Распад - Брюс Стерлинг

«Пора разыгрывать следующую карту», — решил Оскар.

— Слушай, я понимаю насчет твоего отца, Кевин. Многие порядочные люди пострадали, когда интеллектуальная собственность обесценилась. Мои друзья из окружения сенатора могли бы поговорить кое с кем насчет гранта за ущерб и клевету. Думаю, я мог бы что-нибудь для тебя сделать.

— Ого, вот это было бы здорово! Знаешь, мой папаша был совсем неопытен в таких делах. Он вовсе не был похож на тех белых, какими их изображают ваши, — этакий расистский подход. А федералы просто взяли и обвинили его во всех грехах — в нарушении тайны информации и прочем. И он даже не сообразил представить против них в суд контробвинения в растрате.

— Ему следовало нанять хорошего адвоката.

— Кого именно? Его собственный адвокат смылся в Европу, как только запахло жареным. — Кевин вздохнул. — Я почти, что сам решил махнуть в Европу, а потом подумал… какого черта! Можно примкнуть, к кочующим по дорогам пролам, и это будет то же самое, что выехать в другую страну.

— Ты не возражал бы против поездки в Техас? У тебя ничего не намечается здесь на Рождество? Мы бы могли сразу полететь туда.

— Мне безразлично. Мне все равно, где быть, если я имею возможность подсоединиться к своему серверу.

Хлопнула дверь, и через мгновение появилась Донна с пакетом, присланным по авиапочте.

— Это мне? — радостно поинтересовался Кевин. Он вскрыл пакет складным швейцарским ножом. — Майонез! — с недоверчивым изумлением воскликнул он, вытаскивая здоровую банку без этикетки, наполненную густой белой массой. — Кажется, почти ручное производство. — Он бережно положил банку в свой безразмерный портфель.

— Она приехала, — прошептала Донна Оскару.

— Мне надо встретиться с гостьей, — объяснил тот Кевину.

— Еще одной? — подмигнул Кевин. — А где та цыпочка, что выскочила в банном халате?

— Ты не мог бы подойти ко мне завтра утром и сообщить твое решение?

— Не-а, зачем мне приходить? Я уже все решил. Я согласен.

— Правда?

— Ага, это приятные перемены в моей мирной жизни. Я приступлю к работе сразу же. Ты там договорись с вашими сисадминами, а я гляну, что можно сделать для вас в Сети.

7.

Жизни в Коллаборатории не хватало многих привлекательных возможностей, имевшихся в Бостоне. Оскар и Грета встретились в сломанном автомобиле на темной стоянке позади мастерской по ремонту транспортных средств. Место встречи выбрал Кевин Гамильтон. Кевин имел большой опыт устраивать встречи нужных людей внутри анонимных автомобилей. Кевин не был агентом Секретной службы, но он рос уличным мальчишкой и знал массу трюков и уловок.

— Я боюсь, — призналась Грета.

Оскар поправил пиджак, натянувшийся от неудобной позы. Автомобиль был настолько мал, что они сидели почти на коленях друг у друга.

— Как ты можешь бояться аудитории? Ты же произносила речь по поводу получения Нобелевской премии в Стокгольме?

— Но тогда я говорила о моей собственной работе! Об этом я могу говорить всегда и везде. Это совсем другое. Но ты хочешь, чтобы я встала перед правлением директоров и отчитала их. Перед большой толпой моих друзей и коллег. Я не гожусь для таких выступлений.

— Как раз, наоборот, ты прекрасно подходишь. Ты идеально подходишь для этой роли. Я знал это с того момента, как тебя увидел.

Грета пристально смотрела на экран лэптопа. Это был единственный освещенный предмет внутри мертвого авто, и его темноватый свет мягко подсвечивал их лица. Было два часа ночи.

— Если здесь действительно так плохо, как ты думаешь, тогда бороться бесполезно. Мне надо уйти в отставку.

— Нет, ты не должна уходить в отставку. Цель твоего выступления на собрании директоров — напротив, заставить их уйти! — Оскар взял ее за руку. — Ты не обязана говорить ничего, кроме того, что сама считаешь чистой правдой.

— Ну, кое-что тут, безусловно, правда, так как я сама тебе об этом рассказывала. Но я никогда не намеревалась сообщать им вслух , что они должны уйти. И я не хотела бы с ними говорить таким образом. Такая речь — это жесткая политическая атака! Это не наука. Это не объективно.

— Тогда скажи мне, как нужно с ними говорить. В конце концов, ты же умеешь выступать — ты из тех, кто умеет заставить аудиторию слушать. Давай обсудим по пунктам, что ты хочешь им сказать.

Грета полистала текст на экране вверх и вниз и вздохнула.

