Теннисные мячики небес - Стивен Фрай

– Пап, я понимаю, все происходит слишком быстро, но ведь это же великолепно, как по-твоему? Я хочу сказать, что в любом случае ничего не теряю.

Гордон вдруг улыбнулся и потрепал сына по плечу.

– Конечно, великолепно, Альби. Просто годы, проведенные в Сити, научили меня осторожности, только и всего. Уверен, все будет хорошо. Я горжусь тобой. Честно.

– Он сказал… – Альберт чуть покраснел, – сказал, что считает тебя замечательным человеком, пап.

– Да? Неужели? Ну что же, он и сам человек замечательный.

– Ты знаешь, он сейчас покупает газету, «Лондон ивнинг пресс».

– Ты уверен? Об этом нигде не писали.

– Абсолютно. Он сказал, что дело это сложное, но пора бы «Стандард» получить конкурента. И еще он учреждает в Оксфорде кафедру.

– Это все ладно, – вмешалась Порция, – но ты мне лучше скажи, что он за человек? Снял он хоть раз свои солнечные очки? Тебе не показалось, что он еврей? На фотографиях он выглядит очень смуглым и симпатичным. Как по-твоему, он красит волосы?

– Ради всего святого, мам… – Альберт с Гордоном встретились взглядом и расхохотались, ощущая мужскую солидарность.

– Ну, – словно оправдываясь, произнесла Порция, – такие вещи важны. Они могут многое рассказать о человеке.

– Да, кстати, он прочитал все твои книги. Так он сказал. Это тебе что-нибудь о нем говорит?

Отец и сын, увидев, что Порция покраснела, рассмеялись снова.

– Выпьем за здоровье этого образца вкуса и здравомыслия, – провозгласил, поднимая бокал, Гордон.

– За Саймона Коттера! – воскликнули все трое.

Руфус Кейд сидел у себя в квартире, любовно оглядывая деньги, кучей сваленные перед ним на столе. Он уже пересчитал их два раза и теперь раздумывал – не пересчитать ли и в третий? Пересчитывать сто тысяч подержанными двадцатками задача не из простых, но когда эти деньги – твои, когда никакие налоговики и бывшие жены не в состоянии наложить на них жадные лапы, такой пересчет представляет собой приятнейшее препровождение времени.

Руфус насыпал на незанятый участок кофейного столика дорожку кокаина. Наконец-то, наконец-то дела пошли на лад. Нынешний вечер – последний, больше он нюхать не будет. Всем этим двадцаткам можно найти применение и получше. Он преобразует свой бизнес, сойдется с какой-нибудь девушкой, чье имя не начинается на «Дж», и переедет за город. Чистый воздух, здоровые физические упражнения и правильная диета превратят его из рыхлого, потного красноглазого борова, с коим он уже свыкся, в человека, которого действительно можно будет любить. Сейчас, глядя на деньги, он вдруг понял, что за всю свою исковерканную жизнь ни разу не смог проникнуться к себе хотя бы простой приязнью. Теперь он станет больше думать о других. Чем не «спасенья узкая тропа»? Чтобы вступить на путь, в конце которого маячит любовь к себе, необходимо сделать крохотный шажок навстречу другим людям.

Возможность появляться в офисе с утра пораньше, да еще и с чистой, трезвой головой – и сама-то по себе вещь ценная. Теперь в его голове всегда будет звучать сигнал, издаваемый трезвостью, – ясный, высокий, никогда не стихающий. Его веселость и чувство юмора войдут в поговорку. Впереди целый уик-энд, который он посвятит самоочищению. Начать можно в любую минуту – выбросив дозировочные стеклышки и серебряную трубочку. Может быть, он даже съездит в гости к родителям. Руфус представил себе эту сцену: радость, которая охватывает мать, букет цветов у него под мышкой, шутку, которая сама собой вдруг приходит на ум, и улыбку – более широкую, чем все, какими он улыбался за многие годы. Не такой уж он и дурной человек. Ему присущ сдержанный юмор, спокойная общительность. Всего этого хватило на то, чтобы превратить трех женщин подряд в его жен и несчетное количество других – в любовниц.

На стене за спиной задребезжал домофон, и от этого грубого вторжения внешнего мира в его размышления сердце Руфуса подскочило. Он встал с дивана и, сняв трубку переговорного устройства, с удивлением отметил, что рука его дрожит.

– Кто это?

В устройстве прозвучал, перекрывая рев уличного движения, незнакомый голос, говоривший как-то уж слишком нараспев:

– Я друг Джона. Нам необходимо поговорить, это очень важно.

Руфус обернулся, окинул взглядом наваленные на столе деньги.

– Мне сейчас не очень удобно. Я… Я кое-кого ожидаю.

– Все займет не больше пяти минут. Речь идет о вашей безопасности.

– Хорошо, ладно… третий этаж.

