Тонкости эльфийской социологии - Татьяна Патрикова

Я вопросительно посмотрел на Владычицу, она демонстративно отвернулась. Алый написал всего одно предложение. «Держись, я с тобой». И я понял, что все мои мысли о том, что он сволочь, высокомерный и заносчивый светлый, который всех уже порядком достал, были в корне неверны. Я так привык вести себя, как мальчишка, настолько приучил себя к легкому образу жизни и мыслей, что забыл о самом главном – он был младше меня, он еще не успел так сильно обжечься этой жизнью, поэтому все его суждения, все мировоззрение было простым и прямолинейным. Все говорили, что мы, темные, – зло. Вот он, как последний рыцарь, и бежал нас искоренять. Но мы не так уж злы, как нас рисуют. Просто наш образ жизни отличается от их, и Алый, похоже, это наконец понял. Вот только теперь я и сам не знаю, радоваться мне или огорчаться. Как я ему скажу, что эту ночь проведу с Наниссой? Я ведь знаю о светлых представлениях о верности. Он не поймет меня, и что тогда? Это просто невыносимо! Столько мыслей, и все о нем одном.

В записке я послал ответ, над которым, наверное, стоило больше подумать, прежде чем отсылать. Но я хотел знать, что он скажет мне на это уже сейчас, когда я еще смогу пережить то разочарование, которое постигнет меня, когда он отвернется. Я написал: «Сегодня ночью я буду с ней». И тем же магическим способом отправил записку обратно к нему. Больше за весь ужин он так и не встретился со мной глазами. Вот и конец без начала.

Алиэль Душистый

Я весь извелся. Отец рассказал мне обо всем, поэтому я не знал, как теперь смотреть в глаза Машмулу. Но он сидел рядом с этой надменной темной, лицо которой могло бы казаться милым, если бы не то холодное выражение, которое словно застыло на нем непроницаемой маской. Она меня раздражала. И, пожалуй, единственное, что как-то примиряло меня с существованием этой женщины, была темная малышка, сидящая по правую руку от нее. Никогда раньше не видел детей темных. Оказывается, они такие серьезные. Не по годам прямо. Девочка мне нравилась. Маленькая, с двумя белоснежными косицами и вздернутым, как у Машки носом. Она была похожа на него. И я мог понять его желание общаться с ней, но не понимал её мать.

Машка сидел рядом с ней, как на иголках. Я видел это, следя за ним краем глаза, а потом понял, что и он наблюдает за мной. Разумеется, я и до этого о еде мало думал, а в тот момент и вовсе жевать забыл. Это было так странно. Непривычно и неправильно. Но отец сказал, что не будет против. А я… Да, было любопытство. Это правда. Но, в то же время, я уже пробовал смотреть на других. Мужчин, я имею в виду. И уже знал, что в этом плане меня привлекает только он. Разумеется, я и предположить не мог, что все так обернется. Что темные предпочтут, чтобы именно наши отношения выступили гарантией договора о сотрудничестве. И все равно, я бы и дальше за ужином не осмелился посмотреть на него, если бы в какой-то момент к нему не обратилась жена, и он не ответил ей с мягкой полуулыбкой. Вот это меня и взбесило.

Знаю, что глупо так себя вести. Но мне стало неприятно оттого, что он ей так улыбался. Поэтому я поймал его взгляд еще до того, как сообразил, что именно делаю. Поэтому улыбнулся, но он и не думал улыбаться в ответ. И тогда мне впервые стало страшно. Раньше такого не было. Я всегда нравился девушкам, они мне не отказывали, но тут я поймал себя на том, что после вмешательства Андрея у Машки все могло наладиться с женой, и я ему уже, скорей всего, не нужен. Так, поиграл он со мной в полунамеки и маленькие провокации, и забыл.

Я почти убедил себя в этом, поэтому не сразу сообразил, что происходит, когда почувствовал, как кто-то погладил меня по колену. И только через вдох осознал, что сделано это не рукой, а магическим импульсом. Встретился взглядом с Машкой и увидел у него в глазах задорные смешинки. Гад! Он ведь специально! Но я тоже нашел, чем его уесть. Послал записку. Мы так со старшим братом переписывались, когда наш домашний учитель совсем занудствовать на своих уроках начинал.

Машмул получил мою записку. Прочитал. Его снова отвлекла от меня эта женщина, которую в душе я уже тихо ненавидел. А уж когда Машка прислал ответ… Зачем? Ну зачем ему спать с ней, когда темные отчетливо дали понять, что мы с ним теперь можем… Можем что? Быть вместе? Но я ведь и сам прекрасно понимаю, как дико и неправильно это звучит. Да и отец сказал, что предпочел бы, чтобы наши отношения не выходили за рамки дружеских. Но напрямую не запретил. Я знаю, слишком хорошо его знаю, он умеет филигранно говорить намеками и запахами. Сегодня за ужином на нем был особый парфюм. Я все понял правильно. Но тогда почему Машке об этом ничего не сказали. Или… Неужели предполагается, что я сам должен ему обо всем рассказать?

С этой мысли у меня началась паника. Нет, внешне я оставался спокойным. Если я что и умею, так это прятать собственные чувства. Но на самом деле у меня даже голова закружилась. Я с трудом поднялся из-за стола. Если он пойдет за мной, поговорим. Если нет, не знаю. Запрусь в своей комнате и все. Никакая Арена мне не нужна. Она не будет мне в радость, когда на душе так скверно. Отцу я еще минут двадцать назад сказал, что не пойду за ним на Арену, что пусть развлекается там без меня, а мне надо все обдумать и взвесить. Он не стал настаивать. Он понял меня. Поэтому я ушел из-за стола одним из первых. И так и не дождался Машки. То есть, в тот момент, через два с лишним часа после ужина, мне казалось, что уже не дождусь. Но он пришел. И это показалось мне таким странным…

Машмул Верь-Явь

Я оставил Наниссу в своей комнате. Она, после всего услышанного и увиденного за ужином, превратившимся в редкое событие для всего университета, позволила мне самому отвести Капишуле к Лие. Андрей прозвал нашу дочь Капитошка. Причем сокращением это вряд ли можно было назвать, но психолог объяснил, что в их мире есть такой герой детского мультика, озорной и веселый. Он пообещал показать его Капишуле завтра. Она с видом подлинной Владычицы согласилась. И вот теперь я вел её к Лие, которая, я это точно знал, не пошла на Арену вместе с Каром и остальными, и думал о том, что не могу вот так молчать, как сейчас.

После того, как оставлю у светлой дочь, мне обязательно следует заглянуть к Алому. Я это прекрасно понимал, но не мог найти в себе смелость. Зря все думают, что если эльф смел и отважен на поле боя, то и в бытовых вопросах страх ему неведом. Это не так. Одно дело – не бояться врага и смерти, и совсем другое – убеждать себя не страшиться одним неверным словом убить то, что уже есть, и то, что могло бы быть, если бы нам с ним дали чуть больше времени. Совсем чуть-чуть.

Лия с готовностью приняла у себя Капишуле, и на прощание порывисто обняла меня прямо в дверях. Словно знала… И тут я понял, что наша Вейла на самом деле знала, что так будет, и как все сложится потом.