— Хорошо. Я думаю, самая тяжелая часть вот эта, где речь идет о положении ученых, о том, что они являются угнетенным классом. Вот: «Группа эксплуататоров должна быть убрана, с ней надо покончить». Ученые солидаризируются и требуют справедливости. Господи боже, да я просто не смогу такое выговорить! Это слишком радикально, это прозвучит как сумасшедшее требование!

— Но вы на самом деле угнетенный класс! Это так и есть, это самая что ни на есть жгучая правда. Наука в какой-то момент взяла неверное направление, вся научная деятельность скатывается черт знает куда! Вы потеряли свою нишу в общественной жизни. Вы потеряли престиж, самоуважение и уважение других. Требования, которые вам сейчас предъявляют, невыполнимы. У вас больше нет интеллектуальной свободы. Вы находитесь в интеллектуальном рабстве.

— Но это не превращает нас в «угнетенный класс». Мы элитные кадры, высокообразованные эксперты.

— Ну и что? Вы в отвратительном положении! У вас нет никаких прав принимать решения относительно собственных исследований. Вы не контролируете расходы. У вас нет никаких гарантий обеспечения вас работой. У вас украли все ваши традиционные привилегии. Ваша старая высокая культура была сметена подчистую невежественными поверхностными подражателями. Вы техническая интеллигенция, верно, но вы играете на руку нахлебникам и коррумпированным политикам, тем, кто набивает карманы за ваш счет.

— Как ты можешь так говорить? Посмотри на это удивительное место, в котором мы живем!

— Милая, ты только думаешь, что это башня из слоновой кости. В действительности вы арендаторы трущоб.

— Но никто так не считает!

— Дело в том, что вас дурачили в течение многих лет» Ты умна, Грета. У тебя есть глаза и уши. Подумай о том, как вы живете. Подумай о том, как твои коллеги действительно должны жить. Всерьез подумай. Она замолчала.

— Вперед, — сказал он. — Не стесняй себя во времени, обдумай это.

— Это правда. Да, это правда, и это ужасно, и я стыжусь и ненавижу это. Но ведь это политика. У нас нет никаких средств справиться с этим.

— Мы займемся этим, — сказал он. — Давай-ка пройдемся дальше по твоей речи.

— Хорошо. — Она вытерла глаза. — Ладно, вот что для меня действительно больно и неприятно — сенатор Дугал. Я знаю, что он за человек, я общалась с ним долгое время. Конечно, он пил слишком много, но все мы делаем это в настоящее время. Он был не так плох, как остальные.

— Люди не могут объединяться против абстракций, им нужно, чтобы их неприятности обрели конкретное лицо. В этом — то, как ты подаешь людей в политике, — ты должна выбрать цель, закрепить, олицетворить ее и поляризовать. Дугал отнюдь не единственный твой враг, но пусть тебя это не беспокоит. Остальные полезут из всех щелей, как только ты припрешь их к стенке.

— Но он построил здесь все, он построил всю Лабораторию!

— Он проходимец. У нас куча информации о нем — воз и маленькая тележка сведений о его незаконной деятельности. Никто не смел перечить ему, пока он был у власти. Но теперь, когда в судне обнаружилась течь и туда хлынула вода, крысы бегут с тонущего корабля. Там все — подкуп, вознаграждения, отмывание денег… Вот ты отвечаешь сейчас за Оборудование. Дугал и его близкие друзья снимали сливки с Оборудования в течение многих лет. У вас есть как юридическое, так и моральное обязательство предъявить ему претензии. И самое приятное, что в данный момент наезд на Дугала вам совершенно ничем не грозит. Он не может ничего вам сделать. Дугал — легкая часть задачи. — Оскар помолчал и добавил: — Вот кто меня на самом деле беспокоит, так это Хью.

— Я не понимаю, зачем я должна поступать так гнусно…

— Тебе нужна громкая проблема, а громких и не спорных проблем на свете не бывает. Насмешка — лучшее оружие радикала. Власть имущие могут выдержать все, кроме насмешки.

— Это не для меня.

— Давай сначала попробуем. Проведем эксперимент. Начни с одного или двух из тех подпевал и посмотри, как реагирует твоя аудитория.

Она фыркнула.

— Они ученые. Они не отвечают за подпольные махинации.

— Отвечают и еще как! Ученые умеют драться, как сумасшедшие ласки. Взять хотя бы вашу собственную историю здесь, в Лаборатории! Когда Дугал все тут строил, он должен был купить голоса тех, кто его одобряет. Он нуждался в поддержке христианских организаций, раз собирался строить гигантскую генетическую лабораторию в Восточном Техасе, где традиционно уважают Библию. Именно поэтому Коллабораторий имеет собственный отдел креационистской науки. Это продолжалось шесть недель и сопровождалось кулачными драками, бунтами и поджогами! Они были вынуждены вызвать полицию штата Техас, чтобы восстановить порядок.