Кровавая любовь. История девушки, убившей семью ради мужчины вдвое старше нее - Кларк Говард
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В понедельник в 8:30 утра я встретился с Марджи Фуллер в ее кабинете и впервые увидел судебные протоколы – все восемнадцать толстых томов.
– Я надеюсь, вы не ослепнете, – сказала Марджи Фуллер.
Она дала мне первый том, толщиной около шестисот страниц, и указала на ряд из четырех разделенных перегородками столов вдоль одной из стен. Я снял плащ, шляпу, перчатки – погода в тот день была преотвратная, – достал блокнот с листами в желтую линейку (первый из четырех, которые я испишу) и принялся за работу. Я начал серьезное исследование, пытаясь выяснить, что пошло не так с той хорошенькой девочкой в лентах и кружевах.
Когда день работы со стенограммой подходил к концу и Джордж, мой таксист, отвозил меня обратно в центр города, я грел на своей кухне замороженный обед или где-нибудь перекусывал, а потом шел десять кварталов пешком до Чикагской публичной библиотеки, дом 400 по Норт-Фрэнклин. Там, на третьем этаже, находил свободный копировальный аппарат, делавший копии по гораздо более разумной цене в десять центов за лист, и приступал к чтению статей из чикагских газет о деле Коломбо – начиная с обнаружения их тел.
Я всегда брал газету и читал ее от первой статьи до последнего репортажа, какими бы они ни были. Затем я переходил к другой газете. Это давало мне представление об общем настрое каждой газеты. У каждой на самом деле есть пристрастия, вопреки громким заявлениям о нейтралитете. Чикагские газеты, в особенности в освещении дела Коломбо, были, как я уже понял из прочтенных ранее вырезок, раздражающе неточны, не говоря уж о том, что в них содержались намеки, предположения и заключения, которые оставляли в читателе чувство досады из-за недостатка информации.
Тем не менее исследование газет имеет ценность. Хронология дела в целом вернее в газетах, и многие журналисты вносили в статьи некую индивидуальность, описывали участников процесса, одежду (Делука, например, каждый день шестинедельного суда был в одном и том же сером костюме, а Патрисия, одалживавшая одежду по всей женской тюрьме, никогда не надевала один наряд дважды) и другие неформальные моменты, которые делают историю человечнее.
Пока в том октябре в Чикаго я читал и копировал массу этих газетных страниц, мимо меня прошел опубликованный в одном из изданий некролог, тогда для меня ничего не значивший, но заметно повлиявший на жизнь исследуемого мною человека, Патрисии Коломбо.
Это был некролог скончавшейся в больнице Чикагского университета семидесятисемилетней сестры Маргарет Берк.
23
Май 1976 года
Спустя десять дней после обнаружения тел единственная оставшаяся в живых из семьи Коломбо, дочь Патрисия, была заперта в тюрьме округа Кук по официальному обвинению в убийстве и пособничестве убийству. Расследование вел старший следователь Рэй Роуз.
Роуз не сомневался, что Патрисия присутствовала при убийстве родителей и брата. Эту убежденность подкреплял странный визит, позже оспариваемый и оставленный на усмотрение присяжных, двух полицейских, Джина Гаргано и Джона Ландерса, к Патрисии в женское отделение тюрьмы. В официальном протоколе, подписанном Гаргано и Ландерсом, и в их свидетельских показаниях в суде над Патрисией они заявляли, что она отправила сообщение с просьбой поговорить с ними, и однажды вечером они встретились с ней в комнате для свиданий тюрьмы. Они снова сообщили ей о ее конституционном праве на присутствие адвоката, Патрисия ответила, что она знает свои права, ей плевать на адвокатов, и если она хочет поговорить, она будет говорить.
Затем Патрисия Коломбо якобы рассказала полицейским о своем «видении», в котором отец лежал на полу в гостиной родительского дома. Он был в темных штанах и лежал на спине. Она также видела мать, лежащую на полу в коридоре в ночном белье. И она видела брата, лежащего на полу в своей спальне. Она вспомнила, что в прихожей был включен свет, и она видела окровавленные ножницы.
На вопрос, видела ли она в доме с телами себя, она ответила, что видела. На вопрос, видела ли она себя причастной к убийству матери, отца или брата, она растерялась и сказала: «Возможно, но я не уверена, я ни в чем не могу быть уверена».
Гаргано спросил, может ли она что-то еще рассказать им о «видении», и она начала говорить несвязно, делая следующие заявления, которые, по утверждению полицейских, они цитируют в своем протоколе дословно:
Она увидела отца, который сказал, «что Иисус простит ее»…
И: «Боюсь, что я там была. Я вижу себя там. Я вижу их всех одновременно в моем сознании».
Относительно мотива: «[Я] чувствовала страх и ненависть – страх, что ненависть родителей причинит вред мне и Фрэнку [Делуке]».
Относительно места преступления она колебалась: «Я чувствую, что была там одна»… или «я была там с кем-то еще, кто это совершил».
Относительно ночи убийств: «Я вижу, как Майкл открывает мне двери. По-моему, он был не в пижаме, я не помню. Я слышала, как отец велел Майклу подняться в спальню».
Позже: «Я вижу там мать, лежащую на животе. Я вижу мать в халате».
И, очевидно, позже той ночью: «Я помню, что Фрэнк [Делука] проснулся, когда я ложилась спать. Я напугала его, и он проснулся. Я была голая. Я не помню, была я на улице или нет. Двери [квартиры] были заперты».
И: «Больше всего я ненавидела мать».
О тюрьме округа Кук: «Я терпеть не могу это место – я не могу его выносить. Я попытаюсь покончить жизнь самоубийством».
И последнее «видение»: «Я вижу, что со мной был еще кто-то. Если бы со мной был Фрэнк, вы бы предложили ему неприкосновенность?»
Незадолго до визита Гаргано и Ландерса неведомый им доктор Пол Чериан, тюремный психиатр, опросил Патрисию на сеансе, продлившемся минут сорок. Он обнаружил, что она пребывает в растерянном, подавленном состоянии и склонна к самоубийству.
– У нее было чувство никчемности, беспомощности, безнадежности, общее чувство вины, психомоторная заторможенность, [и она страдала] бессонницей и потерей аппетита, – сообщил он.
По словам Чериана, присутствовали явные симптомы
