Ниро Вульф и Лига перепуганных мужчин (сборник) - Рекс Стаут

– Да, я в курсе.

– Так я и думал. Дэниел утверждает, что столбнячная палочка не могла попасть в организм его сестры через этот порез. Осколок стекла, завалившийся в ее туфлю, когда поднос со стаканами ударился об землю, был совершенно чистым. Туфли – новыми. А босиком она не разгуливала. Он говорит, что в такой ситуации просто непостижимо, как бацилла могла проникнуть в кровь, да еще в количестве, вызывающем такой скорый и тяжелый приступ. В субботу я отправил туда человека, но доктор не позволил ему повидать больную…

– Доктор Брейди?

– Совершенно верно. Однако братец не оставил нас в покое, а после смерти сестры даже удвоил активность, поэтому вчера утром я послал туда двоих ребят, чтобы во всем разобраться. Скажите, Гудвин, как выглядел осколок? Тот самый, который оказался в ее туфле и стал причиной трагедии?

– Я не сомневался, что истинная цель вашего прихода – повидаться со мной, – произнес я, потупясь. – Это был осколок толстого голубого стакана. Их разбилось несколько.

Кремер кивнул.

– Все сходится. Мы отослали туфли в лабораторию, но никаких столбнячных палочек на них обнаружить не удалось. Конечно, существовали другие возможности: скажем, инфекция проникла через йод или марлю. Поэтому заодно мы отправили в лабораторию все медикаменты из аптечки, но марля оказалась стерильной, а йод – самым обыкновенным антисептиком, и никакие микробы, естественно, в нем существовать не могли. В подобной ситуа…

– Последующие перевязки, – пробормотал Вульф.

– Исключено. Когда доктора Брейди вызвали к заболевшей в пятницу вечером, повязка, наложенная им во вторник, была нетронутой.

– Постойте-ка. Знаю! Честное слово, знаю! – вмешался я. – Орангутан. Он щекотал ей ногу и мог занести…

Кремер помотал головой.

– Мы проверили. Один из опрошенных, племянник, высказал такое предположение. Лично мне оно показалось притянутым за уши. Но версия есть версия. Доктор Брейди…

– Прошу прощения, – перебил Вульф. – Вы беседовали со всеми. Неужели мисс Хадлстон ничего не сказала им перед смертью? Хоть одному?

– Практически ничего. Вам известно, что делает с человеком столбняк?

– В общих чертах.

– Отвратительное зрелище. Он действует как стрихнин, только еще хуже, потому что не отпускает ни на минуту и мучения длятся дольше. Когда в пятницу вечером туда приехал Брейди, ее лицевые мышцы уже были скованы судорогой. Чтобы облегчить страдания, он ввел ей авертин и продолжал делать инъекции до самого конца. Мой человек побывал там в субботу вечером, к тому времени больную уже совсем скрутило. В воскресенье она объяснила сквозь зубы, что хочет со всеми попрощаться. Брейди подводил их к ней по одному. Я собрал показания. Ничего существенного из того, что можно было бы ожидать. Всего несколько слов каждому. Дэниел порывался сказать сестре, что причина ее смерти – не трагическая случайность, что это убийство, но сиделка и доктор Брейди увели его.

– А у нее самой такого подозрения не возникло?

– Кто знает? Вы же понимаете, в каком она была состоянии. – Кремер переместил сигару в противоположный угол рта. – Брейди говорит, что одна пятидесятитысячная грамма токсина смертельна для человека. В той или иной степени бациллы и споры столбняка присутствуют всюду, но особенно много их вблизи лошадей. Конюшни буквально кишат ими. Я спросил Брейди, не мог ли он сам случайно занести столбнячную палочку в рану, ведь незадолго до этого он катался верхом, но он ответил, что, вернувшись, сразу же вымыл руки, и мисс Николс подтвердила его слова. Он согласен с Дэниелом, что наличие на осколке, туфле, пальце мисс Хадлстон или лапе животного столбнячной палочки в количестве, достаточном, чтобы вызвать такой сильный приступ болезни, представляется маловероятным, но, как он выразился, столь же маловероятным кажется, что человек, переходя улицу на зеленый сигнал светофора, может попасть под машину. Тем не менее случается и такое. Он очень сожалеет, что не вернулся во вторник или в среду сделать ей укол антитоксина, но нисколько не чувствует себя виноватым, потому что на его месте такое не пришло бы в голову ни одному врачу. Когда Брейди приехал в пятницу, яд уже достиг нервных центров, и вводить антитоксин было слишком поздно. На всякий случай он это сделал. Мы попросили специалиста прокомментировать действия доктора Брейди, и он признал их совершенно правильными.

