Ангел тьмы - Калеб Карр

— Он тебя, поди, работой мучает, — сказала она, открывая серебряный портсигар на мраморной каминной полке.

— Да у него не работа тяжелая, — ответил я, усевшись в докторово кресло, будто хозяин дома. — Он заставляет меня учиться.

— Учиться? — изумилась Кэт, и лицо ее исполнилось едва ли не отвращением. — Какого черта ради?

Я пожал плечами:

— Говорит, если я хочу когда-нибудь сам жить в таком же доме, учеба меня туда и приведет.

— Нашел кого дурить! — возмутилась она. — Спорим, его сюда не учеба привела.

Я снова лишь пожал плечами, не желая признавать, что доктору помогли деньги.

— Хотя я понимаю, почему тебе так все нравится, — продолжала Кэт, осматриваясь. — Вся Гудзон-стрит и в подметки не годится, точно говорю.

При этих словах меня неожиданно посетила мысль — ей, наверное, стоило прийти мне в голову, как только я увидел Кэт, если б не беспокойство о ней, кое с такой силой овладело моим разумом.

— Кэт, — медленно проговорил я, взвешивая идею, — сколько ты провела в притоне Пыльников?

Она села в большое мягкое кресло, обняв себя руками так, будто мерзла, и поежилась, отхлебывая кофе:

— Не знаю — может, месяц или навроде того. В общем, примерно тогда Динь-Дона и встретила.

— Тогда, наверно, ты неплохо знаешь, кто туда ходит, верно?

Она снова поежилась:

— Завсегдатаев — конечно. Но ты ж понимаешь, что это за место, Стиви: к ним туда шишки со всего города заглядывают, что ни ночь. Полгорода уже побывало по разным своим делам.

— Но постоянные посетители — ты их сможешь узнать?

— Пожалуй. Зачем тебе? — Она встала и подошла ко мне. — Чего это ты так смотришь, Стиви? Ты чего-то вдруг странный стал.

На несколько секунд я просто уставился на ковер, потом схватил ее руку:

— Пойдем со мной.

Я почти втащил Кэт по лестнице наверх, в кабинет доктора. Занавеси в комнате, обшитой темными панелями, все еще оставались задернуты, и трудно было различить хоть что-то. Пару раз по дороге к окну я споткнулся, а как следует потянув за шнур, увидел, что не давало мне пройти: книжных стопок на полу стало еще больше, в кабинете царил беспорядок куда серьезней, чем на прошлой неделе.

Кэт мельком осмотрелась, сдвинув брови и утирая нос:

— Эта комната меня не особо впечатляет, — сказала она озадаченно и смущенно. — Чего ему надо с такой кучей чертовых книг, а?

Я не ответил — я рылся в бумагах на столе доктора, ища кое-что и надеясь, что детектив-сержанты оставили хотя бы одну…

Я нашел ее под толстой книгой доктора Краффт-Эбинга — одну из фотографических копий наброска сестры милосердия Хантер, что выполнила мисс Бо.

Поднеся ее ближе к свету, проникавшему через прозрачные белые шторы, все еще закрывавшие окна, я поманил Кэт.

— Видела когда-нибудь эту леди? — спросил я, показывая ей рисунок.

Судя по лицу, Кэт узнала ее мгновенно:

— Конечно, — сказала она. — Это Либби.

— Либби?

— Либби Хатч. Одна из шлюх Гу-Гу. — Она имела в виду Гу-Гу Нокса, предводителя Пыльников. Лицо Кэт сморщилось так, как обычно происходило, если она чего-то не понимала, — словно ее нос крепился к сверлу. — На кой черт твоему приятелю доктору сдался портрет Либби? К тому же — хороший?

— Либби Хатч, — тихо вымолвил я, на несколько секунд выглянув в окно: этого времени хватило, чтобы понять, как мисс Говард и сказала днем раньше, что все это дело намного запутаннее, чем казалось поначалу.

Я снова схватил Кэт за руку:

— Идем!

Она дернулась за мной, как тряпичная кукла, когда я рванул обратно к двери, потом снова развернулся и кинулся к столу, распахнул переплетенную в кожу книгу с адресами и телефонными номерами, которые заносил туда доктор.

— Стиви! — воскликнула Кэт. — Может, все же отцепишься от меня, а? Я не в настроении для атлетизма, знаешь ли!

— Извини, — выдохнул я, одной рукой открыл книгу на разделе «А», разыскал номер и вновь устремился к двери, по-прежнему таща на буксире Кэт.

— Ай! — крикнула она. — Стиви, ты меня вообще слушаешь?

Я не ответил, потому что мы бросились назад, вниз в кухню, а через нее — в буфетную. Наконец, выпустив руку Кэт, я схватил телефонный аппарат и трубку. Через пару секунд мне ответила оператор на линии, и я сообщил ей номер дома детектив-сержантов, точнее — дома их родителей, который располагался на 2-й улице между Первой и Второй авеню, рядом со старым Мраморным кладбищем, неподалеку от двух или трех синагог.

