Стрельба по тарелкам (сборник) - Олег Дивов

И поди пойми, это серьезно он или прикидывается.

Стоит Берия, а сам думает: видели вы мой позор – ох, не прощу. Выжду случая и так не прощу, внукам своим закажете над людьми издеваться. Тоже мне, понимаешь, нашлись ангелы без резиновых членов. У самих небось полные закрома барахла ворованного.

А генерал Власик водку сосет из кружки и улыбается.

– Погодите, – Берия говорит. – Ладно, у Ягоды член нашли. А у Ежова, значит, тоже?

Власик кружку отдает Поскребышеву, грустно заглядывает в вазочку, где было варенье, расстегивает кобуру револьверную на поясе, вытаскивает оттуда бутерброд с колбасой, закусывает.

– По агентурным данным, член – был, – отвечает Власик, жуя. – Но куда-то запропастился. Не знаешь, кстати, где он?

А Берия, это надо понимать, заместителем Ежова служил, пока того не взяли за член… Тьфу, за какой член, за жабры взяли – и к стенке поставили.

Берия совсем обиделся, надулся, пенсне сверкнул грозно.

– Нужен мне больно ежовский член! Ты вообще думай, с кем разговариваешь!

Сунул руки в брюки, ушел к себе.

– Ишь ты! – Власик ему вслед. – Ну-ну…

– Быстро оклемался, – Поскребышев замечает. – Далеко пойдет.

Тут на окне штора отдергивается, вылезает Каганович.

С лопатой.

У Власика челюсть – бац! У Поскребышева – бац! Власик за кобуру схватился, а там даже бутерброда нет.

Каганович им:

– Если щас кто засмеется – лопатой наверну, ясно?

И пошел к товарищу Сталину в кабинет.

Поскребышев челюсть подобрал, кружкой из-под стола зачерпнул, отпил половину, Власику передал.

– Ничего, – говорит, – я уже привык. Метрополитен – дело новое, до конца не исследованное, могут быть всякие побочные действия. Ты лучше на нем не езди, на метрополитене этом. А то вишь, как Лазаря Моисеча ушибло.

– Я и не езжу. А Берия, вон, вообще про метро не слыхал!

– Куда ему, занятой товарищ. Спорим, он сейчас анонимки пишет, что ты Хозяину в щи сморкаешься, а я в чай плюю?

– Не угадал. Он сейчас дома, порнографию в печке жжет!

Оба не угадали. Берия кое-как до рабочего места добрался и давай по шкафам да сейфам шуровать, а там ни грамма. Вспомнил, залез в ящик из-под сапог, раскопал среди анонимок на академика Капицу бутылку ахметы, хлобысь ее из горла до донышка. Посидел немного, очухался, глянул на себя в зеркало – не видать ли седины опосля пережитого. Да какая седина, лысый, как коленка. Вызвал машину, домой поехал.

Дома кочергой вооружился и давай, как верно Власик сказал, порнографию в печке жечь. Потом в подвал спустился, кочергой все бутылки расколотил. Револьверы с саблями погрузил в машину, свез на металлолом, сто рублей заработал, тут же в рюмочной их пропил – пропадай, моя телега, все четыре колеса. Назад приехал, сигареты охапками в сарай перетаскал и вместе с антиквариатом запалил. Дождался, пока разгорится, пожарную команду вызвал, а то мало ли, вдруг к соседям огонь перекинется, а соседи-то Ворошилов с Буденным, старые большевики, чуть что – шашку наголо и давай пластать. Ежов, покойник, Буденному через забор пустую бутылку кинул, ну как бы в шутку. Буденный шутки не понял, выскочил с шашкой и Ежову столб электрический снес одним махом. Ежов так и сидел без электричества, да без телефона, пока за ним черный ворон не приехал. Все еще удивлялись, чего дурак ждет, другой бы удрал давно, а этот просто не знал, что его из наркомов выгнали и под суд отдали, квасил себе потихоньку, морально-политически разлагался…

