Продавец королевств - Леонид Кондратьев

– Красота, блин! – Фонтан крови и содержимого черепной коробки, буквально прыснувший из-за бронированного щита пулемета, вызвал у отплевывающегося от выбитой пулями кирпичной крошки русского мафиозо восхищенный возглас. Ну или недовольный – Инельда, несмотря на свой вполне серьезный по человеческим меркам возраст, до сих пор временами промахивалась с точным определением эмоций краткоживущих.

– Скоты! – Отправив в полет рыбку метательного ножа в высунувшуюся из-за кузова образину, дроу раздраженно зашипела, выказывая таким образом свое более чем недовольное отношение к окружающему дурдому. По-иному происходящее назвать было бы просто нереально. Сам идиотизм и бесперспективность нападения привели, как это ни странно, к успеху. Правда, только на начальном этапе.

– Не могу с вами не согласиться! – Отправив смертоносный гостинец калибра «девять на девятнадцать» в очередного боевика, представитель русской мафии одарил Инельду голливудской улыбкой и одобрительно подмигнул: – Еще какие! Причем все как один идиоты!

Выстрелив еще пару раз куда-то в клубы пыли, перекрывающие выход из переулка, русский заковыристо выругался и, не отвлекаясь от наблюдения за потенциально опасным направлением, обратился к илитиири:

– Кстати, если уж пошла такая пьянка, позвольте представиться – Василий.

Раздавшиеся с другой стороны переулка резкие команды прервали дальнейшее представление. А появившиеся буквально из ниоткуда крепкие затянутые в камуфляж и вооруженные хорошо узнаваемой во всем мире продукцией старика Калашникова ребята быстро оттерли Инельду от собеседника.

В принципе такое отношение не было чем-то уж неожиданным, но как настоящая женщина, хоть и являющаяся главой гильдии убийц, Инельда соизволила немного обидеться и оскорбиться на такое пренебрежительное к себе отношение. Нет, мальчики, конечно, действовали довольно профессионально, защищая своего шефа от всех возможных источников угроз, к коим, если рассматривать случившееся, вполне могла быть отнесена вот эта вельми странная девушка. Но все же!

Загадочная, исполненная негой улыбка, появившаяся на лице Инельды после появления русских, много могла бы сообщить понимающему существу, хоть раз сталкивавшемуся с представителями прекрасной, но такой смертоносной и временами вельми сумасшедшей половины проклятого всеми светлыми богами народа илитиири. Впрочем, таких в обозримом пространстве не наблюдалось. Тот же Лю умудрился то ли отстать, то ли специально затеряться в разветвленном лабиринте узких улочек, коими так славилась Руанапра.

Вообще-то первые несколько минут то ли бегства, то ли просто неорганизованного отступления из объятого пламенем «презренного сарайчика, недостойного китайца», в котором планировались, но так и не начались переговоры заинтересованных персон, остались в памяти дроу в несколько фрагментированном виде. Виной тому, скорее всего, был самый первый взрыв, поднявший в воздух сразу несколько припаркованных машин и практически снесший переднюю стену «сарайчика». Ну а после этого события просто понеслись как тараканы на горячей сковородке. Подпрыгивая, шипя и взрываясь.

Предвкушающе поведя затянутыми шелком вечернего платья плечами, илитиири бросила подхваченный уже в этом мире воздушный поцелуй тому самому Василию и, рванув с места, стремительным росчерком провернула то, что на соревнованиях по паркуру вызвало бы однозначное выпадение челюстей у всего судейского состава. Извилистый и в чем-то безопасный с точки зрения обстрела как раз своим безумием маршрут: небольшой выступ стены, крышка мусорного бака, перехватиться за металлоконструкцию балкона и рывком перекинуть тело на другую сторону улицы. Мелькнувшая над головами дернувшихся было русских утянутая в шелк обворожительная фигурка не только благополучно приземлилась на парапет крыши обшарпанного склада, но и умудрилась при этом изящным движением отправить в сторону отвлекшихся негров несколько метательных игл, к слову, смазанных вполне работоспособным ядом. Несмотря даже на его магическое и иномировое происхождение, по биологическим целям вида гоминид из отряда приматов, в частности экваториальной и субэкваториальной разновидности, действенность оказалась более чем…

Какова вероятность того, что трех– или пятиграммовая метательная игла пролетит двадцать семь метров и, чуть блеснув тусклой, покрытой слоем яда гранью, воткнется в ничем не прикрытое лицо высунувшегося было из-за киоска с газетами гранатометчика? В реальной жизни, никак не связанной с Голливудом или рассчитанной компьютерами игровой реальностью какого-нибудь распиаренного стелс-шутера, – никакая. Но лишь стоит добавить немного телекинеза – совсем чуть-чуть, только для предварительного разгона и стабилизации таких неудобных, скажем так, с точки зрения классической баллистики боеприпасов, – как чрезмерно легкие, быстро теряющие кинетическую энергию иглы становятся чем-то другим… Чем-то более смертоносным и более схожим в своей красоте и изящности с кисточкой каллиграфа, с ее стремительным полетом над плоскостью свитка, красотой и окончательностью оставляемых ею следов.

