Апокриф Аглаи - Ежи Сосновский

Звонил Ежи, у него в этот день было только три урока, и в двенадцать он (счастливчик!) уже пришел домой.

– Наверно, я должен извиниться перед тобой, – озабоченным голосом начал он, – но у меня, понимаешь, частенько бывает запоздалая реакция, и я боюсь, что ты можешь рассердиться.

Я что-то невнятно пробурчал; мы с Ежи знакомы уже лет двадцать с хвостиком, и я знаю, что его неумение предвидеть результаты своих действий неоднократно приводило к необратимым последствиям. Однако на этот раз его слова не предвещали ничего катастрофического.

– Дело было так, – рассказывал он, – в школу сегодня позвонила какая-то женщина и спросила, знает ли кто-нибудь из учителей Вальчака. Позвали меня. Я сказал, что знаю, а она – что она умоляет (именно так она и выразилась) дать ей твой номер телефона, так как у нее для тебя есть неслыханно важное сообщение. Ну, я ей твой номер и продиктовал, – закончил Ежи голосом, каким признаются в совершении государственного преступления.

Признаюсь, что из двух гипотез: что это была та же самая женщина, о которой говорила мне Алина, и что это совсем даже другая, я без колебаний выбрал вторую. Приятнее иметь двух поклонниц, нежели одну. Я отпустил Ежи грехи и вернулся в шкуру Кака, как называли мы в агентстве игрушку (само собой, втайне от производителя). Нет, правда, мне иногда безумно хотелось написать кому-нибудь; «Слушай, засранец, если ты в твоем возрасте все еще веришь, что тебе пишет пластиковая кукла…» Я пообещал себе, что, если мой роман перевалит за барьер десяти тысяч экземпляров, я действительно сделаю это и, не дожидаясь последствий, уволюсь. М-да, десять тысяч… Пожалуй, стратегии привязывания клиентов ничего не грозит… В тот день я написал два десятка писем, в том числе одно шестнадцатилетнему члену клуба – ох, искушение предложить ему заняться чем-нибудь полезным было поистине велико, однако я сдержался, а вечером пошел к Марии. Мы слушали фортепьянные концерты Шопена в интерпретации Циммермана (с Польским фестивальным оркестром, запись – «Дойче Граммофон»), и я даже пожалел, что Клещевский не готовил для конкурса фа-минорный концерт, так как он мне гораздо больше понравился, и о поклоннице я почти забыл. Почти – потому что все-таки я рассказал Марии об извинениях Ежи; она чудовищно возмутилась: как можно давать без разрешения чужому человеку номер телефона друга, а потом возвела очи горе и с улыбкой произнесла:

– Ну да, теперь все женщины будут у твоих ног. – Мне на миг почудилось, что в ее иронии я слышу нотку ревности, и это меня порадовало. Но, увы, Мария была по-прежнему недоступна. И на том мы попрощались.

А назавтра ранним утром, то есть без нескольких минут восемь, когда я медитировал над чашкой кофе на тему, что сделать, чтобы через час не перевоплощаться в Какао-Мана, зазвонил телефон.

– Пан Анджей Вальчак? – услышал я женский голос, странно приглушенный, как будто он проходил – даже не знаю? – через носовой платок, осенило меня.

– Да, – ответил я.

– Простите, я вынуждена говорить кратко. Через несколько секунд я должна отключиться. Вспомните, куда Адам не попал на консультацию. На этой самой улице в пиццерии сегодня вас будет ждать посылка. У бармена. Умоляю вас, получите ее. Настоящее имя Адама – Кшиштоф. Мне это известно. Пожалуйста, никому не рассказывайте об этом звонке. И умоляю, возьмите посылку. – Двадцать секунд. И щелчок положенной трубки.

Я отдаю себе отчет, что цитирование собственных произведений свидетельствует как минимум о возникновении нарциссизма, но мне пришла на память фраза из «Визита без приглашения»: «Начать жить внутри телесериала: приключение для идиота». А внутри собственного романа? Я пялился на телефонный аппарат, словно он только что влетел ко мне в окно в обличье миниатюрного НЛО, пожал плечами и стал одеваться (кофе кажется куда вкусней, если ты пьешь его еще в пижаме). Ребус был нетрудный: квартиру профессора Ц., куда Адам ходил на консультации, я поместил на улице Смольной, значит, речь шла о пиццерии на этой улице, где любительница – по всему похоже, криминальных фильмов и по случаю моего романа – и оставила мне у бармена подарок. Вышитую салфеточку? Медвежонка? На минутку я представил себе, что меня ждет там коробка с тем, о чем говорил Кшисю (а равно и Адаму К.) агент ЦРУ, которого я окрестил Хэлом Стерлингом в память об одной из самых моих любимых в детстве книжек «Призраки Тернового холма». Кстати сказать, у одного рецензента его имя ассоциировалось с Кларенсом Старлингом из «Молчания ягнят», и на этом он выстроил интерпретацию романа. Читал я его, не отрываясь, – это была именно та единственная рецензия, которая показалась мне чуть ли не восторженной, хотя на самом деле получалось, что она посвящена не совсем тому тексту, который я написал, а какому-то другому под тем же названием. В сущности, замысел передать мне посылочку, воспользовавшись правилами игры «Визита без приглашения» показался мне эксцентричным, но очаровательным, тем более что он отрывал меня как бы отраженной после написания книжки волной от проблем Какао-Мана и уровня продаж пластиковых игрушек. Поэтому я решил, что сразу после работы сяду в трамвай и поеду взглянуть, где на Смольной пиццерия. «Возможно, заодно я что-нибудь узнаю о Кшисе, – подумал я, поскольку моя читательница явно знала его. – А может, это он сам после успешного излечения от алкоголизма подсылает ее ко мне?» Я был в некоторой растерянности, так как тембр ее голоса в общем-то о том не свидетельствовал, и тем не менее в подобных обстоятельствах у нее вполне могло быть желание передать мне его претензии. Однако это не изменило моего решения. И вот ранним вечером я вышел из трамвая у бывшего Дома партии и пошел по Смольной мимо столиков с пиратскими компактами и колготками по десять злотых. Уже через несколько шагов я увидел в перспективе улицы неоновую вывеску пиццерии; она находилась в подвале дома довоенной постройки, на задах магазина «Дигиталь». Я спустился по ступенькам и вдруг понял, что я страшно голоден, и потому решил совместить приятное с полезным. Я заказал американский пирог и, назвав свою фамилию, осведомился, не оставили тут случаем что-нибудь для меня. Кельнер, по лицу которого все время блуждала ироническая улыбка, усмехнулся еще явственней и через несколько минут принес мне одновременно с дымящейся тарелкой небольшой пакет, завернутый в серую бумагу. Я развернул его. Там был «Волхв» Фаулза. Несколько секунд я искал какую-нибудь записку, надпись – ничего не было. Голод одержал верх, я взял вилку и лишь поглядывал на книжку, соображая, неужто это все. И вдруг рассмеялся от довольно нелепой идеи. «Ладно, если уж мы играем в шпионский роман, то будем продолжать»; – пробормотал я, схватил первый том и стал искать сцену, которую Адаму подчеркнул Стерлинг: «Там он держал свою коллекцию автоматов, кукол почти человеческой величины…» И разумеется, там было кое-что – моя поклонница явно насмотрелась фильмов про Бонда и иже с ним. Имя Мирабель было подчеркнуто карандашом, а на полях написано: «Неважно почему, важно как».

Я мог бы воспринять это как оригинальное признание в любви. Но я достаточно хорошо знал «Волхва»: в начале восьмидесятых я безмерно восхищался им; кто-то дал мне тогда экземпляр, и я проглотил его за два дня; я ездил тогда в Брудно заниматься английским языком и помню, что последние страницы книги дочитывал, сидя на скамейке у дома моей преподавательницы и бесстыдно опаздывая, – но я должен был узнать, чем все кончится. Я догадался, что приписка эта отсылает к сцене во втором томе, где Николас наконец-то занимается любовью с одной из таинственных сестер-двойняшек – то ли с Джуной, то ли с Джулией, сейчас я уже не помнил, – и она после всего, за минуту до вторжения в комнату шайки бандитов, говорит ему что-то в этом роде. Я принялся искать это место, потратив на поиски некоторое время, – мне казалось (ошибочно), что оно находится в самом конце книги, меж тем как аппетит подсказывал мне не позволить остыть американскому пирогу, – но в конце концов я нашел его. «Николас, прошу тебя, запомни одну вещь (я взглянул абзацем выше: все-таки Джулия). – Что? – Я улыбнулся. – Что существует не только почему, но и как». На сей раз подчеркиваний не было, однако внизу та же самая рука приписала какой-то адрес. И еще: «Дата по телефону». Доев пирог, я еще раз перелистал оба тома. Но ничего больше найти мне не удалось.

Я поехал к Марии – благо, повод был – и все ей рассказал. Ну, не совсем все, потому что свои былые взаимоотношения с паном Кшисем я упорно скрывал, вследствие чего сама мысль о какой-либо реакции на звонок незнакомой женщины априорно выглядела идиотской и даже более того. Мария принялась причитать, что я сошел с ума, что позволяю втянуть себя в какую-то сомнительную аферу, что кто-то подшучивает надо мной, а кроме того, что если я один пойду туда, то меня, вне всяких сомнений, ограбят, изобьют и т. п., поскольку место встречи, судя по адресу, находилось в той части Праги,[70] которую жители этого берега Вислы, скорее, побаиваются. Действительно, этого нельзя было исключить, но меня страшно заинтересовал человек, который пожелал поиграть со мной и с моей книгой. Потому от Марии я поехал прямиком к Ежи, попав, кстати сказать, к семейной трапезе. Подождав, когда его жена пойдет купать маленького Томека (чудовищного сорванца), я показал Ежи «Волхва». А он, похоже, начал уже страдать от однообразия учительской жизни.