История естествознания в эпоху эллинизма и Римской империи - Иван Рожанский

Остальная часть пятнадцатой книги отведена описанию Персии и прилегающих к ней областей, когда-то входивших в состав великой Персидской державы. Любопытно, что наименованием Ариана Страбон пользуется в более широком смысле, чем прежние авторы, включая в него Персию, Мидию и Сузиану, Бактрию и другие области, жители которых говорят примерно на одном и том же языке (είσί γάρ πως κάι όμόγλωτταί παρά μικρόν[184]).

В шестнадцатой книге «Географии» речь идет о тех странах Азии, которые еще не были описаны в предыдущих лигах, — о Месопотамии, Сирии, Финикии и Палестине. Здесь Страбон широко пользуется не дошедшим до нас сочинением Посидония, посвященным ближневосточным войнам Помпея. В этой же книге дается достаточно детальное описание Аравии, в том числе ее внутренних областей, которые были очень слабо известны греческим географам предшествующих столетий.

В последней, семнадцатой книге своего труда Страбон пишет об Африке, причем две трети этой книги посвящены Египту. Страбон хорошо знал Египет по личным впечатлениям, и его описание этой страны интересно с точки зрения оценки тех изменений, которые произошли со времен первых Птолемеев. Указывая на роль Нила в экономике Египта, Страбон объясняет ежегодные разливы этой реки обильными дождями, которые выпадают каждое лето в верховьях Нила — в горах Эфиопии. Правда, он недоумевает по поводу того, почему подобные дожди совершенно отсутствуют на более северных широтах — в Фиваиде и в районе Сиены. Он пишет о торговле, которая велась в его эпоху с Индией по морю: десятки кораблей отправлялись ежегодно от Красного моря и берегов Эфиопии в Индию, привозя оттуда товары, считавшиеся в то время наиболее ценными. Вообще, описание Египта принадлежит к наиболее удачным частям «Географии» Страбона. Что же касается остальной части Африки — Ливии, то здесь Страбон не добавляет ничего существенного к тому, что было известно уже в эпоху Эратосфена.

Мы надеемся, что дали достаточное полное представление о содержании географического труда Страбона. О его достоинствах и недостатках уже было сказано выше. В целом «Географию» нельзя признать научным сочинением в строгом смысле слова. Это, скорее, книга для чтения, которая была предназначена для достаточно широкого круга читателей. В этот круг могли войти образованные греки весьма широкого профиля. Сам Страбон пишет, что его «книга должна быть полезной вообще — одинаково полезной и для государственного деятеля и для широкой публики»[185].

Насколько удачно выполнил Страбон поставленную им перед собой задачу? На этот вопрос трудно ответить однозначно. Дело в том, что появление «Географии» Страбона практически осталось незамеченным его современниками. Да и во втором веке ни Плиний Старший, ни Птолемей ни разу не упоминают имени Страбона. Чем это объяснить? Тем ли, что Страбон создавал свой труд у себя на родине — в Апамее, т. е. в глубокой провинции тогдашнего античного мира? А в силу трудностей, связанных с копированием столь большого сочинения, «География», возможно, долго оставалась неизвестной в большинстве культурных центров того времени? Во всяком случае, первым автором, который много и обильно на нее ссылался, был византийский географ VI в. Стефан. Именно с этого времени начинает расти посмертная слава Страбона, которая достигает своего максимума в XV–XVI вв. н. э., когда греческие рукописи Страбона попадают в Западную Европу и переводятся на латинский язык.

Птолемей

Мы можем спокойно оставить за пределами нашего рассмотрения полтора столетия, отделявшие Страбона от Птолемея. В течение этого периода накоплялись новые факты, более детально исследовались некоторые районы ойкумены, но не было сделано ничего значительного, что затрагивало бы принципиальные основы географической науки. Это, между прочим, относится и к географическим разделам «Естественной истории» Плиния Старшего, представлявшим собой некритическое собрание громадного материала, в большинстве своем имевшего лишь весьма сомнительную научную ценность.

