Египетские сны - Вячеслав Морочко

7.

И теперь, когда «обследование больного» было закончено, оказалось, что передать результаты тому, кто может ими воспользуется, будет не просто: махдисты, буквально, наступали на пятки.

Они схватили Хасана, устроив засаду в конспиративном «гнезде» рядом с консульством.

Хасан был моей правой рукой. Его арест грозил катастрофой.

Мы, действительно, оказались на грани провала. Я узнал об этом на улице от связного, выдававшего себя за лоточника, и ответил словом «праща» – название плана, вступавшего в силу при таком повороте событий.

Схватив с лотка четки, я бросился прочь. Крича «Держи вора!», «торговец», устремился за «нищим воришкой», увлекая преследователей. На какое-то время, это сбило их с толку и позволило мне приблизиться к консульству. Однако, неподалеку от тайника, где держали Хасана, «ищейки-махдисты» снова напали на след.

Уверенные, что впереди меня ждет засада, они не спешили, предоставив событиям развиваться «по воле Аллаха».

Их цель была хватать каждого, с кем я буду встречаться. Однако при малейшей попытке уйти от преследования, меня бы тут же схватили.

Я шел лабиринтом из серых жилищ и заборов.

Улицы образовывали тупики, делали резкие повороты, обнажали руины, а за ними – трущобы, возведенные из обломков руин.

Кругом – грязь, нечистоты. Лишь глинобитные башенки голубятен (здесь ценится голубиное мясо) оживляли однообразие убогого человеческого муравейника.

В городе шли погромы, и в воздухе висел запах гари и крови.

Лабиринт из руин и серых жилищ в районе тайника был мне хорошо знаком, во всяком случае, лучше, чем идущим за мной махдистам. В конце концов, преследуя меня, они заблудились. Можно сказать, теперь я был их единственным ориентиром. Кроме этого они примерно знали, в какой стороне находится захваченный тайник Хасана.

Преследователей было пятеро: два постоянно споривших между собой бородача, изображавших из себя беев и три готовых на все мелких сошки на побегушках с редкими бороденками. Когда они теряли меня из виду, подкравшись с тыла, я мог со стороны наблюдать, как они суетятся и ругаются между собой.

Сейчас у меня были две задачи: я должен был организовать освобождение Хасана и передать консулу данные о махдистах.

Имелся план, которому я старался по возможности следовать.

В очередной раз, обойдя преследователей, я дождался момента, когда цепочка махдистов растянулась, и в каменных дебрях они потеряли из виду не только меня, но и друг друга. Я подкрался к идущему сзади и, зажав рот, почти без борьбы отнял у него оружие – острый кинжал. Махдист так трясся от страха, что, когда я его отпустил, кричать не стал, сообразив, что если узнают о потере оружия, его все равно в живых не оставят. От нечистоты и постоянного недоедания местные жители почти поголовно страдают хроническими заболеваниями и телесной слабостью. Но у них – культ оружия. Лезвие даже самого дешевого кинжала имело приличную закалку, и заточено было, как бритва. Сам я разбираюсь в этом только, как пользователь, но среди моих земляков кинжалы востока ценились всегда.

Многое зависело теперь от меня. Мое Сердце сжималось и каменело: нельзя было ни ошибиться, ни опоздать. Но и поспешность могла дорого стоить: суета всегда настораживает.

Неподалеку от тайника, в стене – амбразура, прикрытая изнутри ставней. А рядом на земле – несколько плоских камней один на другом. Я раздвигаю камни и достаю из «хрона» приготовленный для меня кожаный блокнот с прикрепленным карандашом.

Вырвав из блокнота листок, записываю: «Гарри 37!». «Гарри» – адресат. Цифра указывает на тайник, к которому я направляюсь. Восклицательный знак – команда: «немедленно атаковать».

Тихо стучу в ставень. Слышится шорох. Появляется щель, в которую может пройти только лист бумаги. Просунув листок, отхожу. Щель закрывается.

Укрывшись за выступом, жду.

Не проходит минуты, на плоскую крышу поднимается юноша. В правой руке у него – праща. Юноша срывается с места и большими прыжками по заборам и кровлям, уносится в сторону консульства.

Появляется бородатый махдист – одна из моих «теней». Он озирается по сторонам, а заметив, словно парящего над трущобами юношу, вынимает из-под полы револьвер и целится.

Выстрелить я ему не даю: опрокидываю ударом в челюсть, а когда стрелок вырывается, «успокаиваю», как это не отвратительно для хирурга, недавно добытым кинжалом. Прячу тело за выступ.

Доносится звон стекла. Он свидетельствует, что депеша, прикрепленная к камню и выпущенная искусным пращеметателем, перелетев небольшую площадь и, разбив окно, упала к ногам Гарри – моего приятеля и коменданта Британского представительства. Для меня этот звон – сигнал к действию.

