Пьяная вишня - Ольга Лазорева

– Боже упаси! – ответила я. – А по какому поводу вы тут собрались?

Я окинула взглядом грязный, засыпанный пеплом от сигарет, крошками, остатками петрушки стол, посмотрела на раковину, полную посуды, потом подняла глаза на Сашу. Он стоял, пошатываясь и улыбаясь. На вид ему было около 26—27 лет. Густые темно– каштановые блестящие волосы, большие карие глаза, гладкая, ухоженная кожа лица, высокая стройная фигура производили приятное впечатление. Если бы не пьяная улыбка влажных, чрезмерно красных губ.

– Так мы еще вчера, – сказал он. – Я приехал, Тоха позвонил, что новые трости ему надо… Он тут на какую-то кошмарную халтуру подписался, как дурачок. Кто ж на такие смешные деньги соглашается? Тем более это балеты! Ну ты, наверно, в курсе? А ты милая. Но сколько тебе лет? – вновь ухмыльнулся Саша и навис надо мной, засунув руки в карманы и слегка покачиваясь.

– Сорок, – ответила я. – А тебя это чем-то не устраивает?

– Что ты, Оленька! – еще шире заулыбался он. – Это то, что Тохе нужно! Может, ты его будешь в руках держать! А то он ведь у нас безбашенный. Впрочем, как и все мы! Но он большой талант, помни об этом и береги его! Береги! – экзальтированно закричал он и закатил глаза.

– Что за шум, а драки нет? – раздался громкий веселый голос Антона, и он стремительно вошел в кухню. – Оля! Ты? Как я счастлив, зая! Что ж не позвонила, я бы тебя у метро встретил! А я ждал тебя, лапуль! Вот, смотри, винца тебе купил и сырочков в шоколаде, ты их вроде любишь.

– Заботливый муженек! – захихикал Саша и погладил Антона по растрепанному чубчику.

Но тот мотнул головой и грозно сказал:

– Отстань, Сашок! А то Оленька еще подумает, что мы пидоры! Я, конечно, тебя люблю, но чисто платонически, – засмеялся он и протянул ему пакеты. – Давай, разгружай! Я тут всего набрал.

Саша взял пакеты и открыл холодильник. Антон наклонился и начал меня целовать. От него пахло перегаром, но это меня почему-то не смутило. Я неожиданно поймала себя на мысли, что тоже не прочь выпить. Неухоженная кухня Антона, грязный стол, заляпанный какими-то пятнами пол, серые от дыма капроновые шторы вызывали странное желание махнуть на все рукой. Хотя раньше я первым делом бросалась все убирать и мыть посуду. Антон плохо справлялся с бытом. В порядке у него были только те вещи, которые служили ему для выступлений. Несколько дорогих белых рубашек, пара фраков, смокинг аккуратно висели в шкафу. Черные галстуки-бабочки лежали в коробке. Лакированные туфли стояли на полках. Гобой имел несколько футляров на все погодные сезоны. Зимний был даже выложен внутри натуральным мехом, кажется, сурка. Для тростей имелась специальная коробочка. Все это было для Антона святым. Мне не разрешалось даже трогать гобой, а не то что подуть в него.

– Я очень скучал, любимая, – зашептал Антон мне на ухо, навалившись на меня.

«Вот уже и любимая, – отметила я про себя. – Быстро все у него!»

Но на душе стало приятно.

– У вас так дело быстро до половой е…ли дойдет, – заметил Саша, выглядывая из-за дверцы холодильника.

– Не беспокойся! – расхохотался Антон. – Ты вне игры! Это моя женщина!

– А ругаться-то зачем? – нахмурилась я.

– А кто ругается? – искренне удивился он. – Просто мы привыкли называть вещи своими именами. Е…ля она и в Африке е…ля! А как иначе? Или ты предпочитаешь на американский манер? Ох, прости, дорогая! Заниматься любовью!

– Фу, как пошло звучит! – сказал Саша.

Он деловито вытер стол и начал накрывать. Я сделала попытку встать, но Саша мило улыбнулся и заявил, что справится сам.

– Вот какой Саша хозяйственный! – хвастливо заметил Антон и даже голову вскинул с гордым видом, словно это он сам воспитал такого парня. – Приятно посмотреть! Он на гастролях всегда со мной! А помнишь, Сашок, – громко захохотал он, – как мы на Сицилию в прошлом году ездили? Ох, и жара стояла! А этот идиот Витек сало взял с собой. Оно у него протухло, ясное дело. И он потом его всем предлагал. Помнишь?

Саша кивнул и тоже начал смеяться.

– Музыканты не отказываются от продуктов, – пояснил он, нарезая копченую колбасу толстыми неровными ломтиками. – Все брали это сало. Потом нюхали, морщились и отдавали в следующий номер. А оно сверху красным перцем было посыпано. Так оно и кочевало из номера в номер. Никто съесть не решался, а выбросить жалко! И мы его прозвали… – Саша сделал паузу и глянул на меня веселыми блестящими глазами.

– Переходящее красное… сало! – закончил за него Антон.

И они громко рассмеялись.

– А помнишь ту кондитерскую в каком-то городке? – после паузы спросил он.

– Которую? – заинтересовался Саша. – Это когда ты обожрался пастой с морепродуктами, а потом туалет искал?