Исключение надо сделать лишь для одного ученого, о котором, правда, мы почти ничего не знаем. Это был Марин Тирский, во многих отношениях оказавшийся непосредственным предшественником Птолемея и трудом которого Птолемей очень широко пользовался. Так как все сведения о Марине мы черпаем все из того же Птолемея, то нам нелегко выделить заслуги первого из них. Основное, что мы можем сказать о Марине, сводится к тому, что он был первым географом, составившим карту ойкумены на основе сетки меридианов и параллелей, в которую были включены новые, ранее неизвестные грекам районы, лежавшие в Экваториальной Африке и в восточной Азии. Все это было полностью использовано Птолемеем в его «Географии». Сделал ли Птолемей сколько-нибудь значительный шаг вперед по сравнению с Мариной, об этом будет сказано несколько ниже. Как среди астрономов, так и среди историков географии существуют ученые, относящиеся к Птолемею резко критически и считающие, что Птолемей был не более, чем плагиатор Марина. Мы воздержимся от каких-либо дискуссий по этому поводу. Книга Марина до нас не дошла, а книгой Птолемея каждый из нас может пользоваться[186].

«География» Птолемея (ее оригинальное заглавие Γεωγραφική ύφήγησις, т. е. «Руководство по географии») состоит из восьми книг, из которых первая представляет собой общее теоретическое введение. Начинается она с различения двух наук — географии и хорографии, причем под последней Птолемей, очевидно, понимает описательную географию в духе Страбона. Впрочем, начало это столь примечательно, что мы процитируем его дословно: «География есть линейное изображение всей ныне известной нам части Земли со всем тем, что на ней находится. Она отличается от хорографии тем, что последняя, беря отдельные местности, рассматривает каждую из них особо, приводя в своих описаниях даже такие мелочи, как, например, гавани, селения, округа, притоки главных рек и т. п. География изображает известную нам Землю единой и непрерывной, показывает ее природу и положение в виде самых общих очертаний, отмечая заливы, большие города, народы, реки и остальное, наиболее достопримечательное в каждом роде. Назначение хорографии можно сравнить со взглядом художника на отдельную часть головы, ухо или глаз, которую он собирается изобразить. Назначение географии сходно с рассматриванием всей головы для изображения ее очертаний полностью»[187].

Иначе говоря, задачу географии Птолемей видит в построении карты всей известной нам ойкумены. Основой географии является математический метод (в котором хорография не нуждается), ибо без его помощи географ не в состоянии определить положение тех или иных объектов на земной сфере, а затем нанести эти объекты накарту таким образом, чтобы плоское отображение сферической поверхности давало бы наименьшее искажение. Положение географического объекта на земной сфере задается указанием его широты и долготы. Отдавая в этом вопросе должное приоритету Гиппарха, Птолемей подчеркивает, что Гиппарх обладал очень малым количеством данных для определения широт и долгот. Поскольку последним по времени (перед Птолемеем) ученым, который занимался географией, был Марин Тирский, то разумно при построении географической карты взять за основу сочинение Марина, ибо он накопил больше данных, чем все его предшественники. При этом, однако, требовалось исправлять данные Марина в тех случаях, когда они казались Птолемею неточными или просто ошибочными. Эти исправления начинаются с размеров ойкумены. Прежде всего, надо сказать, что и Марин и Птолемей принимали окружность земного шара равной 180 тыс. стадиев, следуя в этом вопросе, по-видимому, Посидонию. Это была сильно заниженная величина по сравнению с результатом, полученным Эратосфеном (252 тыс. стадиев). Таким образом, длина одного градуса (по меридиану или по экватору) была у Марина и Птолемея равна 500 стадиям (у Эратосфена — 700 стадиям)[188].

Верхнюю границу ойкумены Марин (и вслед за ним Птолемей) проводил через остров Фуле, который, по его предположениям, лежал примерно на 63-м градусе северной широты. Нижнюю границу он отождествил с тропиком Козерога (приблизительно 24 градус южной широты). Тут Птолемей не соглашается с Мариной и переносит эту границу на 10 градусов севернее. Таким образом, вертикальная протяженность ойкумены оказывалась, по Марину, равной 87 градусам, или 435 тыс. стадиев, а по Птолемею — 77 градусам, или 385 тыс. стадиев. Впрочем, и тот и другой проводили нижнюю границу ойкумены, руководствуясь достаточно произвольными соображениями.

Что касается протяженности ойкумены с запада на восток, то Марин, согласно свидетельству Птолемея, принимал ее равной 15 часам (т. е. 5/8 окружности, проведенной вдоль параллели, примерно соответствующей «основной» параллели: Геркулесовы Столпы — Родос и т. д.). Птолемей считал эту величину также сильно преувеличенной, уменьшив ее до 12 часов (т. е. до половины указанной окружности), считая крайне западной точкой ойкумены Канарские острова, а крайне восточной — страну серов, т. е. нынешний Китай.