Возвращается Берия домой, садится за обеденный стол на сорок восемь персон. Вроде бы все теперь, чист нарком перед партией. Глянь, а на комоде под самым большим из шести слоников лежит сберкнижка на стотыщ рублей. Забыл совсем про нее. Куда спрятать-то? В четвертую бы ножку стола, наверняка тоже полая, да уж больно крепко прикручена. Берия стол набок опрокинул, ножку хвать, дергает ее так и сяк – не поддается. Он со зла тресь ее сапогом! Хрясь кочергой! Хрясь! Ножка возьми да надломись. И торчит из нее нечто странное. Берия дергает, а это ЧЛЕН!!! Член резиновый, да такого большевистского размера, что ни в сказке сказать.

Ну и чего теперь делать? То ли в обморок упасть, то ли расхохотаться. В обморок нарком сегодня падал. И значит, стоит Берия у перевернутого стола – в руке огромный резиновый член – и хохочет, даже ржет, прямо как товарищ Сталин, узнавший из газеты «Правда», что зовут его товарищ Сралин.

Тут дверь настежь – бац! Вваливается пожарная команда с баграми, топорами, брандспойтами, и давай вокруг поливать со страшной силой да все рубить-крушить, пока не сгорело. Берию с ног до головы ледяной водичкой окатили, под микитки его хвать – и вынесли.

Очухался Берия посреди улицы, мокрый весь, аж из сапог течет, трезвый до отвращения, в кармане ни копейки, в руке член. Отовсюду зеваки на пожар сбегаются, мать их за ногу, соседушек, почитай, все Политбюро тут. Только Кагановича не видать, да дедушка Калинин не пришел, небось дрыхнет. Спасибо, академик Капица не приперся, он занят был, в институте у себя замышлял недоброе, иначе Берия точно позорища не вынес бы и прямо на месте копыта откинул.

Дом горит, дым столбом, мат до небес, грохот на пол-Москвы. Ладно, Берия думает, семь бед – один ответ, и пока все на пожар таращатся, исподтишка швыряет член к Буденному через забор. Мало ли, откуда у Буденного член нечеловеческих кондиций, может, у коня отвалился… И пошел Берия обратно на работу. Заперся в кабинете, написал анонимку, что генерал Власик сморкается товарищу Сталину в щи, а Поскребышев плюет в чай. Перечитал, отложил до лучших времен. Сидит, прикидывает, кому бы еще нагадить, а то на душе такая мерзость, будто в нее тоже Власик сморкался. Тут стук в дверь.

– Нету меня! На пожар уехал!

– Слышь, ты, пожарник! – Сталин из-за двери. – Поехали ужинать.

Приезжают на дачу в Кунцево, а там уж накрыто и народ подтягивается. Выпили за товарища Сталина, закусили, пожар обсудили, все пожалели Берию, обещали на новый дом скинуться. Выпили за пожар. Потом Буденный рассказал небывалый случай: у коня член отвалился, а он думал, кухарка колбасу потеряла, и хотел ту колбасу шашкой порубать да схарчить. Выпили за Буденного. Вдруг заметили, что нет дедушки Калинина. Выпили за дедушку. На всякий случай выпили еще и за бабушку, а то мало ли. Потом Сталин поднимается и произносит тост:

– Как верно сказал царь Александр Третий, у России два союзника: дураки и дороги. Так выпьем же за Лаврентия Берию и Лазаря Кагановича! Ура, товарищи!

Тут как-то сразу все догадались, что на сегодня хватит, – и потихоньку расползлись. Берия к Ворошилову ночевать просился, тот сказал: ты чего, совсем рехнулся, соображать же надо, у меня дети, а ты нарком внутренних дел! Они тебя увидят – заиками станут. В кабинете приляжешь, вон дедушка Калинин дрыхнет на рабочем месте, и нормально. Берия к Буденному, а тот ему: на конюшне спать согласен? Берия обиделся, ушел на них анонимки писать.