Влияние морской силы на французскую революцию и империю. 1793-1812 - Алфред Мэхэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Политика, в силу которой Великобритания решилась отозвать свои силы из Средиземного моря, имела доводы и за, и против. Причины колебаний британского правительства очевидны. Его первоначальные приказания прекратить все операции и очистить Корсику и Эльбу были отданы 31 августа. Генералы Журдан и Моро были тогда в самом сердце Германии, и так как эрцгерцог тогда только что начал свой блестящий контрмарш, которым оттеснил сначала первого, а потом и второго обратно к Рейну, то последствия его никоим образом нельзя было предвидеть. Последние из вестей, дошедших к тому времени до Англии из Италии, говорили о новых успехах Бонапарта при Лонато и Кастильоне и о новом отступлении австрийцев. Приказания же, отданные в отмену первых и помеченные 21-м числом октября, были вызваны влиянием успеха эрцгерцога и счастливого уклонения Вурмзера от встречи с Бонапартом, а главное – вступлением его в Мантую, вследствие чего, несмотря на повторявшиеся поражения австрийцев на поле битвы, гарнизон крепости был значительно усилен, и утомительная осада ее должна была начаться снова. Пока Мантуя держалась, Бонапарт не мог двигаться вперед, и австрийцы собирали теперь новую армию в Тироле. Британское правительство также не сумело понять огромного превосходства своего Средиземноморского флота и упорного характера его начальника. «Адмирал, – писал Эллиот на месте действий, – тверд как скала. Теперь у него четырнадцать линейных кораблей против тридцати или, может быть, сорока неприятельских. Если Манн присоединится к нему, то он, конечно, атакует противника, и все (командиры) уверены в победе». Можно с достаточным основанием сказать теперь, что если бы Манн послушался данных ему приказаний – а только крайние причины могут оправдать непослушание – то Сент-Винсентская битва состоялась бы в Средиземном море, и сильно повлияла бы на политику итальянских государств. После такой победы люди, подобные Джервису и Эллиоту, могли бы быть освобождены от ожидания дальнейших инструкций от правительства. «Изгнание англичан, – писал Бонапарт, – чрезвычайно важно для успеха наших военных операций в Италии. Мы должны предложить более суровые условия Неаполю. Оно имеет величайшее моральное влияние на итальянцев, обеспечивает нам пути сообщения и заставляет Неаполь дрожать даже за Сицилию».
По мнению автора, сэр Джильберт Эллиот высказывает верное заключение в следующих словах, которые показывают и большую дальновидность, и здравую политическую логику: «Я всегда думал, что в борьбе между Французской республикой и остальной Европой чрезвычайно важно, чтобы Италия, вся ли, или частью, не была присоединена к Франции ни в качестве ее владения, ни в качестве зависящей от нее республики. Я считал пребывание в Средиземном море британского флота, имеющего перевес над флотом противника, существенным средством для обеспечения Италии и Европы от такого несчастья. Предвидения Эллиота были оправданы потом Наполеоном. Непосредственным последствием эвакуации был мирный договор, подписанный 10 октября, т. е. как только весть о ней распространилась. В 1796 году кончались уже три года пребывания упомянутого флота в Средиземном море, и за это время дело присоединения Корсики к Англии мало подвинулось вперед. В этот момент было нужно не удаление с поля сражения, а проявление силы путем успешной битвы. И самые близорукие глаза могли сосчитать число кораблей, на которое союзный флот превосходил британский, действительное же превосходство последнего, т. е. преобладание его в силе, могли доказать только сражения. Если бы это было сделано, то острова и отдаленные окраины полуострова набрались бы смелости, и сражение в Лионском заливе имело бы такие же широкие последствия, какие породила Абукирская битва. Ко времени эвакуации тремя важнейшими факторами в военном положении были: осада Манту и, австрийская армия в Тироле и, наконец, но не на последнем месте, британский флот в Средиземном море. Он поддерживал Неаполь, а Неаполь или, скорее, юг Италии составлял одну из самых серьезных и тревожных забот Бонапарта. Наконец, можно сказать, что значение Корсики для флота доказано предпочтением, какое отдавал Нельсон Маддаленской бухте – в проливе, отделяющем Корсику от Сардинии – перед Мальтой как станции для британского флота, наблюдающего за Тулоном.
Немедленно по приходу в Гибралтар Джервис получил приказание идти со своим флотом в Лиссабон, вследствие обнаруженного союзными, испанским и французским, правительствами намерения сделать нападение на Португалию. При этом зона, в которой он мог действовать самостоятельно, была ограничена с севера параллелью мыса Финистерре. Перед отплытием он послал Нельсона в Средиземное море с двумя фрегатами для снятия гарнизона и своза припасов с Эльбы, об очищении которой опять были получены приказания. 16 января он отплыл в Лиссабон, прибыв туда 21-го; но за это время несчастья одно за другим обрушились на его флот. 10-го в Гибралтаре в сильный шторм, три линейных корабля были сорваны с якорей. Один совершенно разбился у марокканского берега, другой ударился так сильно о скалу, что его пришлось послать для ремонта в Англию. Вскоре после того третий сел на мель в Танжерской бухте и, хотя и исправил повреждения, не заходя в порт, был все-таки негоден для службы в предстоявшем тогда сражении. Четвертый при входе в Тэжу под проводкой лоцмана наскочил на мель и разбился.[26] Наконец, при выходе из реки 18 января 98-пушечный корабль сел на мель и вышел из строя. Все это сократило эскадру Джервиса, с которой он вышел в море на поиски неприятеля, до десяти линейных кораблей. И самый серьезный его помощник – Нельсон был также почти потерян для него после того интересного события, когда отвага и решительность будущего героя Абукира главным образом содействовали достигнутому успеху.
