Игры на свежем воздухе - Павел Васильевич Крусанов

большие спокойные глаза. Он говорил, не повышая голоса, но в речи его чувствовался скрытый жар и сдерживаемый драматизм. Слушателей было не много – некоторые прохожие ненадолго останавливались, другие шли мимо, не обращая на витию никакого внимания. Несколько раз в мелодичном выступлении долговязого промелькнула Rusia.

– Что он говорит? – обратился к Полине Иванюта.

– Он говорит, что Россия показывает всем пример, а Штатам – кукиш. Что она одна открыто противостоит болезни и распаду мира – той чуме, которую разносят по свету Estados Unidos.

– Так и говорит? – оживился Гуселапов.

– Так и говорит, – подтвердила Полина. – И ещё – что взоры униженных и оскорблённых вновь с надеждой обращены на Россию.

– Молодец какой! – Гуселапов от возбуждения хлопнул себя по ляжкам.

– Чем это униженным и оскорблённым наш весёлый капитализм приглянулся? – пробурчал под нос Иванюта.

– Он говорит: вы думаете, Estados Unidos – это демократия? Mentira! Ложь. – Полина прислушалась. – Они заботятся только о себе. Их бог – мамона. Все остальные страны и континенты для них – тарелка, из которой они хотят черпать своей большой ложкой жирный суп. Для этого у них есть авианосцы и ракеты, бомбы и танки, для этого у них есть печатный денежный станок, благодаря которому они закабаляют долгами народы… В общем, у них есть всё. Но у них нет сердца. И душа их negra como carbón… Черна как уголь.

– Накипело у мужика, – одобрил Гуселапов.

– Где-то я уже это слышал. – Иванюта вытянул гудящие ноги.

– А всё равно приятно, – от уха до уха сиял Гуселапов. – И потом – сила правды не в оригинальности.

– А в чём? – поинтересовалась Полина.

Гуселапов снял очки, протёр стёкла полой рубашки и изрёк:

– Сила правды в истине.

– Аплодисменты. – Иванюта всплеснул ладонями. – Очень глубоко.

– А что такого? – удивился Гуселапов. – Не видишь разве, как нас разводят? Зайди в автосалон и посмотри на цены. Они же это специально. Они нас вынуждают красть и под статьёй ходить, чтобы в этих красавцах ездить. Роскосмос, Росатом, средства на сирот и инвалидов, пенсионные фонды – отовсюду чтоб тянули, разворовывали в прах, дотла. Только и забот у них, что искушать да в грех вводить… Чистые бесы.

– Учись соотносить потребности с возможностями, – улыбнулся Иванюта. – Это несложно.

Обычно в вопросах политики Пётр Алексеевич держал себя высокомерно и в беседе участия не принимал, но тут не утерпел и подыграл лукаво Гуселапову.

– Белым американским конгрессменам нельзя говорить неграм, что те черны, – изрёк он. – На адвокатах разоришься. И евреев тоже не тронь – закон все жилы вытянет. Про женщин нечего и говорить: в их сторону только чихни – размажут за сексизм. Единственное, что у них осталось, – это русские. Их хоть Магогами, хоть Гогами крести, за это не посадят. Вот и пылят. Мы – их заветная погремушка. Отними её, и весь этот детсад поедет с петель. Невроз. Мозг разнесёт заряд подавляемых страстей.

Полина посмотрела на Петра Алексеевича с гордостью.

Куда подевались яксы? Этот вопрос последние месяцы не давал Аплетаеву покоя. Куда откочевали? На Укаяли? На Урубамбу? На Мадре-де-Дьос? Чёрт возьми – куда? Французы ждали от него вестей, чтобы определить сроки экспедиции и выстроить маршрут, а он всё тянул и тянул с ответом. На привычном пути передвижения по сельве индейцы ашанинка яксов не видели, а Никита обещал французам, что снова выведет им дикое племя под камеру. Вопрос репутации. К тому же французы платили неплохие деньги. Да и не во французах было дело, если говорить начистоту. Самого Аплетаева яксы заботили ничуть не меньше – даже больше, поскольку именно они являлись ключом к осуществлению его плана. Того, что на грани вообразимого. Они должны были вывести его к дереву хьяло – матери лесных дев. Это дерево сделалось его навязчивой идеей, мечтой, ради которой он, подобно влюблённому, готов был отказаться от всего, что было дорого ему прежде. Включая орхидеи и чешуекрылых.

Вечером Аплетаев отправился в инсектарий отлавливать забравшихся туда мерзавцев, способных покуситься на жизнь его чудесных брассолид с совиными глазами на изнанке крыльев. Обычно этим занимался работник – метис Володя из предместий Сатипо (русские имена вошли здесь в моду ещё в пору восторженного преклонения перед страной победившего социализма) – или усыновлённый Хуан, но Аплетаев знал, что дело идёт как надо лишь до той поры, пока сам держишь палец на пульсе. Передоверишь другому, каким бы он ни представлялся исполнительным умельцем, – пиши пропало.

Следом за Аплетаевым увязалась Хавроша – забавная пакарана, живущая в угодьях у Никиты не то в качестве вольного гостя наравне с заскочившими мимоходом обезьянами, туканами и попугаями, не то на правах домашнего животного вместе с рыжим котом и двумя сообразительными и отважными дворнягами, которые не пасовали ни перед опоссумом, ни перед броненосцем, ни перед дикобразом. Пятнистая спина Хавроши подрагивала возле ноги Никиты, словно потешный и вместе с тем полный достоинства грызун был к ней привязан.

По обе стороны тропинки темнел лес. В воздухе в лучах вечернего солнца взблескивали слюдяными крыльями муравьиные принцессы и принцы – брачный полёт, пора роения у крупных рыжих муравьёв. На ветке дерева с кустящейся бромелией сидела игуана и подвижным взглядом, полным холодного любопытства, следила за воздушным танцем царственных особ.

Собрав в инсектарии с порхающими между стволами бабочками проникших туда хищных кузнечиков, клопов и пауков, Аплетаев обнаружил у садка для куколок небольшую пёструю змею. Она была не опасна ни для бабочек, ни для человека – питалась слизнями и улитками, – но Никита всё равно забрал её с собой и посадил за сеткой на черенок бананового листа.

Завтра ни свет ни заря надо было отправляться к ашанинка, в деревушку Пичигуйа. Володя уже заправил машину и загрузил в багажник дары (мачете, маис, соль), канистру с горючкой и несколько пустых клеток-переносок. Индейцы отловили в сельве для Аплетаева кое-каких зверюшек: стоило посмотреть, а заодно расспросить про яксов, – может, появились вести.

Если сравнить с другими неконтактными аборигенами, водящимися в амазонской сельве, яксы в первом приближении напоминали тагаери, один из родов ваорани, отказавшийся переселяться из джунглей в деревни. Те тоже были низкорослы, не знали одежды, предпочитали самоизоляцию общению (убивали пришельца, рискнувшего заглянуть в их края, будь то индеец соседнего племени или священник-миссионер), охотились на обезьян и пекари с помощью копий и духовых трубок с ядовитыми иглами, и у них, как у яксов, были необычные ступни – деформированные так, что могли обхватывать ствол и цепляться за сучья. На этом сходство заканчивалось, и начинались различия. Тагаери как полукочевой народ жили