Миры Харлана Эллисона. Том 2. На пути к забвению - Харлан Эллисон

Они появлялись у его дверей, находили на работе, садились рядом за стойку бара, куда Ланс забегал перекусить, останавливали на улице, и все время звонили, звонили, звонили.

Все они были похожи на его мамулю. Толстые щиколотки, очки, сладенькие, как патока, каждая потрясающе готовила картофельные латкес получались легкими, как дыхание дриады. Ланс убегал от них с воплями ужаса.

Но где бы он ни прятался, девушки его находили.

Он молил маму о пощаде, однако та твердо решила найти ему самую лучшую пару на свете.

Не женщину — девушку. Замечательную девушку. Замечательную еврейскую девушку.

Возможно, кое-кому удавалось свихнуться и более легким способом, однако Лансу Гольдфейну ничего об этом известно не было. Теперь он временами действительно разговаривал сам с собой.

Ланс познакомился с ней в большом супермаркете. Их тележки стукнулись друг о друга, он сделал шаг назад и перевернул пирамиду консервных банок, а Джоанни помогла ему все собрать. Ее чувство юмора было таким черным, что временами переходило в ультрафиолет, а Лансу понравилась ее прическа эльфа. Он пригласил новую знакомую выпить чашечку кофе. Джоанни согласилась теперь Лансу оставалось только молиться, чтобы мамуля все не испортила.

Две недели спустя, в постели, причем мамули почему-то нигде не было слышно, Ланс сказал Джоанни, что любит ее; они долго говорили о ее будущей карьере в качестве журналистки по судебным делам в небольшом лос-анджелесском еженедельнике и решили, что должны пожениться.

Тогда Ланс понял, что пришло время сообщить невесте о мамуле.

— Да, я знаю, — сказала Джоанни, когда он все ей поведал. — Ты знаешь?

— Да. Твоя мама попросила меня с тобой познакомиться.

— О Господи!

— Аминь, — сказала Джоанни.

— Что?

— Ну, я встретилась с твоей матерью, и мы с ней мило поболтали. Она показалась мне очень симпатичной женщиной. Может быть, слишком любит командовать, но намерения у нее самые лучшие.

— Ты встречалась с моей мамочкой?!

— Угу.

— Но… но… Джоанни…

— Не беспокойся об этом, милый, — ответила она, прижимая Ланса к своей маленькой, аккуратной груди. — Я думаю, мы больше не услышим твою мамулю. Она не вернется. Некоторые и в самом деле возвращаются, кое-кто даже остается, но твоя мать отправилась в замечательное место, где ей больше не придется о тебе беспокоиться.

— Ты совсем не похожа на девушек, с которыми она старалась меня свести. — Тут до Ланса наконец дошло, и он немного помолчал. — Подожди минутку… ты с ней встречалась? Из этого следует…

— Да, дорогой, именно это отсюда и следует. Но ты не должен ни о чем беспокоиться. Во всех остальных отношениях я ничем не отличаюсь от обычной женщины. И самое замечательное заключается в том, что, как мне кажется, мы сумели ее перехитрить.

— Сумели?

— Да, я так думаю. Ты меня любишь?

— Да.

— Ну, и я тебя люблю тоже.

— Никогда бы не подумал, что влюблюсь в еврейскую девушку, которую мне подыскала моя мама.

— Хм-м, именно это я и имела в виду, когда сказала, что мы ее перехитрили. Я не еврейка.

— Правда?

— Да, просто у меня была вполне подходящая душа для того, чтобы твоя мать сделала соответствующий вывод.

— Но, Джоанни…

— Ты можешь называть меня Жанна.

Он никогда не называл ее Орлеанской Девственницей. И с тех пор они жили счастливо, в замке, не отличающемся особой чистотой и порядком.

Буммерке — женщина без корней; девица легкого поведения. Иента женщина низкого происхождения или с вульгарными манерами; мегера; вздорная, наглая фурия; сплетница, любительница скандалов; не умеет хранить секретов; нудит. Если речь идет о мужчине, то лучше всего подходит слово «трепач».

Латкес — оладьи, обычно картофельные, однако иногда их изготовляют из муки. Когда за дело принимается моя мама, оладьи получаются похожими на мельничный жернов.

Литвак — еврей из Литвы; весьма эрудированный, но занудный, худой, лишенный юмора, образованный, но скептик, умный и хитрый; однако в данном контексте мамуля Ланса использовала это слово в пренебрежительном смысле: ведь она была галицианер, или австро-польской еврейкой; как говорят, антипатия между ними возникла еще во времена Каина и Авеля, один из которых был литвак, а другой — галицианер… но все это, как мне кажется, глупости.

Момзер — человек, не заслуживающий доверия; упрямый и неприятный; короче — малосимпатичный человек.

Нафке — проститутка-любительница; буммерке (см. выше); не то чтобы шлюха, но не та женщина, которую хорошая мать могла бы назвать "моя дорогая невестка".

Нудеть — надоедать, приставать, наводить скуку, заставлять лезть на стенку. Практикуется матерями всех народов, будь они еврейского, итальянского или американского происхождения. Заставлять доедать аспарагус, надевать галоши, вставать и провожать ее до дому и тому подобное. Ужасно давит на психику.

Пупик — пуп.

Танте — тетя.

Фрес — с шумом быстро есть; набивать рот; синоним — есть пюре руками.

Шикса — женщина не еврейского происхождения, как правило, молодая.

Штап — половой акт.

Штуми — несколько менее оскорбительное слово, чем шлемиль. Глупец, простофиля; постоянный неудачник; неуклюжий, неловкий человек; еще более бесцеремонный, чем шлемиль, но менее значительный; слово, которое вы используете, когда хотите отмахнуться от такого типа как от назойливого комара.

"Эли, Эли" — известная еврейская песня, написанная в 1896 году Якобом Коппелем Сандлером. Название означает: "Боже мой. Боже мой". Начинается с жалобного стенания: "Боже мой! Боже мой! (внемли мне); для чего ты оставил меня?" — из псалма 22:2 Старого Завета. Обязана своей популярностью кантору Иосифу Розенблату, записавшему песню и часто певшему ее на концертах в начале двадцатого века. Эл Джолсон тоже неплохо с ней справлялся. Отнюдь не из репертуара Перри Комо или Брюса Спрингстина.

Проблемы с женщинами

Самый последний день хорошей женщины

Здесь должен быть перевод Геннадия Корчагина, но в сети он не обнаружен.

Теперь он знал, что мир идет к концу.

Это стало несомненным с ужасающей медлительностью. Его талант не относился к разряду изумительных, скорее, он напоминал самоцвет со множеством крохотных пятнышек. Если бы он мог различать будущее четко, если бы не был ясновидящим лишь частично, его жизнь могла бы оказаться не такой, как сейчас, и его желания были бы иными.