Ржевский. Том 3 - Семён Афанасьев

Там же, через две минуты.

— Невозможность реализовать дыхательный рефлекс ведёт к каскадному повышению норадреналина в крови. Тот, в свою очередь, вымывает кислород и гемоглобин ещё быстрее — в итоге каскадно нарастает уже паника, — опекун вещал спокойно, зажав рот и нос Растопчина ладонью и легко удерживая его, трепахающегося изо всех сил, второй рукой. — Я могу ошибаться, но кислородное голодание у него…

В этом месте Растопчин резко обмяк.

Дмитрий разжал ладонь, высвобождая тому дыхание.

Мадина не владела категориями школы биологии, которыми оперировал попечитель, но уже полностью научилась его понимать.

— А ты опасный, Дима, — серьёзно сказала она. — Если так спокойно и легко людей… — кивок на градоначальника, пребывающего без сознания.

Её действительно удивила непринуждённость товарища при такой нетривиальной манипуляции.

— А это не люди, — серьёзно возразил Ржевский. — Те, кто детей легко готов использовать в таких раскладах, это уже не люди.

О Демидове в данный момент опекун добросовестно забыл. Промышленник смотрел на него сзади сбоку со смесью боли и благодарности.

— Расчеловечивание — понятное слово? — Дима повторил на её языке. — Вот кто детей-школьников в такое втравливает, тот человеком, по мне, не является уже. Как царь с нами, так и мы с царём, — повторил он не в первый раз за последнюю четверть часа.

— Он энергет, — Наджиб продублировала голосом ту информацию, которую до этого выбрасывала на пальцах. — Потому хорошо его читать не могу, когда он в сознании.

— Как лучше поступить? — Ржевский примерился и подтянул тело поближе к себе. — Сейчас в сознание придёт. Какие мои действия дальше?

— Спрашиваешь. Если запирается — закрываешь рот и нос. — Получать ответы менталистка Наджиб умела не хуже. — Когда он балансирует на грани потери сознания, эндогенные блоки снимаются и я его вижу. Как будто дверь приоткрывается, — пояснила она. — Я читаю в эти моменты.

Там же, ещё через некоторое время.

— … Знаешь, Растопчин. Если бы речь шла только о моей кровной мести, я бы даже не заморачивался. Скорее всего, мы б с тобой так и не встретились, поскольку за тебя Начальник Гвардии Эмирата просил. Но ты лично на кон поставил жизнь маленькой девочки… — Ржевский раз за разом перекрывал оппоненту дыхание, приводя затем в сознание.

Мадина добросовестно озвучивала то, что видела в момент слетания блока.

* * *

— Планируется организовать беспорядки в Соте… Магические взрывы, использование особо мощного техно… Для всех должно выглядеть так, как если текущая городская администрация и Городской Совет не могут обеспечить безопасность подданных царя…

…

— После дискредитации сегодняшних органов управления — точечная резня кланов неугодных… Она должна выглядеть как народное негодование… Группы в городе есть, уже работают… Наследники конкурируют между собой, связь между группами не предусмотрена… Тот из Наследников, кто покажет лучший результат, получает Соту — это предварительная договорённость…

…

— … Резонансные циничные преступления, которые останутся безнаказанными и возьмут за душу каждого — народ должен взбунтоваться сам. Потом протест похватят и возглавят, попутно выбив самых активных протестующих, чтобы толпой легче управлять…

…

— Уже всё распланировано, например…

Следующие слова Мадины заставили Демидова, которого они с опекуном выпустили из виду, в прямом смысле потерять разум.

Кратковременно, в состоянии аффекта — но сделанного не воротишь.

Промышленник выхватил такой же плохонький (по словам Ржевского) пистолет, которыми была вооружена его охрана, и стрелял в Растопчина до тех пор, пока не кончились выстрелы (или как там они называются, умное слово попечителя почему-то выветрилось из головы).

— «Очень тяжёлое и жестокое убийство дочери серьёзного промышленника»… — процедил Ржевский, красноречиво мазнув глазами по свежему трупу и со вздохом возвращаясь к своему занятию.

Всё то время, которое Мадина озвучивала мысли фигуранта, блондин аккуратно писал за ней в свой блокнот. Затем откладывал и снова брался за фигуранта.

— Ты успела увидеть, где они держат похищенную? — смерть чиновника Дмитрия, по большому счёту, за душу не тронула.

В отличие от незапланированных новостей, которые вытащили у градоначальника из головы, начав разматывать ниточку первичных показаний (данных не по своей воле, но более чем правдиво).

— Да. Это совместные родовые земли трёх фамилий, — она назвала, каких именно, и дисциплинированно начертила пальцем по столешнице карту-схему.

Имение Ржевского там же, должен сориентироваться.

— Что-то можно сделать?! — бешеные глаза Демидова грозили выкатиться из орбит, а сам он мало был похож на адекватного.

Хорошо хоть речь к нему вернулась.

Наджиб подумала, не бросить ли каст-другой по усиленной схеме, чтобы успокоить с гарантией.

— Можно сделать. И нужно. — Ржевский решительно забрал пистолет у фабриканта стремительным и плавным движением. — М-да уж, рановато этого шлёпнули, — он задумчиво покачался с пятки на носок, глядя на труп. — Это ж только первый цикл контрольных вопросов был, — блондин покосился в свой блокнот. — У меня ещё разговора на полтора часа осталось. Если отрабатывать то, что он уже наговорил, и копнуть поглубже.

— Уходим? — сомнамбулой поинтересовался Демидов.

— Да, сейчас. Виктор Петрович, я вас не виню, но вы больше так не делайте. — Ржевский решительно притянул промышленника к себе, глядя ему в глаза с очень короткой дистанции.

— Да. — Тот смотрел сквозь собеседника равнодушно и, казалось, утратил интерес ко всему.

— Мадина, стирай ему последний час, — проворчал Дима.

— Зачем? — поинтересовалась она не с целью ревизии, а исключительно из любопытства. — Готово.

Демидов захлопал глазами и удивлённо завертел головой по сторонам.

— В случае допроса будет абсолютно искренне верещать, что никого не убивал. Что никакого Растопчина не видел, не помнит и сейчас никого не обманывает.

— Тьфу. Зачем ты это при нём сказал?

На лице фабриканта проступила острейшая работа мысли.

— Блин. Три и этот отрезок, — сплюнул в сторону Ржевский.

— Готово.

Демидов опять с изумлением осмотрелся вокруг.

— СТОП! — опекун решительно накрыл ему лицо ладонью и повёл к двери. — ПО СТОРОНАМ НЕ СМОТРИШЬ! ИДИ РОВНО! Я скажу, когда глаза открывать!

Глава 23

И что делать? Услышанное не радует.

Я раньше не вникал, а оказывается, Растопчины — та фамилия, которая одной из двух столиц уже третью сотню лет заруливает. Здешний — брат того, центрового.

Был.

Рассказал он изрядно. Если коротко, кровь планируется ручьями по всему городу и по Свободной Зоне: кто-то из нынешних Наследников Престола идею местного самоуправления решил скомпрометировать раз и навсегда.

Чёрт, до чего же я не люблю политику… У людишек её намного больше, чем у нас: здесь у их расы, в отличие от родного мира, внешних врагов нет. Ни орков, ни нас, ни ушастых.

Вот человеки и придумали сами себя изводить, больше-то