Солнце ближе - Елена Лагутина

— Да, Алена была похожа на меня. Ну разве что форма лица у нее какая-то особенная, ни в отца, ни в мать. А в остальном — как две капли воды.

Некоторое время они молчали. Вике казалось, что она сходит с ума. Теперь, после всего этого, просто невозможно было себе представить, как ей начать разговор. А начать его было необходимо — ведь она решила, она дала себе слово!

— Почему ты мне никогда не говорил об этом? — тихо спросила Вика.

— Тебе? — Он улыбнулся жалобной улыбкой и ответил просто: — Не хотел, чтобы тебе было грустно, родная.

Он снова поднял на нее глаза. Ничего, кроме любви, Вика в них не увидела. Грусть отступила на задний план — она затаилась где-то в самой их глубине, и теперь они светились только любовью. Сначала он целовал кончики ее пальцев, потом — запястье, долго целовал ладони, каждую линию на них… Через час Вика, уже лежа на кровати, протянула руку и незаметно для задремавшего Павлика выдернула из розетки телефонный шнур. Александр должен был позвонить в шесть, но Павлик определенно уйдет не раньше восьми. Вике не хотелось разговаривать с Александром в присутствии Павлика.

Накинув на себя халат, Вика терпеливо выслушивала прощальные слова Павлика, прислонившись к дверному косяку.

— Ты извини, Викуля. Так получается, но я не смогу прийти ни завтра, ни послезавтра. Мне нужно уехать на два дня в район. Там застряло несколько вагонов с зерном…

Вика даже не пыталась сделать вид, что слушает его. Слегка нахмурив брови, она придирчиво изучала рисунок на обоях, причудливые и непонятные извилины, рождающиеся одна от другой и теряющиеся в непонятном и бесконечном лабиринте. Маленькое табло электронных часов в прихожей показывало двадцать минут девятого. Вика зевнула.

— Ничего страшного. Я найду чем заняться, Павлик, — успокоила она его, как маленького ребенка, а про себя облегченно подумала, что по крайней мере два дня ей не придется больше никому врать, выдергивать телефонный шнур из розетки и наблюдать в окне призрак серебристого «мерседеса». Целых два дня она может совершенно спокойно наслаждаться своим счастьем. Все получилось как-то глупо — тот разговор, к которому Вика так готовилась, которого так ждала, так и не произошел между ними. Но быть слишком жестокой ей тоже не хотелось, а поэтому она не очень сильно укоряла себя за то, что смалодушничала.

Он притянул ее к себе, поцеловал в сомкнутые и равнодушные губы. Замешкавшись на пороге, достал из внутреннего кармана пальто пачку денег и молча положил на тумбочку.

Он делал это не в первый раз — за прошедшие два года Павлик регулярно оставлял ей деньги на тумбочке, когда уходил. Вика обычно молча чмокала его в щеку — этот вопрос почти не обсуждался. Павлик никогда не комментировал свои действия — он просто клал деньги на тумбочку, целовал Вику и уходил. Так было всегда. Порой Вика даже не замечала момента, когда деньги оказывались на тумбочке — деликатный Павлик умел делать это незаметно. И вот теперь…

— Павлик, — она торопливо окликнула его, схватила деньги и протянула обратно, — мне не нужно, у меня есть!

Он застыл на пороге — словно она из-за спины ударила его. Некоторое время они так и стояли, в полной тишине, потом Павлик обернулся. В его глазах, в выражении лица Вика не заметила ничего необычного — все та же преданность, отеческая забота и легкое недоумение.

— Ну что ты, Вика. Возьми, я же тебе принес. Мало ли на что может понадобиться. Прошу тебя, возьми. Ты же сама недавно говорила, что к нам приезжает какой-то театр — извини, я не помню название — на гастроли.

— Ленсовета. — Вика набрала в легкие побольше воздуха, чтобы продолжить наступление. Ей казалось, что с минуты на минуту она сорвется, выгонит его, все ему скажет. — Мне не нужны деньги, Павлик, я же сказала…

— Хорошо. — Он не дал ей договорить. Вика молча, расширенными от удивления глазами смотрела на то, как он снова берет пачку и кладет ее обратно в карман. — Если будут нужны, то ты, пожалуйста, не стесняйся, скажи…

Вика оторопело смотрела на него, не в силах произнести ни слова. Она никак не ожидала, даже представить себе не могла, что он так быстро покорится, послушается ее, не станет возражать… Да что это с ним случилось?!

Но Павлик уже захлопнул за собой дверь. Вика некоторое время стояла без движения, прислушиваясь, как закрылись и снова открылись, но уже внизу, двери лифта. Ей хотелось подойти к окну и посмотреть, уехал ли он. Почему-то ей казалось, что он сейчас вернется и снова станет предлагать ей взять эти деньги, которые она теперь уже ни за что в жизни не возьмет. Но Павлик не вернулся. В вечерней тишине Вика отчетливо услышала, как заработал мотор его машины, потом звуки начали отдаляться, и все стихло. А она все стояла в прихожей, так и не понимая, что же произошло с Павликом.

Закрыв дверь на ключ, она вошла в ванную и застыла напротив зеркала, в первую же секунду ощутив прилив настоящей ненависти к самой себе. На нее смотрело чужое лицо, и все же Вика знала, что это была она. Синие, глубокие круги под глазами, растрепанные волосы, розовые пятна на бледных щеках, блестящие, словно покрытые лаком, бледные губы. Прошедшие сутки она практически непрерывно занималась любовью. Сначала — с любимым мужчиной, до исступления, а потом, после недолгого перерыва, — с тем, которого не любит и не любила никогда. Которого просто пожалела, вместо того чтобы прогнать. Тело болело, глаза слипались. Это было невыносимо.

Теперь Вике казалось, что она никогда не сможет отмыться от прикосновений Павлика. Странно, но до сих пор она не сознавала, насколько ужасно спать с мужчиной, которого ты не любишь! И это вдвойне ужасно, если твое тело еще не успело остыть от поцелуев и ласк того, другого, любимого. Но только в тот момент, когда захлопнулась дверь за Павликом, Вика смогла понять, насколько ужасно все то, что произошло.

Выйдя из ванной, она завернулась в махровое полотенце, села в кресло, закурила сигарету и тупо уставилась на телефонный шнур, который выглядывал из-под кровати. Включить телефон, дождаться звонка и провести остаток вечера и ночь с Александром… Это было просто дико. Это показалось Вике последним кругом ада. Ступить в него она не решилась, а потому телефонный шнур так и остался лежать под кроватью до наступления следующего дня.

Проснувшись рано утром, она долго сидела возле окна, смотрела, как тает ночь — темное ущелье, отделяющее один день от другого, — встречала солнце, пила кофе и курила. Легкий порыв свежего весеннего ветра выманил ее на улицу. Почти до полудня Вика бесцельно бродила по парку, расположенному неподалеку от дома, смотрела, как распускаются почки на деревьях, сидела на скамейке возле пруда, листала небольшой томик стихов, слушала птиц и голоса людей. Постепенно ей становилось легче, вчерашний кошмар уходил в прошлое, реальность обретала свои черты. На душе было уже не так мерзко, как накануне. Вернувшись, Вика распахнула в квартире все форточки, подключила наконец телефон, громко включила музыку и принялась мыть полы. Это был неосознанный порыв — вчерашний день все еще жил здесь, в этой квартире, и ей хотелось стереть последнее воспоминание о нем. Чтобы ничего, совсем ничего не осталось.