Наместник - Наталия Белкина

— А ты, конечно, не причем?

— Совсем не причем. С титаном мне тягаться не по плечу. А вот с тем мальчиком, ну, ты помнишь, это моих рук дело.

Я поняла, что он говорит о Муромском, хотя сознание мое и было затуманено. Оно позволило мне даже изумиться.

— Так это ты?!!

— Я! — осклабился сукин сын и резво отскочил от меня, потому что я сделал вид, что собираюсь отвесить ему подзатыльник.

Он остановился неподалеку, дразня меня. Мне, царственной наместнице, следовало бы сдержать свои эмоции, но ведь вокруг витали три глупых духа. И тот, что отвечал за озорство, видимо подстегнул меня. К тому же мне страшно захотелось поколотить вредного мальчишку, из-за которого мне пришлось пережить столько неприятных минут в моей прошлой жизни. Я бросилась за ним вслед, размахивая попавшейся под руку ольховой веткой. Координация моих движений не отличалась безупречностью, но несколько раз я все же сумела достать чертенка.

Путь мне преградил вертящийся хоровод, и я потеряла Лелио из виду. Пролетавшая мимо меня Мша ухватила меня за руку, приглашая в круг. Я поддалась. Необыкновенно легкое, беззаботное и пьяное веселье захватило и меня. Потом заиграла другая, еще более ритмичная музыка и начался танец, который я однажды разучивала с кикиморой. Его можно было сравнить с менуэтом, только в бесовском варианте, или с каким-нибудь средневековым крестьянским танцем. Дремучие остановились друг напротив друга так, как застали их музыканты. Я хотела было уйти из круга, но тут увидела, что напротив меня оказался Бобровник. В ночь духов даже он не чурался общего пьяного веселья. Меня снова разобрал смех, когда я представила себе, как его грузная туша будет лихо скакать под музыку, и мы пустились в пляс.

Леший оказался необычайно подвижным. И как только у него это получалось? Он ловко проделывал все па, причем отлично попадал в ритм. Я же сама, после приветствия пьяного духа, едва ли могла похвастаться столь же безупречным исполнением, но все же не могла удержаться от хохота, лицезрея как с каждым прыжком из его бороды и волос выпархивали и разлетались в разные стороны ночные мотыльки. Когда же бабочки закончились, моя собственная неуклюжесть стала давать повод для веселья и мне и Бобровнику.

Партнеры менялись местами. За десять-пятнадцать минут сумасшедшего танца со мной успели сплясать неуклюжий, привыкший большую часть времени находиться в воде Изустемьян, одна шустрая кикимора, незнакомый лесовик и Лелио, которого я уже успела простить. Наконец, в очередном визави я узнала Евстантигму. И когда мы, сцепившись локтями, начали кружиться, он шепнул мне:

— Госпожа, тебя ждут у реки.

Я остановилась резко и оттащила его из круга.

— Кто?!! Это Гавр?!!

Упырь отрицательно покачал головой.

— Это женщина, — сказал он.

Я была совсем сбита с толку. Если это Заварзуза или Ладо, то почему он не назвал их по имени? Оглядевшись, я увидела неподалеку Ладо, мило беседующую с Полканом, а возле одного из костров сладко спящую Матушку.

— Ты ее не знаешь? — спросила я, но его уже и след простыл.

Заинтригованная, я вышла из озаренного кострами круга и вошла в слабо освещенную месяцем темноту. У реки, рядом с лодкой-самоходкой действительно вырисовывался женский силуэт. Подойдя ближе, я остолбенела: передо мной стояла сама Василиса. Последние остатки хмеля тут же испарились из моих мозгов.

Наместница изменилась до неузнаваемости, возможно, поэтому ее Евстантигма и не признал. Ее волосы были гладко зачесаны, а одета она была, как студентка: в свитер, джинсы и кожаную жилетку. Но не это было удивительным. У нее стало совершенно иное выражение лица. Я больше не видела перед собой надменную, гордую и злую Василису. Куда-то исчезла и величественная осанка, и высокомерный взгляд.

— Не удивляйся, — миролюбиво сказала она. — Я пришла с тобой поговорить.

— О чем же?

— Мне нужно рассказать тебе кое-что.

— Не о том ли, что ты исчезла вместе с моим лейб-медиком? — спросила я, желая ей помочь. Однако, догадаться о том, что Василиса явилась сюда по другому поводу, было несложно даже для того, кто только что общался с тремя глупыми духами.

Она загадочно заулыбалась и хитро прищурила глаза.

— Ты знаешь?

— Весь лес знает. Я желаю вам счастья. Только одного не пойму: зачем было сбегать в Тварный мир. Да еще тайно.

— По Ту Сторону, мы не могли быть вместе, занимая разные положения. А там мы равны, и никто не станет судачить о том, что наместница влюбилась в черта.

— Ясно. Так ты только это хотела мне сообщить?

— Собственно, я пришла совсем по другому поводу. Я хочу сказать тебе нечто о Гавре.

— Что? Ты можешь поведать мне что-то интересное?

— Правильнее было бы сказать: в интересах, твоих интересах.

— Я тебя внимательно слушаю. Только учти: я не слишком склонна верить тебе.

— Но ведь ты доверяешь своему другу доктору? Это он прислал меня к тебе. Мы не хотим, чтоб Гавр обманывал тебя.

— Почему он не пришел сам и, вообще, никак не дал о себе знать, когда исчез?

— Ему было не до этого. А я гораздо больше могу рассказать тебе о Гавре. Ты ведь любишь его?

— Это в прошлом, — попыталась я убедить ее, но она, кажется, не поверила и усмехнулась.

— Зачем ты отрицаешь очевидное? Не стоит, тем более, что для дремучих это уже давно не секрет. А ведь он сам это подстроил. Ты так простодушно попалась в его сети.

— Что подстроил? — уставилась я на нее, сразу заподозрив что-то скверное.

— Он влюбил тебя в себя. Ведь лучше его никто не разбирается в человеческих чувствах. Даже мне далеко до него.

— Разве это возможно? — спросила я, заметив, что у меня начинают дрожать руки и голос.

— Не только возможно, но и не трудно. Такой неискушенной девушке, как ты легко влюбиться в этакого супермена. Когда-то он пытался и со мной этот номер проделать, но у него ничего не вышло.

— Но зачем это ему? Что он от этого выиграет? Не проще ли дождаться, когда на приеме у Хозяина все само собой разрешиться?

— В том-то и дело, что все может решится не в пользу Гавра. Лютый Князь не такой уж и лютый на самом деле. Возможно он простит тебя, оставит тебе наместничество. Этого Гавр и боится. Боится, что займешь его трон. Потому и решил подчинить тебя себе. А потом он отправит тебя с глаз долой подальше, если вообще оставит в живых.

Я оцепенела и застыла. Будто какой-то камень лег мне на сердце, стало тяжело дышать. Я смотрела прямо перед собой, и все плыло перед глазами. Никогда я еще не ощущала себя такой букашкой, подопытной мухой, ничтожеством. Василиса, видя мое состояние, поспешила усугубить его еще больше: