Огни возмездия - Эван Уинтер

королеве, чтобы она сама вам объяснила, – сказала Нья.

СЛУЖАНКИ

Тау пытался добиться от Ньи ответов. Он хотел, чтобы она рассказала ему все, что знала сама, но она отпиралась, снова и снова повторяя, что королева все объяснит.

– Что королева собирается с этим делать? – спросил он, стараясь не отставать. Ногу терзала боль, и ночь, проведенная на полу перед лазаретом, сделала только хуже.

– Я сказала ей, что Келлан Окар ранен, и объяснила, как это вышло. Она попросила привести вас к ней.

– Это не ответ на мой вопрос, – заметил он.

– Нет, не ответ.

Чтобы отвлечься от переживаний, Тау попытался понять, куда они идут. Они вышли из крепости и пересекали восточную часть города. Тау удивило, что стоило им лишь немного отдалиться от центра, как дома и строения стали скромнее и запущеннее, а в покосившихся окнах он видел лица Меньших.

– Здесь живут те, кто служит городу, – понял он.

– Да, здесь и в южной части, – подтвердила визирь, бросив взгляд на его раненую ногу. – Мы почти пришли.

Саман строений был некрашеным и тонким, как бумага; трещины латали кое-как. Даже главная улица оказалась довольно запущенной. Брусчатка была побита и изборождена множеством узких канавок, заваленных мусором и нечистотами.

Казалось, Меньшие, жившие в восточной части города, с утра до ночи заботились об остальных районах города, а потом шли домой, где никто не занимался благоустройством.

– Ну и условия здесь… – начал Тау, и тут же услышал крики и топот бегущих ног.

Звуки доносились с ближайшего перекрестка, и Тау увидел, как показалась первая из нескольких фигурок. Сначала он подумал, что это демоны – но их небольшие размеры и странное поведение заставили его изменить мнение.

Четверо детей выбежали на главную улицу и помчались к узкому переулку, который ее пересекал. Заметив Тау и Нью, старший ребенок, грязный и одетый в лохмотья, резко остановился. Пара бежавших следом врезалась ему в спину, и все трое повалились на землю. Последний ребенок порядочно от них отстал, и остановился в отдалении. На Тау уставились четыре пары глаз.

– Это Меньший? – спросила младшая девочка голоском тонким, как речной тростник.

– Цыц! – буркнул старший из детей, опустив глаза.

– Да, – ответил Тау детям.

Трое старших детей не поднимали глаз. Младшая девочка довольно непочтительно рассматривала Тау.

– Тогда почему вы одеты, как они? – спросила она.

Тау не был уверен, что знал, как следует ответить.

– Я чемпион королевы.

– Врун, – сказала девочка.

– Жопа Богини, Нали! – шикнул старший, и Нья поморщилась.

– Я не вру, – сказал Тау.

– Но вы Низший Мирянин, как я, – сказала девочка.

– Я Выс… – начал Тау, но осекся. – Да… как ты.

– И вы чемпион?

– Да.

– Не знала, что так можно.

– Я тоже. Вроде как, – сказал Тау.

– Чемпион должен быть сильнее всех.

– Кроме всего прочего.

– Это самое главное, – заметила девочка, смерив его взглядом.

Тау пожал плечами.

– Тебе не пора возвращаться к родителям, детка? – спросила Нья.

Девочка перевела взгляд на визиря.

– Мама померла, а папа воюет в Проклятой с тех пор, как я еще говорить не умела. Скоро он вернется.

– Заткнись, Нали, – велел старший.

– Попробуй, заткни меня, – ответила она, и Тау присмотрелся к ней внимательнее.

Ей было, наверное, циклов восемь-девять, и если ее отец ушел на фронт, когда она была младенцем, то его обязательная служба давно должна была закончиться.

– У вас пара черных мечей, – сказала она.

– Да, – подтвердил он.

– Никогда не видела, чтобы у кого-то было сразу два.

Старший ошарашенно уставился на нее.

– Нали, нельзя просто так спрашивать у людей, откуда у них такие мечи.

– Можно! И я только что спросила, – отозвалась она, сердито взглянув на мальчика. Затем, вновь переведя взгляд на Тау, указала на Нью. – Я хочу стать как она, – заявила она.

– Она? – спросил Тау.

Нья многозначительно взглянула на него.

– Да, – подтвердила девочка. – Я каждый день тренируюсь.

Тау растерялся.

– Что ты имеешь в виду?

– Черная мантия! Те, кто носит такие, разговаривают с Богиней, и Она дает силу, – сказала девочка таким тоном, словно говорила со слабоумным. – Я тренируюсь, говорю с ней днями и ночами. Когда вырасту, я буду Одаренной.

– Э-э… ты молодец, что тренируешься, – сказал Тау.

Визирь не смотрела девочке в глаза. И Тау знал, почему. На одну Одаренную приходилось три тысячи женщин омехи. Девочка могла обращаться к Богине хоть беспрерывно день за днем, но это ничуть не увеличило бы ее шансов.

– Желаю тебе всего хорошего, малышка, – сказал Тау. – Надеюсь, ты вырастешь и станешь сильной.

– Я уже сильная, – ответила она, выпятив подбородок. – Я еще жива, а большинство Вельмож умерло бы на моем месте.

Тау медленно моргнул, желая ей лучшего, чем она могла ожидать. Она напомнила ему его сводную сестру. Вернее, Джелани в ее лучшие годы.

– Это правда, Нали? – спросил Тау, потянувшись к сумке у себя на поясе. – Иди сюда. У меня кое-что есть для тебя.

Она сощурилась и отступила на шаг.

– И что это такое?

Недоверие и страх, стремительно пришедшие на смену ее храбрости, огорчили его. Низшая Мирянка в городе, полном Вельмож, – он представлял себе, какова была ее жизнь.

– Вот, – сказал он, вынимая из сумки кошелек. – Мне он больше не нужен.

У нее отвисла челюсть.

– И все, что внутри?

Тау кивнул, и она – со скоростью, с которой по городу разлетались слухи, – шагнула к нему и протянула руку. Он уронил кошелек на ее грязную ладошку, тот звякнул, и девочка, ахнув, едва его удержала. В кошельке были монеты, оставшиеся от его последней выплаты за службу посвященного. Для Вельможи это была мелочь, но для многих Меньших – вполне ощутимая сумма.

– Пока, Нали. Расти сильной, – сказал он.

– Пока, чемпион Меньший. Да присмотрит за вами Богиня.

Тау улыбнулся, и Нали убежала, сжимая в руках свой новый кошелек. Другие дети помчались за нею.

– Они ее ограбят, – сказала Нья.

Тау смотрел им вслед.

– Не думаю, что у них это получится, визирь, – сказал он. – Куда теперь?

Она задумчиво посмотрела на него.

– Мы почти пришли. Королева будет ждать у восточных ворот города.

– У ворот? Почему?

– В городе даже у стен есть уши, – сказала Нья.

Тау вздохнул. До ворот оставалось не более двухсот шагов, но он знал, насколько болезненными они окажутся.

– Ведите, визирь, – сказал он, пропуская ее вперед.

Весь последний отрезок пути Тау обливался потом – скорее от боли, чем от жары. Нога и бедро пульсировали, и Тау казалось, будто они распухли