На том конце зазвонил телефон, и ответил женский голос — прямо заорал в трубку, как обычно и поступали люди, до сих пор считавшие телефон изобретением фантастическим.

— Халло? — сказала женщина с сильным акцентом. — Хто этто?

— Да, — ответил я, — нельзя ли мне поговорить с одним из детектив-сержантов?

Кэт отступила на шаг — она, казалось, забеспокоилась:

— Стиви, ты что — звонишь фараонам про меня? — Как всегда ее первым предположением было нечто, имевшее отношение к ней самой.

— Успокойся, — покачал головой я. — Это по делу. — Мне нравилось само это ощущение — что я мог так сказать ей. — Иди налей себе еще кофе. У нас и ледник есть, так что если хочешь… — Я замолк, когда сообразил, что женщина в трубке орет на меня:

— Детектиф-сершант — который фам нушен? Люциус или Маркус?

— А? Ой. Любой, без разницы — в смысле, не важно.

— Маркуса нетт! Ф штап-кфартире! Могу Люциуса! Кто этто — кто есть зфонит?

— Просто скажите, что это Стиви.

— Стифи? — повторила она, похоже, не слишком впечатлившись. — Стифи — кто? Стифи — што?

Я начал слегка терять терпение.

— Доктор Стиви! — заявил я, на что Кэт, собравшаяся уже проверить еду в нашем новом холодильном шкафу, хихикнула.

— По делу, — изрекла она, быстро бросив на меня хитрый взгляд искоса. — Ну да…

— О, йа, доктор Стиви! — удовлетворилась женщина на том конце линии. — Фсеко айн момент, пошалста!

Она бросила аппарат с грохотом, который эхом отдался у меня в ухе и заставил отодвинуть конус подальше.

— Господи Иисусе, — вздохнул я, надеясь, что моя барабанная перепонка не лопнула. — Вся клятая семейка — сумасшедшие как один…

Через несколько секунд телефон на том конце снова загрохотал, и я услышал, как детектив-сержант Люциус говорит, хотя и не в аппарат:

— Нет, мама, Стиви не доктор, он просто… пожалуйста, мама, уйдите! — Раздались какие-то невнятные возражения женщины, потом Люциус снова заявил: — Мама! Уйдите! — Затем он глубоко вздохнул и заговорил в трубку: — Стиви?

— Он самый.

— Извини за все это. Она до сих пор не совсем понимает эту штуку, и не уверен, что когда-нибудь научится. Что стряслось?

— У меня кое-какие новости, и, думаю, они сберегут вам и детектив-сержанту Маркусу время. Сможете забрать его и подъехать сюда?

— Я смогу приехать, — ответил Люциус. — Я тут делал химический анализ образца с кончика той палочки, но как раз только что закончил. Это, кстати, стрихнин. Но Маркус крутится в конторе, потом поедет в Институт. Зачем мы тебе?

— Думаю, лучше вам сказать ему, чтобы подъехал, — объявил я. — По-моему, я обнаружил кое-что… важное.

— Где доктор?

— Они с Сайрусом уже уехали в музей. Впрочем, ненадолго. Сможете все устроить?

— Я сейчас же возьму кэб и постараюсь перехватить Маркуса в Институте. — Тут он снова завопил в сторону: — Нет, мама, вы нюхаете химикаты, не надо ничего мыть… — Его голос снова вернулся: — Мне пора идти, пока мама себя не подожгла. Увидимся через полчаса.

Раздался щелчок, и я повесил трубку. Вернувшись в кухню, я увидел, что Кэт раздобыла яйца и немного селедки и собирается пожарить их на большой сковороде с длинной ручкой.

— Ну, — обронила она с улыбкой, — как твое «дело»?

Я был настолько поражен ее занятием, что не услышал вопроса.

— Кэт… ты умеешь готовить?

— Вот только не надо с таким видом спрашивать, — отозвалась она игриво. — Что, мистер Стайвесант-парк, думаешь, у нас с папой были слуги? Я все время ему готовила. Яйца с селедкой — вот это, я понимаю, завтрак.

Она попыталась разбить яйцо в сковородку, но рука слишком дрожала — и улыбка немедля покинула лицо Кэт, а сама она глубоко вздохнула.

— Скажи, Стиви, — тихо вымолвила она, вновь не глядя на меня. — У твоего друга доктора бывают… ну, знаешь, пациенты у него тут случаются?

— Не-а, — покачал головой я, вполне представляя себе, что она хотела сказать своим вопросом. — Ничего такого, Кэт.

— Просто… — Ее рука вновь затряслась, а глаза наполнились теми же болезненными, безысходными слезами. — Я не знаю, смогу ли разбить яйцо…