Альфред Хичкок - Питер Акройд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вероятно, не стоит удивляться, что надежды, изначально связывавшиеся с «Разорванным занавесом», вскоре стали испаряться. Сценарий выглядел настоящим балластом. Хичкок начал съемки еще до его завершения, и Ньюмен говорил: «Думаю, я мог бы поладить с Хичкоком, будь сценарий получше». Актер отправил режиссеру длинное письмо с перечнем всех недостатков, которые он обнаружил в сценарии, и Хичкок посчитал, что его профессионализму брошен вызов. «Во время съемок мы все жалели о своем согласии», – вспоминал Ньюмен. Эндрюс также считала, что атмосфера на съемочной площадке постепенно ухудшалась. Ни она, ни Ньюмен не привыкли к режиссеру, который редко комментирует – или вообще не комментирует – их игру и не дает указаний.
Сценарист Сэмюэл Тейлор, поддерживавший связь с Хичкоком еще со времен совместной работы над «Головокружением», вспоминал, что режиссер «буквально впал в отчаяние во время съемок. На студии ему сказали, что ему достались две самые популярные звезды, а он обнаружил, что они не соответствуют хичкоковскому шаблону или хичкоковскому методу. Хичкок просто не мог наладить с ними контакт, был подавленным и механически исполнял свои обязанности». Ходили слухи, что бо́льшую часть времени он размышлял об актерах и жалел потраченные на них 1,8 миллиона долларов. Кроме того, Хичкок не оценил приверженность Ньюмена системе Станиславского. Когда актер спросил, какую пару туфель ему надеть, Хичкок ответил: «Мы обрезаем кадр на второй пуговице вашего пальто, так что не волнуйтесь по поводу туфель». А когда Ньюмен спросил режиссера о своей мотивации, тот повторил свою обычную фразу: «Ваша мотивация – это ваше жалованье».
По свидетельству Кита Уотерхауса, Ньюмен однажды спросил Хичкока, как он должен себя вести с Эндрюс в одной из сцен, когда она вручает ему подозрительный сверток. «Ладно, мистер Ньюмен, я расскажу вам, что имел здесь в виду. Понимаете, мисс Эндрюс будет спускаться по лестнице со свертком, а вы будете так любезны и посмотрите чуть правее камеры, реагируя на ее появление. В это время зритель подумает: «Эй, на что смотрит этот парень?» И тогда я, понимаете, сменю кадр и покажу, на что вы смотрите». «Ни до, ни после, – прибавил Уотерхаус, – я не слышал более точного и краткого анализа сути кинематографа».
Для «Разорванного занавеса» Хичкоку требовалась другая музыка. Он отправил Бернарду Херрманну телеграмму такого содержания: «Эта публика очень отличается от той, для которой мы привыкли работать. Она молода, энергична и требовательна. Это осознали почти все европейские режиссеры, когда пытались вводить такт и ритм, которые в большей степени соответствовали вышеупомянутой аудитории». Но Херрманн написал партитуру с доминированием скрипок, флейт и струнных. Один из духовиков вспоминал слова Хичкока: «Что это? Это не то, что я хотел». Похоже, в студии звукозаписи между режиссером и композитором разгорелся спор, и Херрманн спросил: «Чего вы от меня хотите? Я не пишу поп-музыку». Херрманн ушел в начале 1966 г. и больше никогда не работал с Хичкоком.
На самом деле «Разорванный занавес» – это чрезвычайно увлекательный триллер без претензий на что-то большее, с лихо закрученной интригой и современными реалиями. Самая известная сцена фильма – убийство американским профессором и его сообщником их куратора из Восточной Германии по имени (возможно, просто совпадение) Герман Громек. Это долгий и мучительный процесс с применением ножа, лопаты и газовой духовки – Хичкок хотел показать, как трудно убить человека. «В моих фильмах, – говорил он, – убийство не бывает случайным». Но самыми сильными можно считать насыщенные ожиданием и тревогой сцены, которые держат зрителя в постоянном напряжении. В этом аспекте кинематографии Хичкоку не было равных.
Тем не менее публика и зрители, уже привыкшие к сенсационности и спецэффектам фильмов о Джеймсе Бонде, придерживались иного мнения. Фильм посчитали старомодным и упрощенным; по сравнению с такими картинами, как «Из России с любовью» (From Russia With Love) и «Шаровая молния» (Thunderball), обозревателю New York Times он показался «не более новым или сенсационным, чем старая вязаная бабушкина шаль». Такой прием глубоко разочаровал Хичкока; казалось, его покинуло вдохновение, и он полностью утратил связь с современным кинематографом.
