Голому – рубаха - Андрей Дворник

– Поцелуй меня в живот, – сказал он, с силой притягивая девичью головку к себе. – Ниже; ниже… Вот-вот-вот!

– Ты что, забыл, кто я? – попыталась было воспротивиться Мич, но он положил руки ей на голову и властно опустил ее вниз; так воин нанизывает на шест череп поверженного врага; прижал голову девушки к себе; повинуясь мерному напору его кистей, новый челнок пустился в свой ритмичный бег; и шаг за шагом Порнов все более приближался к финалу своего долгого пути.

Внезапно глаза его широко распахнулись, из высоко поднявшейся груди вырвался полукрик-полустон болезненного блаженства; заливая лицо Мич пряным клейким соком любви, Порнов крупно задрожал всем телом; плавно перетек набок, еще несколько раз конвульсивно вздрогнул; глаза его медленно закрылись, мышцы обмякли, растеклись киселем; ему показалось, что он заполнил собой все впадины разоренной постели. Сил не было не то, что слово сказать; даже сменить коркой пристывшую маску блаженства он был не в состоянии. Если бы Мич захотела сейчас прикончить его, она могла бы, никуда не торопясь, сесть ему на грудь; не спеша, найти у него на шее сонную артерию; уткнуть в нее, словно в кнопку лифта, большой палец; и спокойно дождаться прихода кабины – то бишь медленной порновской смерти.

«Тьфу ты, какая чушь в голову лезет», – вяло подумалось ему.

Потом в голову пришло, что это не такая уж и чушь: ни рукой, ни ногой двинуть он был просто физически не в состоянии; напрочь забыл, как это делается.

«Скрутит лоскут халата в жгут, накинет на шею и удавит, – расслабленно текли в голове черные мысли. – И на все сто будет права. Изнасиловал, дьявол, девчонку. Урод; ох, урод; м-м-ммм…».

Порнову стало стыдно, ужасно стыдно; неприязнь к самому себе разом переполнила его; ожившие челюсти захрустели зубами так, что казалось, эмаль фонтаном полетела изо рта; слезы натуральными ручьями хлынули из глаз.

«Правильно, пусть видит, что я раскаиваюсь», – откуда-то из дальних глубин сознания одобрительно заметило хитрое «эго».

Честная и добрая половина Порнова хотела было уже уличить его в скотинизме, бессердечии и ста прочих смертных грехах; но тут Порнов сообразил, что в темноте, пожалуй, никто его слез не увидит; поборов раздрызг в мыслях, стал просто лежать и ждать реакции со стороны Мич; сдался, скажем так, на милость побежденного; самому ему искать выход из этого кошмара было абсолютно невмоготу.

– У вас на Земле, что, все такие… бойцы? – вопрос этот смутил Порнова донельзя; больше его могло бы удивить лишь предложение Мич продолжить их любовную схватку. Что угодно ожидал он от девушки сейчас: слез, негодования, упреков; но только не этого.

Даже не сами слова изумили Порнова, а та интонация, с которой был задан вопрос – позитивная, любознательная; даже одобрительная какая-то.

Не веря своим ушам, он краем глаза глянул в сторону Мич. Та ничком смирно лежала рядом и так же, как он, изучала потолок.

«Зеркальный, кстати», – мелькнула мимоходом мысль. Белое пятно наверху шевельнулось – Порнов протянул руки и осторожно коснулся гладкого плеча Мич. Та не вздрогнула, не отодвинулась.

– Через одного, – сказал он, чтобы что-то сказать.

– Завидую вашим женщинам, – все в той же легкомысленной манере продолжила Мич. – У нас мужики все больше какие-то слабенькие.

Как менталы – ничего; а как до постели дойдет…

Тут она сочла нужным добавить:

– По крайней мере, мне так Броу говорила… давно. Она у нас в семье большой любитель мужчин; прямо-таки коллекционер.

Порнов все еще не верил своим ушам. В хороводе мыслей не было ни одной, за которую можно было бы зацепиться. Осторожно, чтобы не спугнуть забрезжившую надежду, самым краешком пальца провел по плечу Мич.

– Ты на меня не сердишься? – с превеликим трудом выдавил он из себя. Язык был чужой, губы были чужие; слова, соответственно, выходили тоже совсем не такие, как ему хотелось бы; пустые, безликие вышли слова.

– За что? – так искренне, что Порнова аж передернуло, спросила Мич, – Ты сделал все, что мог.

Сумбур, сплошной сумбур воцарился в мыслях. Порнов, не надеясь уже на слова, ластясь, легонько тронул ушко Мич. Рядом под тонкой кожей горячей ртутью пульсировал висок. Рука Порнова нежно скользнула по гладкой коже.

– Что это?

Пальцы его внезапно коснулись шрама или рубца; Мич отдернула голову.

– Порезалась, – сказала она. – Брила голову и – вот.

Приподнявшись на руках, она села; маленькие круглые груди ее качнулись.

– От твоих восточных пряностей у меня горло пересохло, – объявила она, – Надо выпить. Ты не против?

Порнов перевалил голову влево-вправо; мол, нет, не против. Мич молодой козочкой спрыгнула с постели и, задорно покачивая загорелой попкой, сбегала до столика и обратно.

– Давай садись, – скомандовала она. Держа в одной руке бутылку, а в другой стаканы, Мич на коленках прошествовала к трупиком лежавшему Порнову.

– Я это… ослаб совсем, – только и смог просипеть наш герой.

– Это дело поправимое, – Мич по-особенному, по-своему глянула из темноты на Порнова. Кровь прилила к его рукам, и они легко вытолкнули его тело вверх.

– На брудершафт? – как о само собой разумеющемся, спросила девушка.

– Так точно! – заметно приободрясь, радостно согласился Порнов.

Мич разлила вино по бокалам; они сплелись руками, выпили и поцеловались; бокалы полетели через плечо. Фужер Мич благополучно приземлился на край постели, Порнов же сил не рассчитал и от избытка чувств запулил свой сосуд прямо в стену; тот лишь брызнул осколками.

– Теперь придется в тапках ходить, – расстроился Порнов.

– Ерунда, – успокоила его Мич. – Немножко магии, и будет, как новый; только сбегаю вымоюсь сперва…

«По уму-то их оба разбить стоило», – зашептал в порновское ухо оживший бес противоречия.

«По уму-то девушек сначала поят вином, потом целуют и уж только потом в постель тащат, – тут же огрызнулся сторожевой пес морали и рассудка. – Ты, урод, лучше давай молчи в тряпочку; радуйся, что так легко отделался. Могли и убить, между прочим; и вряд ли потом бы воскресили. Я бы, на месте Мич, тебе эту штуку по крайней мере раза в два укоротил… Ухарь-купец!»

«Да ладно, чего там, – оправдывался наглый бес, – ей, похоже, понравилось… Хотя, с другой стороны, странно мне все это…»

«Вот-вот; странно – не то слово, – согласно уточнил голос разума, – может, у них тут физиология другая?..»

"Или она свистела все это время про свою невинность, – бухнуло вредное "я" и цинично добавило: – Тоже мне, девочка нашлась!"

«Ну-ка, заткнись! – приказал Порнов сам себе. – Сейчас ты будешь ее учить, как ей жить. Иди вон лучше, осколки собери; не хватало еще ноги поранить…»