Бамбуковая колыбель - Авраам Шварцбаум

В пятницу вечером мы справили двойной шалом захар. «Виновниками» торжества были наш сын и новорожденный мальчик из семьи Перкальс, соседей Мандельбаумов.

На следующий день на, опять-таки, двойной брит, к нам в гости пришел, казалось, весь город. Сандаком был рабби Хей-неман, глава ешивы «Агудат Исраэль», а моэлем — рабби Моше Раппопорт.

В субботу семнадцатого нисана 5742 года наш третий сын, Шмуэль Нафтали Шварцбаум, вошел в завет нашего праотца Авраама.

Утром в воскресенье, несчетное количество раз поблагодарив супругов Мандельбаум за все, что они для нас сделали, мы уехали домой.

Гостеприимство, оказанное нам балтиморской общиной, произвело на нас глубочайшее впечатление. Оно послужило еще одним веским аргументом в пользу уже принятого нами решения — переехать в Балтимор как можно скорее. Это было самое подходящее место для воспитания наших детей. Здесь они могли найти подходящую школу и множество друзей.

Впрочем, наш Шмуэль Нафтали уже обрел в Балтиморе одного верного друга в лице мальчика из семьи Перкальс.

Дома, просматривая накопившуюся за время нашего отсутствия почту, я обнаружил среди множества счетов, рекламных проспектов и личных писем конверт, на котором стоял обратный адрес Американской Сионистской Федерации. Я бросил его на стол, мысленно решив открыть при первой возможности, и поспешил на помощь Барбаре, которая возилась с детьми, раскапризничавшимися после долгой дороги.

Первую свободную минутку я улучил только поздно ночью, уже в двенадцатом часу. Я вскрыл письмо и, не веря собственным глазам, прочитал:

«Несколько лет назад университет штата Нью-Йорк открыл свое отделение в Иерусалиме. На днях мы получили извещение от израильского министерства абсорбции и центра помощи иммигрантам-ученым, в котором сообщается, что они готовы оплатить ставку преподавателя в Иерусалимском отделении, при условии, что соответствующий кандидат согласится иммигрировать в Израиль.»

Я читал и перечитывал эти слова, ошеломленный тем, что решение всех наших проблем в буквальном смысле слова само свалилось нам в руки. Барбара, не раздумывая, согласилась, что это идеальный для нас вариант. Не откладывая в долгий ящик, я тут же сел писать заявление с просьбой утвердить меня в предлагаемой должности.

«Поистине странно, — сказал я, отрываясь от своего заявления. — Когда я разговаривал с чиновниками министерства в Иерусалиме, они ни словом не обмолвились о такой возможности. Но стоило нам вернуться в Америку, как какой-то знакомый знакомого назвал мое имя и вот — Федерация присылает мне приглашение!»

«Ну, во-первых, случайно ничто не происходит, — возразила Барбара. — Знакомый твоего знакомого просто знал о нашем желании переехать в Израиль. А, во-вторых, я думаю, что нам для того и пришлось покинуть Израиль, чтобы понять, как важно туда вернуться.»

С этого момента события стали развиваться безостановочно и стремительно. Вскоре меня пригласили на собеседование в Нью-Йорк. А месяц спустя я получил официальное предложение занять со следующего весеннего семестра должность преподавателя в Иерусалимском отделении университета штата Нью-Йорк.

И вот 18 января 1983 года, почти через год после нашего отъезда из Эрец Исраэль, мы снова приземлились в аэропорту имени Бен-Гуриона. Однако на этот раз мы уже были не временными гостями, а законными, полноправными иммигрантами.

Взволнованные ожиданием неведомого, мы заполнили надлежащие анкеты, с гордостью указав, что меняем свои имена на «Авраам» и «Рахель».

Мы поменяли не только место жительства, но и «среду обитания»: вместо трехэтажного особняка с шестью спальнями, в котором мы жили в Соединенных Штатах, нас ждала двухкомнатная квартира в центре абсорбции Гило, на южной окраине Иерусалима. Но это нас не смущало: сердца наши пели от радости.

Глава 4. Бат-мицва

В ТУ ЗИМУ, КОГДА МЫ СТАЛИ, наконец, израильтянами, Дворе оставалось до бат-мицвы меньше года. Нам с Рахелью всегда казалось, что для Дворы эта знаменательная веха еще важнее, чем для других еврейских девочек ее возраста. Она прошла гиюр, когда ей было всего четыре года, и смешно было ожидать, что в таком возрасте она могла принять сознательное решение, быть или не быть еврейкой.

Сейчас, достигнув галахической зрелости, она получала такую возможность. При желании, она могла аннулировать свой гиюр и вернуться к прежнему статусу нееврейки.

Мы понятия не имели, какая именно процедура или церемония требуется для подтверждения ее еврейского статуса, и потому были крайне озабочены тем, чтобы законность ее гиюра не была поставлена под сомнение. Это особенно важно в Израиле, где вступлению в брак предшествует тщательная проверка еврейского статуса новобрачных Главным Раввинатом.

Меня тревожила и другая проблема. Ведь Двора была не только обращенным в еврейство, но еще и удочеренным ребенком. В связи с достижением ею возраста бат-мицвы это порождало некоторые дополнительные вопросы, и я хотел разобраться в них как можно серьезнее, используя все доступные мне источники.

В трактате Сангедрин (19б) я прочитал: «Всякий, кто воспитывает в своем доме сироту, считается, согласно Торе, отцом ребенка.»

С другой стороны, все упоминания в Танахе об усыновлении или удочерении детей настолько неясны и расплывчаты, что большинство комментаторов вообще отрицает, что такие случаи имели место.

Существуют источники, указывающие на особое отношение Авраама к своему воспитаннику и слуге Элиэзеру, к тому же, он собирался сделать его своим наследником; известно, что Бития, дочь фараона, спасла и воспитала Моше; Танах рассказывает об опекунстве Мордехая над Эстер и намекает на то, что ребенок Руфи был усыновлен Наоми; Михаль, дочь царя Саула, воспитывала детей своей сестры Мирхав.

Иногда эти примеры приводятся как доказательство того, что у древних евреев существовал институт усыновления детей, но тщательный анализ показывает, что во всех этих случаях речь идет, самое большее, о воспитании чужого ребенка.

Я узнал, что, согласно еврейскому закону, отношения между отцом и его биологическими детьми являются совершенно особенными и не могут быть «продублированы» искусственно.

Иными словами, хотя приемный отец и несет определенные юридические обязанности по отношению к приемному ребенку, это ни в коем случае не отменяет кровных связей между этим ребенком и его настоящими родителями. Так, если приемный ребенок позволит себе насмехаться над приемными родителями или оскорблять их, его нельзя подвергнуть такому же суровому наказанию, как то, которое Тора предусматривает в этом случае для собственного ребенка. Все запреты на инцест тоже относятся лишь к кровным родственникам, но не к приемным детям. Поэтому Тора, вообще говоря, даже не запрещает брак между приемным ребенком и одним из детей их приемных родителей (хотя раввины настойчиво предостерегают от подобных браков). И наконец, статус когена или левита не передается от приемного отца к приемному ребенку.