В конце 1966 г., после явной неудачи «Разорванного занавеса», Хичкок с Альмой уединились в своем доме на Белладжо-роуд. «Мне скучно одному, – жаловался он. – Альма тоже об этом знает». Рождество супруги провели в Palace Hotel в Санкт-Морице. Их друг Уилфред Кук вспоминал: «Я никогда не забуду слова Альмы: «Хич настаивает на том, что должен надеть лыжные штаны, что занимает у него час, а затем сидит на крыльце и все время курит!» Это было его любимым занятием на отдыхе – сидеть и наблюдать.
Хичкок готовил почву. Он уже давно интересовался судьбой британских убийц, в первую очередь Джона Кристи, Джона Джорджа Хейга и Хоули Харви Криппена (на самом деле Криппен родился в Мичигане, но ужас, который он наводил на Лондон, заслуживает того, чтобы присвоить убийце звание почетного гражданина Великобритании). Хичкок также заинтересовался биографией Невилла Хита, который жестоко убил двух женщин в 1946 г. Это был подходящий для Хичкока человек, и в конце года режиссер уже планировал фильм о серийном убийце со склонностью к некрофилии. После дорогостоящей катастрофы «Разорванного занавеса» Хичкок решил, что фильм должен быть обнажен до своей сути, в стиле «Не того человека». Он попросил Бенна Леви выступить в роли сценариста; примечательно, что Леви написал часть сценария «Шантажа», первого британского звукового фильма, снятого Хичкоком в 1929 г. Режиссер возвращался к лондонским корням.
Леви прилетел в Голливуд в феврале 1967 г. и в течение двух месяцев работал над сценарием к фильму, который Хичкок хотел назвать «Калейдоскоп исступления» (Kaleidoscope Frenzy). В нем рассказывалось об убийце-психопате, гомосексуалисте и извращенце, который пытается заманить в свои сети женщину, офицера полиции. Когда работа над сценарием достигла завершающей стадии, Хичкок передал материал Говарду Фасту, американскому писателю, известному своим романом «Спартак» (Spartacus). «Господи, Говард! – сказал он. – Я только что посмотрел «Фотоувеличение» Антониони. Эти итальянские режиссеры опередили меня на сто лет в смысле техники! Что я делал все это время?» Это одно из редких признаний Хичкока, что он пропустил тенденции развития современной кинематографии. Хичкок решил позаимствовать для своего нового фильма некоторые приемы итальянских режиссеров, в том числе использование ручной камеры и естественного света. Он также был готов к сценам с обнаженным мужским и женским телом, к которыми он только приблизился в «Психо». После катастрофы с Ньюменом и Эндрюс Хичкок был бы рад пригласить неизвестных актеров. В апреле 1967 г. Хичкок писал Трюффо: «Я сейчас готовлюсь к съемкам нового фильма. У него пока нет названия. Речь пойдет о сумасшедшем убийце молодых женщин. История основана на реальном факте, произошедшем в Англии. Молодой человек, главный герой, находится в специфических взаимоотношениях со своей матерью».
«Хичкок дал мне полную свободу, – вспоминал Фаст. – Похоже, его интересовала в основном проработка сложных движений камеры». Но все было напрасно. Руководство студии Universal пришло в ужас от темы и от личности центрального персонажа и отвергло сценарий. По мнению Фаста, «они недооценили попытку Хичкока сделать в точности то, чего они от него хотели, – попытаться сделать нечто новое, догнать быстро бегущее время». Говорили, что Хичкок, узнавший ответ студии, разрыдался. Вполне возможно. В психике режиссера всегда присутствовала легкая склонность к истерии.
Чем же его занять? Хичкок был слишком ценным активом, чтобы простаивать. Его международная слава и телевизионная популярность всегда будут привлекать зрителей. Летом 1968 г. компания Universal предложила ему снять фильм, права на который были приобретены недавно, – шпионский триллер под названием «Топаз» (Topaz); сомнения Хичкока усиливались непростыми отношениями с автором романа, Леоном Урисом, который, похоже, был невосприимчив к лести Хичкока, к его непристойным шуткам и к бренди. Оба обладали слишком большим эго, чтобы приноравливаться друг к другу. Уриса пригласили написать сценарий, но впоследствии он вспоминал, что Хичкок пытался им командовать, обращаясь с ним как с наемным работником. Сотрудничества не получилось.
Режиссер обратился к Сэмюэлу Тейлору, с которым работал над «Головокружением», а также пригласил старых знакомых, таких как художник-постановщик Генри Бамстед и художник по костюмам Эдит Хэд. Ему пригодятся все помощники. Хичкок потерял слишком много времени на сценарий Уриса, а начало съемок приближалось. «У меня серьезные неприятности, – сказал он Тейлору. – Я получил сценарий, по которому не могу снимать». «Почему бы не отложить съемки?» – спросил Тейлор. «Я должен начинать. Фильм в производстве». Таким, образом, Тейлору приходилось работать быстро.