Вошедшая на пядь ниже правого века игла позволила своей несчастной мишени сделать еще пару шагов. После чего обряженный в какие-то непередаваемого оттенка желтые штаны и растянутую майку негр выронил уже нагревшуюся за сегодняшний вечер трубу РПГ и с диким криком, заставившим окружающих временно прервать вакханалию разрушения и убийств, вцепился напряженными, ставшими вдруг больше похожими на когти пальцами себе в лицо.

Мягкие человеческие пальцы, не вооруженные ничем, кроме жалкого подобия нормальных когтей. Что они могут сделать с не такой уж и податливой плотью?

Наемники, убийцы, врачи, патологоанатомы и маньяки – никто не скажет, кто же из них ближе к смерти. Даже не так – не к самому акту окончания биологической жизни, а к чему-то интересному и захватывающему акту деструкции уже отслужившего свое вместилища жизни… Впрочем, это не так уж и важно – социальные, этические, психологические и еще куча других факторов, определяющих отторжение и внутренний страх, к которому можно привыкнуть, но никогда не вытравить полностью, – присутствующим в этот самый момент было совсем не до этих высоких материй.

Крещендо нечеловеческого воя, хруст отрываемых от костей пластов плоти, клекот и бульканье заливаемого кровью горла – все как на лучших кадрах Ромеро… только без раскрашенного сиропа и восковых моделей.

Чисто с физиологической точки зрения немедленное угасание жизненно важных функций вызывает лишь поражение внутренних областей головного мозга (мозжечка) и нарушение цельности спинного мозга. Ранения лицевой части черепа болезненны, но не смертельны. Именно поэтому тело, щедро разбрызгивающее влагу жизни и устремившее в пространство пустые провалы на месте выцарапанных наживую глаз было все еще живо. Не переставая издавать нутряное клокотание поврежденными связками разорванной гортани, содрогающийся от нечеловеческой боли полутруп, заплетаясь в собственных ногах, развернулся и сделал несколько шагов в сторону потрясенно застывших представителей негритянской диаспоры.

Ступор, в который впадает человеческий организм под воздействием ужаса, непереносимого страха или иных психофизических факторов, обычно прерывается резким ударным впрыском адреналина, который как шпоры подстегивает живое существо. В данном случае это была паника. Та самая паника, во время которой бросают оружие, стреляют в своих же, по несчастью закрывающих путь к спасению, дико воют от ужаса и забиваются в неожиданные щели, пытаясь спрятаться от увиденного…

Несчастного, пораженного метательной иглой Инельды, буквально разорвали очереди обеих враждующих сторон, после чего остатки негров, подвывая от ужаса, поминая Барона Самеди и почему-то Папу Легбу, скрылись в переулках, направляясь куда-то в сторону гавани.

Дергающееся и все еще хрипящее, несмотря на изрешетившие его пули разных, вплоть до винтовочного, калибров, тело как магнитом привлекло взгляды всех присутствующих. На переулок упала тишина, разбавляемая лишь затравленным дыханием наемников и затихающим хрипом почти трупа.

– Да что это за… Вашу мать!!! – Дрожащий от напряжении голос русского мафиозо, выдавший еще и сложносоставную словесную конструкцию, несколько секунд оставался без ответа. И только когда напряжение, сводящее пальцы вояк на спусковых крючках, немного отпустило присутствующих, со стороны крыши одного из стоящих вдоль улицы зданий раздался звонкий колокольчик девичьего смеха.

В отсветах искрящей, пробитой пулями вывески какого-то винного магазинчика фигурка, кружащаяся в подобии танца на самом краю крыши и раскинувшая руки как будто в попытке обнять напоенное жаркой тропической ночью небо, была невообразимо прекрасна… прекрасна и ужасна в своем совершенстве. Клочок овеществленной тьмы, утянутый в шелк платья, вызывающий желание и дрожь… сладковатую дрожь глубинного ужаса…