– Ну зачем такие интимные подробности? – засмущался Антон. – Оля! Ты не представляешь! Захожу я в эту кондитерскую, а она маленькая, вся виноградом увитая, внутри чистенько, пахнет ванилью, кругом белоснежные кружевные салфеточки и на фаянсовых тарелках всевозможные сладости. Но главная сласть – это хозяйка. Полная, кудрявая, черноволосая, с огромными влажными черными глазами, пухлыми красными щеками, в красной пышной юбке и белой вышитой кофточке с ох…ительным вырезом. Бюст номер пятый, как минимум, и выпирает, как подошедшее тесто. Я дар речи потерял, к тому же она по-английски ни слова. По-русски тем более! А я так бы ее там и разложил между этими пирожными!

– Антон! – оборвал его Саша. – Не при жене же!

– Ах, да! Простите! – смутился он и замолчал.

Саша уже открыл водку и разлил ее по рюмкам. Мне он налил вино в стакан.

– За все хорошее! – сказал Саша и поднял рюмку.

Мы выпили. Вино разлилось приятной теплотой по желудку. Я закусила сыром. Антон тут же налил мне еще. Он возбужденно ерзал на стуле, без конца смеялся, хватал то меня, то Сашу и начинал целовать взасос как меня, так и его.

– Ах, как я счастлив! – говорил он. – Как мне хорошо! Спасибо, Господи! Что еще нужно человеку? Рядом любимый друг, любимая женщина, на столе водочка, выступление на этих балетах, черт бы их побрал, только через три дня! Я могу отдохнуть с моей любимой зайкой!

Он навалился на меня и вновь начал целовать. Я уже сильно опьянела и пребывала в расслабленном умиротворенном состоянии. И даже дым меня не раздражал. А ребята курили почти без перерыва. Все казалось мне замечательным. Я вспомнила свою поездку и зачем-то стала рассказывать об Алексе и его особняке. Антон попытался сосредоточиться и внимательно уставился в мои глаза. Но периодически его губы расплывались в улыбке, ноздри раздувались, и он разительно напоминал сатира, но это меня только смешило.

– Ты, деточка, не видела особняк моего папочки, – неожиданно прервал меня Саша. – Тоже мне удивление! Мой папа главный дирижер, ясно? Он с самим Швыдким за руку здоровается. А ты тут восхищаешься каким-то капиталистом! Бедные они! Несчастные! Ты просто не знаешь! Все им в жизни до смерти осточертело! Представь, какая скука, когда ты знаешь, что все можешь купить. А ведь это быстро надоедает, уверяю тебя, особенно нам, мужчинам! Нам драйв нужен каждый день, а то все завянет, ну ты понимаешь, где, – хихикнул он.

– Не заметила, что у Алекса что-то завяло, – возразила я. – И он вполне искренне относится к моей подруге.

– Ох ты, ух ты! – расхохотался Саша. – Да ему просто любопытно, вот и все. Он и вас-то пригласил из любопытства. Вы для него словно козявки под микроскопом. А ты про искренность! Но скоро, вот увидишь, все кончится.

– А может, это любовь? – сказала я.

Антон налил мне вина. Я выпила залпом, словно это был сок, так как вкуса спирта уже не чувствовала.

– Любите вы, женщины, на все ярлычки вешать, – заметил Антон и притиснул меня к себе. – И в твоем возрасте, лапочка, пора понять, что подразумевается под этим словом.

– А он все про е…лю, – заметил Саша и засмеялся. – Слышь, Антох, может, я уже того, домой? А вы тут занимайтесь.

– Нет, нет, – бурно запротестовал Антон. – Я тебя в таком виде не отпущу. Места полно, ляжешь в третьей комнате, а мы в спальне. А завтра вместе в Битцу пойдем.

– А Оленька не возражает? – все-таки поинтересовался Саша.

– Как хочешь, – ответила я и пожала плечами.

Мне было действительно все равно, потому что я уже достигла той стадии опьянения, когда мир расплывается перед глазами, реальность искажается, сознание мутится. Я решила, что мне лучше пойти в спальню, и попыталась встать. К моему веселому изумлению, пол сразу начал качаться.

– Куда ты? – спросил Антон и поднял на меня осоловевшие глаза.

– Лечь хочу, – ответила я заплетающимся языком.

– Понял! – тут же воодушевился он.

– Идите, дети мои, – важно проговорил Саша, – а я тут пока посуду помою.

Он взял пустые тарелки со стола, но не удержался на ногах, пошатнулся и уронил их. Я, не обращая внимания, поплелась в ванную. Там долго стояла под холодным душем, но опьянение не проходило. Тогда я закуталась в большое махровое полотенце и отправилась в спальню. Упав на тахту, мгновенно отключилась. Первый раз очнулась от того, что Антон навалился на меня. Он что-то бормотал, тискал меня, целовал мокрыми губами. Я вяло отвечала. Потом он перевернул меня и вошел сзади. Но я практически не реагировала, так как сознание все еще плыло, и мне, по большому счету, было все равно. Не знаю, сколько это продолжалось. Но мне показалось, что бесконечно. Антон, видимо, из-за сильного опьянения, никак не мог завершить процесс. Не помню, как уснула снова.