качество продукции скотоводческого хозяйства (мясо, шерсть, овчина), за исключением каракуля, является низким, и скотоводческое хозяйство, оставаясь экстенсивным и натуральным, не имеет пока промышленного характера.

К числу неблагоприятных факторов, препятствующих развитию скотоводства и повышению благосостояния скотоводческого населения, относится ограниченность водных источников, не позволяющая использовать полностью все пастбища кочевых районов. Устройство новых колодцев и поддерживание в порядке старых стоит значительных средств и является непосильным для скотовода-середняка и скотовода-одиночки. Правительство в 1926–1928 годах оказало большую помощь в строительстве колодцев для скотоводческого населения.

Кочевое скотоводческое население почти поголовно неграмотно, и число грамотных едва достигает одного процента по отношению к общему числу кочевников. До 1926 года среди кочевников не было ни одной советской школы, и только в 1926 году было положено начало этой работе. В 1926 году в городе Красноводске были организованы курсы по подготовке учителей специально для скотоводческих школ.

Заболеваемость среди кочевого скотоводческого населения высока. Антисанитарное состояние аулов и жилищ — главный распространитель массовых заболеваний трахомой, кожными, желудочно-кишечными болезнями и др. Обслуживание кочевого скотоводческого населения медицинской помощью до последнего времени почти отсутствовало в силу того, что вообще мало уделялось внимания скотоводческому населению, с одной стороны, и ввиду недостаточности медицинского персонала, отсутствия средств передвижения и разбросанности кочевников мелкими группами по отдельным стоянкам — с другой. До 1927 года лечебная сеть для обслуживания кочевого скотоводческого населения была слабо организована. Организованные же в 1927 году 9 фельдшерских пунктов находятся непосредственно среди кочевников и обслуживают всецело только их. Отношение кочевников к лечебным учреждениям и медицинскому персоналу весьма благоприятное, обращаемость кочевников за медицинской помощью быстро увеличивается. С ростом авторитета советской медицины табибы (знахари) в местах, охваченных медицинской помощью, свое значение утратили, если не полностью, то, во всяком случае, в весьма значительной доле».

Эти выписки из отчета комиссии по скотоводству показывают быстрый культурный рост страны.

Если мы вспомним, что еще в 1925 году в песках Туркмении ровно ничего не было, то мы не можем не приветствовать проделанную работу — вырытые новые колодцы, 4 культурные базы, кооперативные лавки, 35 школ, 3 кибитки-читальни, кинопередвижку и 9 фельдшерских пунктов, которые явились результатом внимания к «людям песков». К 1928 году кочевое скотоводческое население было объединено 38 аульными советами, объединяющими от 1000 до 7000 человек.

Кара-Кумы оживают. Это больше не пустыня, а «пески» со своеобразным хозяйством и укладом жизни. «Люди песков» — «кумли», по выражению туркмен, — уже не оторванные от жизни, забытые в песках дикари-кочевники, это граждане Советского Союза, строящие в песках новое хозяйство и новую жизнь. Когда мы шли в первый раз в пески, всего этого еще не было. Никто ничего не знал о пустыне и ее населении. Когда мы ехали в третий раз, строительство новой жизни на каждом шагу само говорило за себя.

Моя задача — последовательно изложить наши впечатления от отдельных экспедиций и нарисовать по этапам картину мирного завоевания Кара-Кумов, историю научного и хозяйственного овладения этой областью, по размерам превышающей территорию Англии вместе с Шотландией и Ирландией.

Первая каракумская экспедиция

Была осень двадцать пятого года. Прошли шумные торжества двухсотлетия Академии наук, и я решил, не предупредив никого, попытаться проникнуть в пустыни Средней Азии. Меня уже больше не манили красочные осенние картины туркестанских оазисов…

…На желтеющих хлопковых плантациях белеют ослепительным светом горы собранного хлопка. Караваны верблюдов и арб медленно, но упорно, длинными извилистыми змейками вьются по дорогам, по безводным пустыням адыров[49], среди зеленеющих возделанных полей и узких улиц кишлаков и аулов[50]. Богатый урожай собрал сюда, в плодородные низины Туркестана, все свободное население. Красиво пестреют яркие краски нарядов узбечек и детворы, и таджикских рабочих, спустившихся из своих горных гнезд к хлопковой жатве…

Но не эти картины манили и влекли меня в Туркестан. Мне хотелось после пестрых и ярких красок богатства и плодородия очутиться в мире безлюдья и тишины пустыни. Мне хотелось понять во всей глубине величие среднеазиатских песков, понять их трудности и опасности, своеобразие их богатств. В Туркестане только пустыня в ее разнообразных проявлениях, в резкой смене с плодородными оазисами может пролить свет на то, как отвоевывал человек у природы ее богатства. Как химику земли мне хотелось самому посмотреть на тот своеобразный мир солей и озер, мир выцветов и песков, защитных корок и пустынных загаров, которые характеризуют пустыню и составляют ее красоты.

Мне вспомнились яркие краски разных руд высокогорных пустынь Южной Африки, я зачитывался описанием сверкающих и переливающихся цветами радуги опалов в пустынях Австралии и, увлекаясь рассказами путешественников по Калахари или Сахаре, рвался посмотреть собственными глазами и понять собственным умом величие пустыни.

С этими мыслями ехал я к своему товарищу по работе — Дмитрию Ивановичу Щербакову, который работал на руднике в Фергане, у подножья снежных вершин Алая. Быстро мчалась «шайтан-арба» — чертово чудище местных жителей, по узким дорогам и переулкам кишлаков, между залитыми водой рисовыми полями, среди сказочной красоты плодородия.

Сочные гроздья винограда свешивались сверху с переплетов домов. Кучи дынь и фруктов заполняли базары. Шумела и кипела рождающаяся жизнь молодого Узбекистана.

И вот я на руднике… Поздно вечером около нашей землянки, перед сверкающими при луне снегами дивной панорамы Алая, я поделился с Дмитрием Ивановичем своими предположениями. Я говорил, что меня влечет Каракумская пустыня не только своими замечательными химическими особенностями и своеобразной природой, но и ее неизведанными серными богатствами.