Руфус нажал кнопку домофона и бегом поскакал на кухню, за чистым мешком для мусора. Побросав деньги в мешок, Руфус запихал его в угол за креслом. Когда в дверь квартиры постучали, он тяжело отдувался и пот градом катил по его лицу.

Отерев рукавом лоб, он открыл входную дверь. За нею, смущенно улыбаясь, стоял высокий, мощного сложения человек неопределенных лет, глаз его за зеркальными стеклами очков видно не было.

– Простите, что пришел в столь поздний час.

– Ничего, ничего… входите. Я просто… ну, вы в курсе.

Гость вошел и остановился посреди гостиной. Руфус, не веря своим глазам, уставился на него.

– Постойте… по-моему, я вас знаю.

– Меня зовут Коттер. Саймон Коттер.

Голова у Руфуса и так уж немного кружилась от усилий, которые потребовались, чтобы спрятать деньги. А присутствие в его квартире такого человека, как Саймон Коттер, окончательно выбило его из колеи. Только одно и пришло на ум: в тот день, день завтрака в Ислингтоне, что-то пошло не так с его двойниками. Но чего ради самому Коттеру заявляться к нему домой? Да еще и поздним вечером в пятницу.

– Я что-то не совсем понимаю. Вы назвались другом Джона.

– Все верно, – сказал Коттер. – Я пришел, чтобы предупредить вас.

– Предупредить?

– Братья Сулейман немного расстроены.

Руфус заморгал.

– Простите. Братья Сулейман? Не уверен, что я их знаю.

– Вы продали им партию кокаина, причем за большие деньги. Настоящего порошка в ней оказалось всего несколько унций. Остальное, увы, шербет. И это их ничуть не обрадовало. Шербет продают в кондитерских лавках вразвес и, насколько я знаю, по прискорбно низкой цене. Прискорбно низкой. Они хотят вернуть свои деньги. Возможно, им захочется прихватить в придачу к деньгам кое-какие части вашего тела. Если говорить совсем уж честно, люди они не самые приятные.

Все поплыло перед глазами Руфуса. Пот разъедал их.

– Я ни малейшего представления не имею, о чем вы тут говорите, – произнес он голосом, который и ему самому показался нелепо дрожащим и слишком тонким, чтобы звучать убедительно.

– Вот как? – Брови Коттера приподнялись. – Ну, тогда я зря трачу ваше время, а заодно и свое. Я полагал, вам захочется понять причину того, что с вами произойдет.

– Нет, конечно, понять, что происходит, мне хочется, но…

– Вы продали липу, и покупатель намеревается вас наказать. Все очень просто.

– Так это же был товар Джона! Джон обо всем и договорился. Я участвовал в сделке только как…

– Да, но Джон оказался тем еще пройдохой. Понимаете, по моим сведениям, он уверил их, что все это время представлял вас. Для Сулейманов Джон просто пустое место. Носильщик, не более того.

– Но это же ложь! – Руфус вцепился в лацканы Коттерова пиджака. – Объясните им! Скажите, что я вел себя честно. Вас они послушают. Я вел себя честно!

– Я? – Коттер без усилия, словно смахивая с пиджака муху, оторвал от своих лацканов руки Руфуса. – Чего ради, клянусь именем Господа прекрасной земли нашей, я стану вам помогать?

– Вы же знаете, как все было! Вы сможете их урезонить!

Коттер посмотрел на часы:

– Они появятся здесь не более чем через пять минут. Я оставил входную дверь на защелке. Жаль, что вы в такой плохой физической форме. Насколько я знаю, излюбленное их орудие – мачете.

От ужаса и замешательства Руфус только что не приплясывал на месте.

– Вы шутите. Это же Англия!

Коттер с приятным удивлением окинул его взглядом.

– Да, – подтвердил он, – это Англия. А вы англичанин. Вытрите лицо, перестаньте трястись и постарайтесь держаться молодцом, таков мой совет. Можете быть уверены, если они увидят вас поскуливающим, в соплях и в поту, это их только пуще озлобит. Поверьте. Я немного разбираюсь в бандитах.

Руфус, которого посетила безумная мысль схватить мешок с деньгами и удрать, кинулся в угол гостиной.

– А, вот, значит, где вы их припрятали. – Коттер заглянул за кресло. – Ну, по крайней мере, долго искать им не придется. Возможно, они вам это зачтут.

– Во имя милосердия, умоляю вас!

– Во имя милосердия? – Голос Коттера был резок и холоден. – Вы только что произнесли слово «милосердие»?

– Возьмите деньги. Берите все.

– Мой дорогой Кейд, у меня уже столько денег, что я навряд ли сумею все их потратить. Вы что, газет не читаете?

– Тогда отпустите меня. Защитите. Расплатитесь с ними, я сделаю все, все, что вы скажете.