Ностальгия по Японии - Владимир Рецептер

- Приходи к нам на концерт, у нас Штепсель с Тарапунькой будут выступать.

А наш полковник ему отвечает:

- Лучше ты к нам приходи, у нас самих есть Пальма-Рукояткин...

Тут, конечно, и орден, и медали, и долгожданное возвращение в сорок шестом в Большой драматический имени Максима Горького...

Иван Матвеевич прославился уже на первых зарубежных гастролях БДТ, которые состоялись за двадцать лет до описываемых нами японских событий в братской социалистической республике Болгарии.

Как вышло?

Грандиозный правительственный обед, в сопровождении концерта выдающихся исполнителей, закатил коллективу Первый секретарь Болгарской компартии товарищ Тодор Живков, и этот его выразительный жест послужил примером и указанием для болгарских регионов.

Идущую "сверху" протокольную обязанность хозяева сердечно топили в ракии и "Плиске", не говоря уже о волшебных болгарских винах.

По правде сказать, все мы, а не только Иван Матвеевич, сильно разбаловались, успев привыкнуть к хмельным рекам и ломящимся столам.

Как вдруг один из болгарских городов вышел из общей шеренги и дал нам понять, что здесь "кина", т.е. банкета, не будет...

Постигшее всех разочарование с детской непосредственностью выразил именно Ваня. Приняв горделивую позу и отставив кавалерийскую ножку, с требовательной и капризной интонацией принца крови он спросил:

- А чем они это объясняют?..

Все грохнули, узнав в Иване Матвеевиче самих себя, и его крылатая фраза вошла в общий обиход на многие годы: плоха ли гостиница, завтраком ли почему-то не кормят, малы ли суточные и любые другие неудобства Большой драматический встречал славной фразой: "А чем они это объясняют?", автором которой был не кто иной, как Иван Матвеевич Пальму...

Со своей женой он прожил 59 лет, до самой ее смерти, и гордился неординарной для женщины прокурорской профессией супруги. И сын их пошел по юридической линии - сначала таможенник, потом адвокат. В такой симметрической позиции - между адвокатом и прокурором - Иван Матвеевич мог всегда чувствовать себя, с одной стороны, защищенным, а с другой - готовым к нападению, и обрадовался, когда внучка тоже поступила на юридический...

Неудивительно, что человеку с такой биографией, к тому же старому члену партии, в Японии доверили руководство четверкой, в которую входила трудновоспитуемая Зинаида Шарко.

- Зина, - сказал он ей со всей строгостью в один из бездельных токийских дней, - ты почему ходишь одна? Почему нарушаешь?..

- А я языки знаю, - нашлась Зинаида.

- Какие? - удивился Иван Матвеевич.

- Немецкий. И французский, - сказала Зина. Главное было не задумываться и отвечать быстро.

- Откуда? - потрясся Пальму. Он не мог представить в своей подопечной такого языкознания.

- Из театрального института, - твердо отвечала Шарко. - Нам же преподавали!

Факта преподавания иностранных языков в театральном институте Иван Матвеевич опровергнуть не мог.

- Да? - переспросил он. - Ну, все равно, ты должна ходить в своей четверке.

- Хорошо, Иван Матвеевич, - сказала непослушная Зина, - я поняла...

Через несколько дней в два часа по полуночи Иван Матвеевич постучался к своей подопечной по личному вопросу. Запахнув кимоно, Зина впустила его, обратив внимание на рукопись, которую держал в руках взволнованный коллега.

- Послушай, Зина, - сказал Пальму конфиденциально-интимным тоном, - тут в Японии некоторые покупают камушки. Мне попался один такой... Красненький... Ну как он называется?.. Ну, этот... У нас еще режиссер был такой... Агамирзян... Рубен Агамирзян... Ага!.. Вот!.. Рубин, камешек рубин!..

- Да, - авторитетно подтвердила Зина, - есть такой режиссер. И камешек такой есть.

- Но ведь этот рубин стоит столько иен, что на них можно купить... - и Иван Матвеевич передал Зине рукописный перечень предметов, равных по цене одному рубину.

Оказалось, что за те же иены можно приобрести роскошный видеомагнитофон с телевизором и обширным "прикладом", или три гигантские стереосистемы, или тридцать пар модельных туфель, или двести пар "красоток", как выразился обуреваемый сомнениями автор расчетной записки.

- Кроссовок, Иван Матвеевич? - переспросила Зина.

- Ну, да, - со вздохом сказал он.

Подсчеты велись скрупулезно и отняли у Пальму много сил.

- Так в чем же проблема, Иван Матвеевич? - снова спросила Зина.

- Так не стоит, наверное, этот рубин покупать, если столько красоток! воскликнул в отчаянье бессонный Пальму.

- Я не знаю, Иван Матвеевич, - сдержанно сказала Зина, - это уж вы все-таки решите сами.

- Да? - спросил он и, собравшись с силами, подытожил: - Ну, ладно, я решу... Но только очень тебя прошу, Зина, ходи, как положено, ходи в четверке!..

- Будьте спокойны, Иван Матвеевич! - чарующим голосом сказала Зина.

После театрального института ученица легендарного Бориса Вольфовича Зона Зинаида Шарко попала в театр Атманаки.

Сейчас объясню. В те времена - начало пятидесятых - в составе империи "Ленконцерт" жили два таких коллектива. Театр Райкина позже обрел независимость, его помнят все, а театр Атманаки забыли.

Между тем так же, как Аркадий Исаакович, Лидия Георгиевна любила резкую смену костюмов, мгновенные перевоплощения и легко скользила от женских к мужским ролям, щеголяя разными очками, паричками, накладными носами и т.п. Основной ее стиль определялся парадной черной юбкой и черным смокингом с блестящими атласными отворотами.

Положив глаз на бойкую студентку, Атманаки сказала Зине:

- У меня ты получишь сразу восемь ролей, и мы объедем всю страну!

Коллектив приступал к работе над пьесой Владимира Полякова "Каждый день", а режиссером был приглашен лауреат Сталинской премии Георгий Товстоногов. С ним Зина была еще не знакома, но на восемь ролей и гастрольное турне клюнула.

Правда, профессор Зон успел порекомендовать ее в ТЮЗ, но Александр Александрович Брянцев сказал:

- Борис Вольфович, она же - Гулливер, что она будет делать в моем театре?

В действительности Зина не была настолько крупна. Очевидно, Брянцев имел в виду то, что артисты ТЮЗа, призванные всю жизнь играть пионеров и школьников, набирались на манер лилипутов.

На первых же репетициях в театре Атманаки Гога абсолютно Зину покорил и, оценив ее способности, пригласил на работу к себе, то есть в театр имени Ленинского комсомола. Он сказал:

- Вы мне понравились, потому что сразу берете быка за рога.

Тут, помимо творческого контакта, между ними пробежала еще одна тревожная искра, и, как, возможно, померещилось автору, начал исподволь развиваться роман, о котором до сих пор не известно читающей публике. Сама Зинаида Максимовна в воспоминаниях о Георгии Александровиче эту тему успешно обошла, и потому что всегда была благородно скромна, и оттого, что по сей день служит в театре его имени.