Выйдя из Гибралтара 15 декабря, Нельсон выдержал жестокий бой с двумя испанскими фрегатами, который составил бы видную страницу в биографии обыкновенного морского офицера, но который затерялся среди его других подвигов. Призы его были немедленно затем отбиты сильной испанской эскадрой, но его корабли ушли от последней. 26-го числа он прибыл в Портоферрайо и оставался там месяц. Здесь к нему присоединился Эллиот, бывший вице-король Корсики, остававшийся до тех пор после эвакуации острова в Неаполе. Генерал де Бург, командовавший гарнизоном, отказался покинуть свой пост без специальных распоряжений правительства, и потому Нельсон, имевший инструкции только от Джервиса, ограничился тем, что погрузил на корабли лишь морские припасы. Затем со всеми военными судами он отплыл с Эльбы 29 января 1797 года. 9 февраля он достиг Гибралтара и оттуда, узнав, что испанский флот прошел обратно через пролив, поспешил на соединение с адмиралом. Сейчас же по выходу из Гибралтара он подвергся преследованию нескольких испанских кораблей,[27] но удачно ушел от них и 13-го числа встретился с Джервисом. В 6 часов вечера он ступил на палубу своего корабля «Кэптен», на мачте которого развевался его брейд-вымпел[28] в сражении следующего дня.
Встреча между испанским и британским флотами, которую нам предстоит теперь описать, была результатом следующих движений. К концу 1796 года Директория, ободренная успехами Бонапарта и испанским союзом, прельщенная обещаниями недовольных ирландцев, решилась на экспедицию в Ирландию. Так как первая переправа войск и последующие сообщения их должны были опираться на превосходство силы на море, то из Тулона в Брест были отправлены пять линейных кораблей. Эта эскадра под начальством адмирала Вильнева отплыла из Тулона 1 декабря в сопровождении испанского флота из двадцати шести испанских кораблей, которые с октября месяца оставались в Тулоне.[29] 6-го Л ангара ушел в Картахену, предоставив Вильнева самому себе. 10-го французы прошли через Гибралтар совсем на виду у британского флота, идя на фордевинд при очень свежем восточном ветре, который тогда причинил столько повреждений эскадре Джервиса и помешал ему преследовать противника. Они, однако, не дошли до Бреста достаточно вовремя для участия в экспедиции. Испанцы оставались в Картахене почти два месяца, и за это время командование ими было вверено адмиралу Кордове. Наконец, вследствие настоятельного давления со стороны Директории, они отплыли в Кадис 1 февраля, в числе двадцати семи линейных кораблей, пройдя Гибралтарский пролив при сильном восточном ветре, согнавшем их далеко к западу.
Сэр Джон Джервис, после того как оставил Лиссабон 18 января 1797 года, конвоировал к западу несколько португальских коммерческих кораблей, направлявшихся в Бразилию, и затем выбирался лавировкой назад к своей станции близ Сент-Винсента. 6 февраля к нему присоединилось подкрепление из пяти линейных кораблей, которые были отправлены из Англии, как только тревога ее за Ирландию миновала. Имея теперь под своей командой уже пятнадцать линейных кораблей, он крейсировал близ упомянутого мыса, зная, что должен встретить здесь какую-либо эскадру, идущую в Кадис или из Средиземного моря, или из Атлантического океана. В 5 часов утра 14 февраля присоединился к адмиралу фрегат «Нигер», который в течение нескольких дней выслеживал испанский флот, с известием, что последний находится, вероятно, не далее как на дистанции десяти или двенадцати миль к юго-западу. Ветер, с силою дувший в течение нескольких дней от юго-востока, перешел в течении ночи к WS, дав испанцам возможность взять на Кадис, после упомянутой лавировки за прошлую неделю. Это обстоятельство, которое при других условиях могло бы быть счастливым, привело большое,[30] плохо укомплектованное офицерами и плохо управлявшееся «сборище» кораблей к весьма печальной встрече с таким искусным, смелым и столь превосходно обученным противником, каким была сравнительно малочисленная и удобоуправляемая эскадра Джервиса. На рассвете, около 6 час. 30 мин. утра, с британских судов усмотрели в неясном очертании на горизонте, в направлении SWS, флот испанцев, шедший па пересечку их курса. Расстояние до него, не указанное в точности, было, вероятно, не менее пятнадцати или двадцати миль. Британский флот лежал бейдевинд, правым галсом, на курс между S и SW; тогда как испанцы, направлявшиеся в Кадис, правили на OSO. Курсы противников пересекались таким образом почти под прямым углом. В этот момент сближавшиеся бойцы представляли резкий контраст по их боевой готовности. Британцы, построившиеся ночью в две колонны, – одна из семи, другая из восьми кораблей – заслужили похвалу своего требовательного начальника «за превосходный сомкнутый строй». Испанцы, напротив, спеша войти в порт и смущенные переменой ветра за ночь, вследствие непривычки к плаваниям, разбились на два отряда. Передний из них, так как все суда их шли почти на фордевинд, был далеко под ветром. Он состоял из шести кораблей и опередил другой, состоявший из двадцати одного корабля, не менее чем на восемь миль. Даже и после того, как показался британский флот, испанцы в течение некоторого времени не делали никакой попытки поправить это пагубное разделение сил. Это пренебрежение было следствием отчасти их беспечности и плохого знания своей профессии, а отчасти и неверных сведений о неприятеле, численность эскадры которого они, согласно показаниям нейтральных судов, считали только в девять линейных кораблей.