Срываюсь с места, несусь по улице, как сумасшедший.

Миновав поворот к тайнику, вскарабкавшись по камням, на глазах испуганных обитателей попадаю в маленький дворик. Придвинув кучу корзин, перемахиваю стену напротив и оказываюсь на параллельной, еще более узкой и грязной, улочке.

Достав револьвер и приблизившись с черного хода к мазанке, где держат Хасана, укрываюсь за грудой камней, в ожидании продолжения действия.

Долго ждать не пришлось. Еще не выровнялось дыхание после «скачек с препятствиями», когда с другой стороны донеслись крики и выстрелы.

Шум приближался. Наконец, циновка, прикрывшая лаз, вздрогнула и отлетела.

Через проем выбирался огромный детина с винтовкой английского образца. За ним двое махдистов волокли связанного Хасана.

Я скомандовал: «Бросить оружие!» Вздрогнув, «детина» стал палить наугад, а я на таком расстоянии промахнуться не мог. Остальные подняли руки.

В тишине слышно было, как стонет мой избитый приятель. А затем из проема показалась усатая физиономия Гарри.

«Эвлин, ты здесь?» – от зычного голоса вздрогнула пыль, покрывавшая улицу.

«Все в порядке!» – отозвался я, распутывая веревки Хасана.

8.

Уже через сор заточено ок минут «дервиш», обернувшийся капитаном армии Ее Величества, стоял перед консулом, докладывая обстановку в столице.

Многие факты, действительно, приводили в отчаяние, и я чувствовал, как, по мере доклада, моя тревога передается посланнику.

Он выглядел дедушкой, хотя ему и пятидесяти не было. Тучноватый, страдающий «нильской лихорадкой», он кутался в теплый халат, который я уже видел на нем, когда являлся по вызову.

Его бил озноб. Усердием и родословной вполне заслуживший право на спокойную жизнь, стареющий аристократ вынужден был решать вопросы, мучительные для здоровых и молодых.

По лицу моего визави трудно было понять, что он, думает. Я говорил, стараясь предвосхитить вопросы, не оставляя зазоров между фактами и выводами из них.

Когда я кончил, он долго молчал, как будто забыл про меня. Наконец, вздохнув, вернее, издав долгий стон, посланник сказал: «Мой приятель Мей говорил о вас много лестного. Я и сам знал вас, как человека весьма сведущего в медицине и в совершенстве владеющего местным наречием, однако, не ждал обнаружить такого обширного кругозора и понимания того, что происходит в Египте».

Я смиренно ответил, что обязан всем Человеку, которого он только что упомянул и книгам из его несравненной библиотеки.

Мой ответ соответствовал тону, которым изъяснялся посланник, но упоминание о библиотеке, казалось, привело его в замешательство, вынудив круто оборвать разговор: «Однако, у нас мало времени. Мы должны действовать!» – его голос дрожал.

Взяв себя в руки, консул добавил спокойнее: «Идите сейчас в лазарет, навестите своего друга Хасана. Так его, кажется, звать? Проверьте, что там с ним делает наш „костоправ“. Я подготовлю бумагу хедиву, и Гарри, под охраной гвардейцев, отправится с ней во дворец. Вам лучше присоединиться к нему.»

Когда я спустился к Хасану, он крепко спал: местный лекарь знал свое дело.

Минут через тридцать вызвали к консулу. В дверях я столкнулся с Гарри. Направляясь к выходу, он успел мне шепнуть: «Жду внизу».

На ремне болталась полевая сумка. Должно быть, пакет для Хедива был уже в ней.

Доктор Баренг, – начал посланник, – вы правы: ставка правителя, в самом деле, должна переехать в штаб наших сил. И вот еще что… У меня имеются сведения, что, арабский корпус вашего госпиталя стал гнездом заговорщиков, которые под личиной больных или раненых отсиживаются там до подхода основных сил мятежников.

Тут он оборвал себя на полуслове, и я сжался в предчувствии новой беды.

Раз уж заговорили о госпитале… – продолжал чиновник, – у меня для вас – печальная новость… Не хотел сообщать… Но вы бы узнали и так.

Кряхтя и поеживаясь, консул доковылял до окна и закрыл его. Меня бесила его медлительность: «Господи! О чем он там „не хотел сообщать?“»

Проклятая гарь! – он явно оттягивал время. – Дикий город! Дикий народ! Ради Аллаха, готовы испепелить все на свете! Им, видите ли, библиотека мешала! А ведь приятель ваш как будто оправдывал их: «Не они к вам, а вы – к ним пожаловали. Как умеют, так и живут»! – Ну, вот и дожили!