Любимая невеста (ЛП) - Джеймс

во мне, когда я смотрю на жестокое, ухмыляющееся лицо Алексея и испытываю глубокое, интуитивное желание стереть с него это выражение.

Я не могу. Я сделаю только хуже. Я повторяю это снова и снова в своей голове, стараясь не думать о том, что он делал со мной прошлой ночью, о том, что он отнял у меня, что он собирается отнять у всех нас. Я цепляюсь за мысль, что я должна сохранять спокойствие, что я должна защищать других, и на мгновение мне кажется, что он собирается отступить, возможно, пригрозить нам и уйти. Но вместо этого он протягивает руку, чтобы погладить Анику по волосам, улыбаясь при этом.

— Ты будешь хорошей девочкой для своего нового папочки?

У Аники отвисает челюсть.

— Я не хочу… — начинает она жалобно говорить. У нее не было шанса закончить предложение, потому что я резко оттаскиваю ее от Алексея, укладываю на подушки и бросаюсь к нему, в этот момент все остатки самообладания, которые у меня были, улетучиваются.

— Отойди от нее, ты, гребаное чудовище! — Я визжу, толкая его в грудь, мои руки царапаются, когда я пытаюсь царапнуть его ногтями по лицу только для того, чтобы он быстрым рефлекторным движением схватил мое запястье, его пальцы обхватывают его так сильно, что я вскрикиваю от боли.

Глупо, глупо, глупо. Это слово эхом отдается в моей голове, потому что я знаю, что это было неправильно, что я никогда не должна была терять контроль, что, делая это, я подвела Анику, Елену, Ану и всех остальных, кто зависит от меня. Я сделала все намного хуже. Тем не менее, моя ярость ощущается как живое, дышащее существо, скручивающееся в животе, пока я не чувствую, что меня сейчас стошнит, пока я не чувствую, что пожертвовала бы всем, только чтобы увидеть, как лицо Алексея превращается в кровоточащие ленты.

— Ты не тронешь моих детей, — шиплю я, моя грудь вздымается. Краем глаза я вижу, как Саша быстро пересекает комнату, хватает Анику и Елену и уводит их в свой угол, София и Ана, вне досягаемости Алексея. София движется впереди всех, ее лицо бледное и напряженное, но Алексей не обращает внимания ни на кого из них. Его внимание полностью сосредоточено на мне, его хватка усиливается, пока не возникает ощущение, что он может раздавить мне запястье своими длинными пальцами, и я на грани слез от боли.

Он нависает надо мной, и по его лицу расползается та холодная, расчетливая улыбка, которую я начинаю узнавать лучше, чем хотелось бы.

— О, но они не твои дети, не так ли? — Алексей холодно улыбается. — Они принадлежат Виктору. Если быть точным, Виктору и Кате. В них нет ни капли твоей крови. О, я знал Катю, если тебе интересно. Мы все завидовали Виктору. Она была совершенством: блондинка, голубоглазая, с фарфоровой кожей и фигурой, о которой мужчина мечтает по ночам. Мы все дрочили, думая о ней.

Он ухмыляется, облизывая губы.

— Впрочем, нам всем повезло, что она не была нашей. Ты знаешь об этом, не так ли? Знаешь, что она оказалась безумной шлюхой, избалованной и толстой, отчаявшейся, и что она перерезала себе вены, потому что была слабой?

Я слышу тихий вздох с другой стороны комнаты и мельком вижу, как Саша и София двигаются одновременно, прикрывая девочкам уши, чтобы они не слышали. Рот Софии открылся от шока, но я ничего не могу с этим поделать прямо сейчас. Алексей все еще смотрит на меня, его злобная улыбка становится все шире.

— Виктор выбрал тебя следующей. Красивая итальянская невеста. Такая неуместная среди нашей грубой братвы. Или тебе так говорили, верно? У нас нет ни утонченности, ни манер. Просто животные, добывающие пропитание на холоде, убивающие без разбора. — Он смеется, его язык влажно проводит по нижней губе. — На самом деле жизнь становится намного лучше, как только ты перестаешь пытаться быть лучше, чем о тебе думают все остальные. Как только ты уступаешь своей низменной природе.

— Отпусти меня. — Я пытаюсь вывернуться из его рук, но его хватка только усиливается, пока я не чувствую, как маленькие косточки моего запястья трутся друг о друга. — Пожалуйста, ты делаешь мне больно…

— Я могу представить, что Виктор рассказал тебе о твоей низменной природе, не так ли? — Алексей ухмыляется. — Я бывал с ним в Москве в деловых поездках раньше. Я видел женщин, которых он ищет в клубах и борделях. Женщин, которые могут переносить боль, но, что еще важнее, женщин, которым это нравится. — Он подносит мою руку к своему рту, засасывая два моих пальца в рот. — Соленые. Я действительно наслаждаюсь вкусом твоих слез.

— Алексей, пожалуйста… — Я не хочу умолять его, ненавижу, что опускаюсь до этого после нападения на него всего несколько секунд назад. Он опасно близок к тому, чтобы сломать мне запястье. От боли у меня на глаза наворачиваются слезы, мое тело дрожит от агонии и страха, и с каждым мгновением я все больше впадаю в панику.

— Ах да. Мне действительно нравится слушать как ты умоляешь. Я собираюсь трахать тебя каждую ночь, я думаю, до тех пор, пока ты не будешь умолять меня вот так же между простынями. Пока ты не поддашься своей низменной натуре со мной точно так же, как ты это сделала с ним. — Он наклоняется вперед, его дыхание щекочет раковину моего уха. — Пока я не отниму у него все, что у него осталось…тебя.

— Почему? — Я почти всхлипываю, задыхаясь. — Почему я?

Алексей ухмыляется.

— Почему? Потому что я хочу все, что есть у Виктора. А ты… ты почти самое важное для него. Единственное, что ему дороже тебя, это его дети.

— Это неправда, — отчаянно шепчу я. — Это не так. Я даже близко не настолько важна для него…

Алексей фыркает.

— Если ты действительно так думаешь, царица, то ты глупее, чем я думал, а я на самом деле думал, что ты довольно умна. — Его глаза скользят по мне, задерживаясь на моей груди. — Итак, каким должно быть твое наказание, как ты думаешь?

— Наказание? — Я прохрипела это слово, внезапно очень отчетливо ощущая устремленный на меня взгляд, тихий испуганный вздох Аны при словах Алексея.

— Ты не можешь думать, что я просто позволю тебе напасть на меня без последствий. Каким оно должно быть? Должна ли ты отсосать мне на глазах у своих друзей? Нагнуться для меня, чтобы я мог трахнуть тебя здесь? Может выпороть тебя ремнем?

Я ошарашенно смотрю на него, пока он не начинает раздражаться, и его жестокая улыбка не гаснет.

— Выбирай, царица, или я выберу за тебя.

Я не могу. Я просто не могу. Не здесь, не перед Софией, Сашей и Анной, не перед моими дочками.

— Где-нибудь в другом месте, — умоляю я. — Пойдем в твою комнату…

— Нет, — твердо