Сказки - Константин Яковлевич Лагунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сапожки сшиты ловко. Сапожник молодец!.. Из серебра подковки. Шпоры — бубенец. Стоит Дюзику шагнуть, двинуть сапожком чуть-чуть, сразу будет слышен звон:
Динь-дон!…
Динь-дон!..
Динь-дон!..
Если Дюзик свистнет раз, прилетят к нему тотчас. С четырёх со всех сторон — стаи галок и ворон.
И сорок.
И стрижей.
И синичек.
И чижей.
Потому, что Дюзик Гном со всеми птицами знаком. И с крохой птахой. И с Орлом.
Он всем пичугам брат и друг. По-птичьи может говорить. И коль беда нагрянет вдруг, готов помочь и услужить.
Тревога
Ночь тепла, но не темна. В небе плавает луна. Звёзды яркие горят. Взрослые и дети спят.
Спят девчонки.
Спят мальчишки.
Дремлют куклы,
Птички, мышки.
Сон баюкает котят.
И Мишель, и Дюзик — спят.
Спит Мишель и в ус не дует. Не пошевелит хвостом. Крепко вроде спит, но чует, что творится за окном…
Вот прошествовал куда-то забияка Кот. Вот в скворечнике скворчата завозились. Вот…
Длинноногий Комарище ноет за окном. Комарище щёлку ищет, чтоб пробраться в дом…
Спит Мишель и всё-всё слышит… Вот с ольхи слетел листок; ветерок траву колышет; тепловоз даёт гудок… Самолёт рокочет где-то в недоступной высоте. В небе лопнула ракета. Флаг трепещет на шесте…
Замерла ночь, затаилась.
Ты думаешь, все ночи одинаковы? Нет!..
Ночи бывают разные.
Синие.
Белые.
Серые.
Чёрные…
А весенняя ночь — сиреневая. Она пахнет молодой травой, цветущей черёмухой да сиренью.
Ещё она пахнет костровым дымом, рекой да смолой.
В сиреневом небе купаются весёлые звёзды. Ныряют в облаках, кувыркаются. Подмигивают нам. Улыбаются.
Глянь-ка на весеннее небо. Сколько там звёзд! И каждая подмигнёт тебе и обязательно улыбнётся…
В городских улицах застыла сиреневая тишина. Не грохочут автомобили. Не кричат дети. Не щебечут птицы.
Зато слышен ручей.
Чей?
Да ничей.
Слышно, как на ёлке шебуршат иголки.
Слышно, как поёт сверчок.
Как кору грызёт жучок.
Как мышка-норушка серая побирушка коготками по полу цок да цок, будто на ней туфельки — тонкий каблучок.
Вдруг… Тук!
Что за стук?
И опять:
Тук… Тук… Тук!..
И бубенцовый перезвон:
Динь-дон!..
Динь-дон!..
Динь-дон!..
И шепчет Дюзик от порога:
— Мишель… Вставай скорей… Тревога…
Беда
На дворе переполох.
О-о-о-ох!
Чапа Лапа Га-Га-Гагиня вся в слезах.
А-а-а-ах!
Кука Река Ку-Ку-Ку испускает дух.
У-у-у-ух!
Рюх Ух Тюх с женой в обнимку плачут громче всех.
Э-э-э-эх!
Даже рогатый, бородатый проказник Бемекл затих.
И-и-и-их!
Только Мишель ступил на крыльцо, его окружили плотным кольцом. Тесным кольцом обступили. Запричитали. Заныли:
— Ой, беда, Мишель!..
— К нам сюда, Мишель!..
— Поскорей, Мишель!..
— Помоги, Мишель!..
— Откуда и когда нагрянула беда? — недовольно проворчал Мишель.
При этом он сердито распушил чёрные усы. Прищурил чёрные глаза. Вздыбил чёрный хвостище.
Тут все хором закричали. Кто что кричал — не разобрать.
Крыльями машут.
Ногами топают.
