Давний спор славян. Россия. Польша. Литва [с иллюстрациями] - Александр Широкорад

Ко времени вторжения в Россию войска Лжедмитрия I все Романовы за исключением Филарета оказались на свободе — кто состоял на царской службе, а кто вольготно жил в своих поместьях; в частности, восьмилетний Михаил Федорович жил в селе Клин, в вотчине отца. Его опекали тетки — Марфа Никитична, вдова Бориса Камбулатовича Черкасского, и вдова Александра Никитича Романова. Вместе с Михаилом жила и его сестра Татьяна. Надо ли говорить, что эта дамская компания тряслась над мальчиком и воспитала из него не рыцаря, а слабовольного и капризного барчука.

Монах Филарет, в миру Федор Никитич Романов, тихо поживал в Антониево-Сийском монастыре, основанном в 1520 г. преподобным Антонием на реке Сие, притоке Северной Двины, в 90 верстах от города Холмогоры.

В монастыре за Филаретом наблюдал пристав Богдан Воейков. Первое время поведение Филарета не вызывало нареканий, конфликты с приставом Воейковым носили мелкий, чисто бытовой характер. Воейков регулярно доносил Борису о поведении Филарета. Тот вел себя тихо и богобоязненно, часто вспоминал о жене и детях. Но вот до Антониево-Сийского монастыря дошли слухи о походе Лжедмитрия на Москву, и смиренный инок Филарет буквально начал скакать от радости.

В начале 1605 г. пристав Воейков послал несколько доносов в Москву о бесчинствах Филарета и жалобы на игумена монастыря Иону, который смотрел на это сквозь пальцы.

В марте 1605 г. царь Борис делал игумену Ионе строгое внушение: «Писал к нам Богдан Воейков, что рассказывали ему старец Иринарх и старец Леонид: 3 февраля ночью старец Филарет старца Иринарха бранил, с посохом к нему прискакивал, из кельи его выслал вон и в келью ему к себе и за собою ходить никуда не велел. А живет старец Филарет не по монастырскому чину, всегда смеется неведомо чему и говорит про мирское житье, про птиц ловчих и про собак, как он в мире жил, и к старцам жесток, старцы приходят к Воейкову на старца Филарета всегда с жалобою, бранит он их и бить хочет, и говорит им: „Увидите, каков я вперед буду!“»

Далее Борис требовал, чтобы Иона укрепил ограду вокруг монастыря и ни под каким видом не допускал контактов Филарета с посторонними людьми.

Обратим внимание на фразу Филарета: «Увидите, каков я вперед буду!» Кем же видит себя смиренный монах — царем или патриархом? Да и откуда такая спесь взялась? Ну, допустим, услышал он об успехах самозванца, так что же из того? Ну придет Лжедмитрий и станет бояр вешать да топить, не вникая в их свары и обиды. Тут Филарет выдает себя с головой. Он прекрасно знает, что идет на Москву не просто его бывший холоп Юшка, а его «изделие». Другой вопрос, что он недооценивает польское влияние. У его «изделия» теперь совсем другие кукловоды.

Фразу «Увидите, каков я вперед буду!» цитируют в своих трудах все наши историки — от Соловьева до Скрынникова — и… оставляют без комментариев. Один Валишевский (поляк, не боится задеть гордость великороссов) заметил по сему поводу: «В этом заключаются важные указания, которым не хватает, может быть, только подтверждения некоторых уничтоженных или слишком хорошо спрятанных документов. И если они не подверглись уничтожению, без сомнения, уже недалек тот день, когда не побоятся их обнародовать».

Увы, большевики, придя к власти, начали за здравие — приступили к опубликованию секретных царских договоров времен Николая II, предали гласности довольно много документов, касавшихся революционного движения и репрессий властей, — но позже курс сменился, и до сих пор масса документов XVI–XVII вв. лежит в секретных хранилищах.

В начале июля 1605 г. в Антониево-Сийский монастырь прибыли посланцы самозванца и с торжеством повезли Филарета в Москву.

В Москве Романовы получили щедрые награды. Скромного инока Филарета возвели в сан митрополита Ростовского, а прежний, Кирилл Завидов, был без объяснения согнан с кафедры. Причем нет никаких сведений, что Кирилл мог чем-то прогневать самозванца. За что же такая милость простому монаху? За то, что он с начала 1605 г. перестал вообще ходить на службы? Неужто за познания в ловчих птицах и собаках?

Самозванец дал самую высшую церковную должность Филарету. Сделать монаха сразу патриархом было бы слишком, да и на том месте уже сидел послушный Игнатий. А митрополитом Крутицким стал, как мы уже знаем, старый знакомый Гришки Пафнутий.