– Мне не нравится аналогия, – произнес Вульф. – Человек, переходящий улицу, имеет величайший шанс угодить под машину. Именно поэтому я никогда этого не делаю. Впрочем, компетентность доктора Брейди мое замечание не оспаривает. Я вынужден повторить свой вопрос, мистер Кремер. Зачем вы морочите мне голову? И зачем вы морочите ее себе?

– Для выяснения этого я сюда и явился.

– Вы ошиблись адресом. Обратитесь к содержимому своей черепной коробки.

– О, с ним все в порядке, – заверил Кремер. – Видите ли, я готов допустить, что произошел обыкновенный несчастный случай. Но этот чертов братец не желает оставить нас в покое! И существует громадная вероятность того, что, прежде чем я с ним разберусь, он заработает от меня в ухо. Поэтому я решил первым делом переговорить с вами. Если в сердце одного из домочадцев Бесс Хадлстон зрело преступное намерение, вы должны об этом знать. Не можете не знать. Ведь она наняла вас. Мелкими пакостями вы не интересуетесь, следовательно, подвернулось что-то покрупнее. Поэтому я хочу выяснить, в чем заключалась ваша задача.

– А разве вам не сообщили об этом во время допроса? – спросил Вульф.

– Нет.

– Никто?

– Нет.

– Тогда откуда вам известно, что мисс Хадлстон вообще была моим клиентом?

– Дэниел случайно упомянул о визите Гудвина, и это натолкнуло меня на мысль. К сожалению, он, видимо, не знает, в чем заключалась ваша миссия.

– Я тоже.

Кремер вытащил сигару изо рта и возбужденно произнес:

– Послушайте, но ведь это никак не может вам повредить! Хоть раз оставьте ненужные запирательства. Мне необходимо заполнить пробел. Я лишь хочу выяснить…

– Минутку! – оборвал его Вульф. – Вы сказали, что готовы отнести смерть за счет несчастного случая. У вас нет ни единой опровергающей это улики. Мисс Хадлстон наняла меня для проведения сугубо конфиденциального расследования, и ее смерть не освобождает меня от обязательства молчать. Она лишь освобождает от необходимости предпринимать дальнейшие действия. А для вызова меня в суд основания отсутствуют. Хотите пива?

– Нет, – буркнул Кремер и мрачно посмотрел вокруг. – Эта игра в благородство вам на руку. Но ответьте хотя бы на элементарный вопрос: вы считаете, что Хадлстон была убита?

– Нет.

– Следовательно, вы считаете, что в ее смерти повинно роковое стечение обстоятельств?

– Нет.

– Тогда что же вы, черт возьми, думаете об этом?!

– Ничего. Меня абсолютно не интересует данное дело. Женщина умерла – все женщины рано или поздно умирают. Мир праху ее, и прощай, мой гонорар. Почему вы не спросите: стал бы я, находясь на вашем месте и располагая той информацией, которой располагаю о деле сейчас, утверждать, что обстоятельства смерти Бесс Хадлстон требуют дальнейшего расследования?

– Хорошо, я спрашиваю.

– Отвечаю: нет! Потому что вы не обнаружили ни одного подозрительного обстоятельства. Хотите пива?

– Да, пожалуй.

Он осушил бутылку и, так и не выяснив ничего нового, покинул нас.

Проводив его до двери и вернувшись в кабинет, я заметил:

– Похоже, с годами старая ищейка набирается опыта. Конечно! Ведь он имеет возможность наблюдать мои методы. На сей раз он переворошил там все почти так же хорошо, как это сделал бы я.

Вульф отодвинул поднос, чтобы освободить место для карты.

– Не могу не согласиться с тобой. Да, почти так же хорошо. Но и у него не хватило ума выяснить, что произошло тем утром в ванной мисс Хадлстон. Он упустил прекраснейшую возможность вытащить на свет преступление, если, конечно, таковое имело место. Ведь за последние семь дней дождя не было? То-то же, не было.

Я уставился на Вульфа.

– Ни слова больше! Сколько попыток на отгадывание?

Но он не обратил внимания на мой вопрос и занялся картой. Это был один из тех многочисленных случаев, когда я с наслаждением столкнул бы его с крыши небоскреба, если бы, конечно, существовал способ его туда заманить. Впрочем, не исключалось, что он решил просто подразнить меня. Но я в этом сомневался. Я достаточно изучил его интонации.

Ночь прошла ужасно.

Вместо того чтобы заснуть через тридцать секунд, я тридцать минут ломал голову над тем, что же он все-таки имел в виду, а потом дважды просыпался от кошмара.

В первый раз мне приснилось, что сквозь крышу на меня льется дождь и что каждая капля представляет собой огромную бациллу столбняка, а во второй – что я оказался в пустыне, где уже сто лет не было дождя.