Когда немного подуспокоились, приутихли, выступила вперёд дородная Гусыня Чапа Лапа Га-Га-Гагиня. Всхлипнула, стала рассказывать:
— Га-га-га!.. Я проснулась на рассвете. Посмотрела, спят ли дети. Глянула в окно, а там… Не поверила глазам…
Голос у неё задрожал и оборвался. Раскрыла она клюв, из него вместо слов — шипенье. Чапа Лапа Га-Га-Гагиня крутит шеей, вертит головой, хлопает глазами и шипит:
— Ши-ши-ши… Ш-ш-ш-ш-ш…
Подбежал к Гусыне Дюзик. С головы сорвал картузик. По спине Гусыню хлопнул. Сапожком сердито топнул. Снова хлопнул что есть силы. И она заговорила:
— Га-га-га… Там… За окном… На траве какой-то ком… То ли шерсти… То ли ваты… Чёрный. Страшный. И лохматый… Очень жуткий. И живой… Ой!.. Ой!.. Ой!..
Снова голос у неё задрожал и оборвался. И опять Дюзик топнул сапожком. Замахнулся картузиком. Чапа Лапа Га-Га-Гагиня чихнула. Вздохнула. И договорила:
— Га-га-га!.. Крутнулся ком, стал огромным… вот как дом. А потом вдруг распустился. Тучей чёрной обратился… И в один короткий миг. Он в сарай и в дом проник…
Оказывается, это было неведомое, страшное чудовище. Оно оплело, окутало всех бемеклят, рюхухтюхтят, кукарекакукукят. И конечно же, пятерых чапалапагагагагеньчиков.
Сграбастало малышей.
Обернулось шаром.
Подпрыгнуло и улетело невесть куда.
— Вместе с бедными, несчастными чапалапагагагагеньчиками… — рыдая, договорила Чапа Лапа Га-Га-Гагиня, ну, а попросту — Гусыня.
— Вместе с моими кукарекакукукукятками, — проквохтала слезливо Курица.
— И с моими рюхухтюхтятками, — прохрюкала жалобно Свинка.
— И с ненаглядными бемеклятками, — горестно проблеяла Коза.
Мамы похищенных малышей зарыдали, папы носовыми платками стали промокать глаза и дружно всхлипывать.
Мишель усы встопорщил. Свой чёрный нос наморщил. Слегка пошевелил хвостом. И медленно сказал потом:
— Эт-то что за чудо-юдо? К нам пришло оно откуда?.. Малышей зачем забрало? И куда их подевало?.. Кто расскажет нам про это? У кого искать ответа?
Мамы зарыдали громче и горше прежнего. Папы ещё ниже опустили головы. Только Дюзик, кажется, не унывал. Он думал.
И Мишель думал.
Думали они, думали.
Очень долго думали.
И придумали…
— Послушай, Дюзик, кто всех раньше просыпается? — спросил Мишель.
— Птицы.
— А кто и ночью не спит?
— Караульная Сорока.
— Вот к ней и поспешим!
Караульная Сорока
На самом крутом, самом возвышенном месте берега Туры росла Сосна.
Сосна не простая — Сторожевая.
То ли правда, то ли нет, но говорят, уж триста лет стоит Сосна Сторожевая, как будто вышка смотровая.
Стоит и видит всё вокруг. Всё, знает. Но молчит. Если же и говорит иногда, то на непонятном, лесном языке.
На самой верхушке Сторожевой Сосны и пристроилась Караульная Сорока. Была она белохвоста. Белобока. Грудаста да глазаста. Во все стороны глядит. Всё примечает. И не молчит.
Любит Караульная Сорока поговорить-поболтать. Со своими подружками — разными пичужками. Вот к ней и прискакал Мишель с Дюзиком на спине.
Мишель легонько постучал хвостом по стволу Сторожевой Сосны. Та мигом ветви распушила, иглы встопорщила и замерла, словно бы окаменела. Тут же послышался её еле внятный шёпот:
— Шш-шу-шу-шу… шш-ши-ши-ши… По-те-ря-лись малыш-ш-ши…
— Они не потерялись, — сказал Мишель. — Их похитили! Кто?!.
— Гром-шш-ше… Громш-ш-шш-ше пош-шшу-мите. Бело-боку раш-ш-шбу-дите. У неё шко-рей шшпро-ш-ши-те…
Задрав голову, Мишель закричал:
— Эй!.. Караульная Сорока. Где ты? Слышишь? Белобока!
