Король - Андрей Посняков

По всем подсчетам Леонида, посланные лазутчики-диверсанты уже должны были легализоваться, влившись в воинский лагерь под Везенбергом-Раковором, и теперь настала пора выпускать подметные листки да писать в них всякие гадости. От лица немцев – про шведов, от лица шведов – про немцев, ну а уж про шотландских наемников – со всех сторон.

Тут, как раз вовремя, заглянул в королевские покои Анри Труайя, доложил о дошедших из-под Везенберга весточках. Всем диверсантам было велено в подробностях докладывать связным о каждой, даже вроде бы совсем незначительной мелочи. Вот они и докладывали – обо всем.

– Шотландцы с немцами из-за маркитантских девок грызутся, – Труайя деловито просвещал своего монарха. – Едва ль не до драк…

– Это плохо, что едва ль, – помрачнел Магнус. – Обязательно надобно, чтоб была драка.

– Сделаем, – глава ливонской разведки кивнул и продолжил: – Еще докладывают о новых мортирах, и о том, что некий шотландский пресвитер – тайный содомит.

– Так-так, – встрепенувшись, король радостно потер руки. – Содомит, значит… ага…

– Но это еще не точно, – почесав бородку, предостерег Анри. – Из одного источника сведения. Другие по этому поводу молчат.

– А вот это как раз и не важно! – Арцыбашев покусал губу и, поднявшись с кресла, заходил по залу. – Важно, что мы об это напишем. Значит, говоришь, шотландский пресвитер – содомит? Отлично. И Акезен, граф шведский – тоже содомитом окажется. А что? Не может же быть, чтоб извращенец – и один был. Пусть хотя бы два, пара. Силантий! Запомнил, что в листовках печатать?

– В чем, государь?

– В подметных грамотах. Ничего, Петер тебе поможет. Так что, вперед, други мои, вперед! А ты, Анри… – чуть помолчав, его величество понизил голос: – Передай там нашим… Пусть ускоряются! Драку заказываем и скандал. Пора уже! Давным-давно пора.

Рослый белобрысый готландец Бьорн Скебе и рядовой Карл Эйриксон – темноволосый коротышка из Мальме – не то чтоб с детства считались закадычными приятелями, но друг к другу относись вполне дружелюбно, по-свойски. Бьорн в караул – Карл тоже просится, Карл в наряд, и Бьорн с ним же. Бьорн к падшим девкам… ну, как же без Карла? Вдвоем-то веселей, тем более на корабле, пока в Ревель плыли, еще сдружились, и теперь уж чем дальше, тем больше – не разлей вода. Хозяйство оба вели в складчину, получали все на двоих, и был у них один на двоих котел. А иногда – частенько даже – и одну на двоих девку, по очереди, пользовали. Слишком уж мало в лагере было веселых разбитных девиц. По мысли Бьорна и Карла мало, правда, их отец командир совсем по-другому мыслил. А уж о шотландских пресвитерах нечего и говорить. Их бы злая воля – отправили бы всех девиц на костер, запросто.

– Злыдни какие эти скотты, – судачили промеж собой друзья. – Чем им девки-то не угодили, а?

– А говорят и вообще, их главный пресвитер – содомит!

– Содомит?! Ну, так я думал. Иначе б с чего он к девкам так?

Приятели несли караул у порохового склада – у нескольких возов, закрытых рогожками и наскоро обнесенных забором из притащенных с какой-то разграбленной мызы досок, оказавшихся весьма кстати. Роль караульного помещения играла тесная полуземлянка со сложенным для обогрева очагом, дым от которого выходил в специальные волоковые щели. В тесноте, да не в обиде – обычно ближе к ночи, вопреки всяким уставам и распоряжениям, народу в караулку набивалось множество – играли в кости да карты, выпивали, травили байки – в общем, общались, тем более что в землянке было куда теплей, чем в промозглом шатре.

Вот и сейчас, еще с утра, друзья растопили очаг и теперь сидели рядом, на поваленном бурей сосновом стволе, в ожидании, когда выветрится дым. Тогда – опять же по очереди – можно будет и вздремнуть, а уж к ночи заявится веселая компания.

– Эх, хорошо бы девочку, – потянувшись, мечтательно протянул Бьорн.

Карл тут же поддакнул:

– Да, девочку бы неплохо.

Оба посмотрели на забор и вздохнули: снять девочку на ночь им сегодня, увы, не светило. И ладно бы в карауле, так ведь ночью больно уж людно! Разве что – сейчас… так с поста просто так не уйдешь, вдруг да заметит кто в лагере, донесет? Уж тогда плеть полкового палача-профоса вдосталь нагуляется по спинам обоих приятелей – и это еще самое маленькое, вообще-то за оставление поста во время военной кампании полагается смерть. Расстреляют. Или, скорей, повесят. Во-он на той березе. Или на осине, как древнего языческого бога Одина.

– Ах, Карл, заходил я на днях тут к одной… зовут Мартой… Это, скажу я тебе…

– Да говорил уже, – Карл отмахнулся. – Вчера в подробностях все рассказывал – забыл?