Младший брат Филарета, Иван Никитич Романов, получил боярство. Не был обойден и единственный сын Филарета — девятилетний Миша Романов стал стольником. Заметим, что возведение даже двадцатилетнего князя Рюриковича в чин стольника на Руси было событием экстраординарным.

Многие наши историки утверждают, что Лжедмитрий пожаловал Романовых как своих родственников, чтобы таким образом подтвердить свою легитимность. Такой взгляд не выдерживает критики. Ну, во-первых, настоящему Димитрию Романовы родственниками не были. Попробуйте в русском языке найти степень родства Федора Никитича и Димитрия Ивановича! Мало того, именно царь Федор, сын Анастасии Романовой, упрятал Димитрия со всей родней в ссылку в Углич, а бояре Романовы во главе с Федором Никитичем с большим усердием помогали царю. Да и не в этом дело. Зачем самозванцу лишний раз напоминать народу, что есть живые родственники царя Федора, которые могут стать претендентами на престол? Увы, на этот вопрос ни один наш историк дать ответа не может.

Мало того, зачем давать Романовым власть и вотчины? Неужели самозванец так глуп, что думает, будто гордый и честолюбивый Федор Никитич станет его верным холопом? А ведь чины и вотчины могли так пригодиться польским и русским сторонникам Лжедмитрия. Вот они бы и стали навсегда преданными холопами царя Димитрия I. Наконец, Романовы могли и опознать Юшку Отрепьева, который пять лет назад жил у них на подворье.

Из всего этого можно сделать лишь один вывод — бояре Романовы были в сговоре с заговорщиками церковными, главой которых был Пафнутий. Теперь Отрепьеву пришлось платить по счетам. Был ли удовлетворен наградами честолюбец Федор Никитич? Конечно, нет, но качать права было рано: пока Романовы рассматривали полученные чины, вотчины и другие блага как промежуточную ступень для дальнейшего подъема вверх. Теперь Федору и Ивану Никитичам казалось, что еще чуть-чуть, и московский трон станет собственностью их семейства.

24 апреля 1606 г. в Москву торжественно въехала Марина Мнишек со свитой в несколько сотен поляков. 8 мая состоялась свадьба Марины и Лжедмитрия. Церемония прошла с рядом серьезных нарушений православных обычаев, что вызвало резкое недовольство части духовенства и московского люда.

Чуть ли не ежедневно в Москве происходили стычки между поляками и москвичами. (Вспомним 1604 г. и жалобы львовских горожан на бесчинства Мнишека и его компании.) Так, пьяные польские гайдуки остановили на московской улице колымагу и вытащили оттуда боярыню. Народ немедленно бросился отбивать женщину. В городе ударили в набат. 16 мая бояре вручили царю жалобу на поляков, напавших на боярыню. Самозванец положил эту жалобу «под сукно». Мало того, царь запретил принимать у москвичей жалобы на «рыцарство».

Московская знать организовала заговор против Лжедмитрия, во главе которого встал боярин князь В. И. Шуйский.

Род Шуйских занимает особое место в истории Руси XV — начала XVII в. На Руси род Шуйских всегда считался вторым по знатности после правившего рода потомков Ивана Калиты, внука Александра Невского, а за рубежом (в Польше, в Австрии) Шуйских именовали «принцами крови».

Шуйские вели свой род от князя Андрея Ярославича, брата Александра Невского. Хотя Андрей был младшим братом Невского, но его потомки формально обладали большими правами на владение Русью, так как именно Андрей, а не Александр был в 1249 г. возведен великим монгольским ханом на престол великого князя Владимирского.

В ночь с 16 на 17 мая 1606 г. на подворье у Шуйских собрались их сторонники. Из бояр были только трое Шуйских, а также М. В. Скопин-Шуйский. Присутствовали несколько окольничих, думных дворян и купцов, а также хорошо нам знакомый профессиональный заговорщик, митрополит Крутицкий Пафнутий. Мы никогда не узнаем, что заставило Пафнутия порвать с Отрепьевым и Романовыми и перейти на сторону Шуйского. Видимо, Пафнутий здраво рассудил, что дни самозванца сочтены, а в перспективе сотрудничество с Романовыми мало что могло ему дать. Для них Пафнутий был мавром, который сделал свое дело и должен уйти.

В светлую ночь с 16 на 17 мая 1606 г. бояре-заговорщики впустили в город около тысячи новгородских дворян и боевых холопов. На подворье Шуйских собралось около двухсот вооруженных москвичей, в основном дворян. С подворья они направились на Красную площадь. Около четырех часов утра ударили в колокол на Ильинке, у Ильи Пророка, на Новгородском дворе, и разом заговорили все московские колокола. Толпы народа, вооруженные чем попало, хлынули на Красную площадь. Там уже сидели на конях около двухсот бояр и дворян в полном вооружении.