– Разве?

– Меньше надо было пуншу пить. А то все – наливай, наливай – согреться. Неужто замерз?

– Конечно, замерз! – возмущенно вскинулся Бьорн. – Это сейчас, вон, тепло, а вчера-то вечером уж такой ветряга дул – прямо насквозь!

– Да, сейчас ничего, тепленько… А тебе какие девки больше нравятся?

– Хм… какие-какие… Мягкие!

– А мне – добрые.

– Ну, уж ясно, что не злые!

Оба довольно расхохотались, глядя, как по синему небу медленно проплывают белые вальяжные облака, подсвеченные клонящимся к закату солнцем. Денек ныне выдался и впрямь – весенний. Солнечный, теплый, что и говорить. Снег уже начинал таять, на открытых местах и весь сошел, лишь в лесу еще оставались сугробы.

– Хорошо… – вытянув ноги, Бьорн прикрыл глаза… и едва не свалился с бревна, завидев идущую прямо к ним фигуру.

– Эй, Карл, не спи!

Вскочив на ноги, парни дружно схватили мушкеты:

– Стой, кто идет? Ой…

– Здравствуйте! Ого, куда это я забрела? Заплутала…

Перед часовыми стояла девушка. Красивая, молодая, стройненькая. С распущенными по плечам меднорыжими волосами, горевшими бронзовым закатным солнцем. Симпатичный вздернутый носик, серые сияющие глазищи. Красотка! И – ясно – маркитантка, гулящая! Иных тут попросту не могло и быть.

Овчинный полушубок, воинские узкие штаны, короткие юфтевые сапожки… Так себе одежонка, ничего женственного… зато тепло, удобно.

– Руки подними, обыскивать тебя будем, – положив мушкет на бревно, распорядился Карл, понимавший по-немецки куда больше дружка своего, Бьорна. – Так уж положено, не обижайся. Приказ самого господина графа!

– А я и не обижаюсь, – юная красавица томно сложила губки бантиком. – Знаю ведь все – служба такая. Что ж, обыскивайте, коли надо.

Девушка подняла вверх руки, и Карл, развязав дешевый веревочный поясок, распахнул овчину…

– Ого!

Под овчиной у рыжей красотки ничего не было! То есть была грудь, пусть и маленькая, но с восхитительно торчащими сосками, был плоский животик, был очаровательный пупок… Не было ни кафтана, ни камзола, ни рубахи! Одни узкие штаны.

– Ой, – откровенно красуясь, ничуть не смутилась рыжая. – Кажется, рубаху забыла… Верно, у этого вашего красавчика… забыла, как зовут… желтый такой шатер.

Караульщики переглянулись.

– А ты с нами… пошла бы? – тихо спросил Карл. – Мы заплатим, не сомневайся…

Он торопливо развязал рукав, где, по примеру многих ландскнехтов, хранил денежки.

– Вот! Полновесный рейнский пфенниг. Хватит?

– Много даже, – девка оказалась на удивление честной. – Но раз уж предложил – давай, не обманывай бедную девушку.

Маленький серебряный кругляшок, сверкнув на солнце, перекочевал в узенькую ладонь.

– Ну, куда пойдем-то? – деловито осведомилась рыжая.

Парни одновременно кивнули на караулку:

– А вон!

Предложение девушке не понравилось:

– Там же холод, верно, лютый!

– А вот уж нет! Как бы и не вспотеть…

– Ну, ладно, – согласилась дева. – Только времени у меня мало, боюсь, тот капрал или сержант искать будет… из ваших… здоровый такой… Сказал, чтоб до заката вернулась!

– Наверное, Олафсен, – посмотрев на оранжевозолотистый закат, караульные со вздохом переглянулись. Ссориться с сержантом не хотелось… но и упускать такую красотку – тоже.

– Ну, не тяните, – хохотнула та. – Вместе пошли. Я одна, вас – двое. Иль друг друга стесняетесь?

– Да нет, но… Ты как Марта Три Хряща, что ли? Так она, говорят, даже с троими…

– Ха – говорят! Марта, кстати, подружка моя… Я ее потом пришлю, если хотите… Ну, что встали-то, как не родные, а?

Повесив поясок на забор, гулящая вошла в землянку первой. Скинула овчину, повернулась, лаская ладонями грудь…

– Ну, раздевайтесь живее, ага…

Минут пять из караулки раздавалось довольное уханье и визг, потом все смолкло, и выскочившая наружу рыжая Сашка бросилась к забору с перекошенным от невыносимой боли лицом. Она что-то сжимала в ладони, что-то такое… горячее, тлеющее… Ох, донести бы, донести бы… И – побыстрей. Пока эти увальни оденутся… а она нарочно их одежку запутала, изловчилась, пока они ей позвонки-хрящики считали, как Марта научила – один, второй, третий… А потом…

Оно, конечно, потом и приятно было б… да только времени уже у Сашки не оставалось совсем.